Опасная игра бабули. Руководство по раскрытию собственного убийства - Кристен Перрин
На том конце линии на секунду воцаряется тишина, а потом я слышу приглушенные ругательства. Когда доктор Овусу отвечает, ее голос полон сдерживаемого гнева.
– Магда сказала, что процедура заказа изменилась. У нее были списки лекарств на официальных бланках и накладные, все выглядело подлинным. И она заказывала не только окситоцин или морфин – в основном в ее списках был стандартный набор для «Скорой». Инъекции эпинефрина, инсулин и тому подобное. – Она ненадолго умолкает. – Вы уверены?
– Уверена.
– Тогда я должна позвонить Роуэну. Пусть с этим разбирается он.
– Он уже в курсе, – отвечаю я, и у меня сосет под ложечкой.
Интересно, насколько детектив Крейн приблизился к разгадке убийства тети Фрэнсис? За три дня столько всего произошло, а на разгадку осталось еще четыре. Но это не имеет значения, если Крейн раскроет убийство уже сегодня. Я даже не могу заставить себя пожелать ему быть плохим детективом или как-то ему помешать. Придется действовать по плану и надеяться, что я получу ответы первой.
– Но у меня есть просьба, – добавляю я. – Вы не могли бы поговорить с Магдой, но не раскрывать ей, что все знаете. Ради Фрэнсис.
– Вы же не впутаетесь в какое-нибудь рискованное предприятие, Энни? А то я ведь с легкостью попрошу Роуэна вас обуздать, если решите прыгнуть выше головы.
– И позволите ему раскрыть дело раньше меня? Позволите «Джессоп филдс» застроить поместье непонятно чем, лишь бы выжать побольше денег, и тем самым настроите против себя всю деревню?
– Я думаю, вам следует больше доверять Роуэну, – говорит она. – Он действует очень осторожно, Энни, стараясь обезопасить всех и при этом выполнить свою работу, а вам дать возможность провести собственное расследование. Но если вы умрете, то никому не поможете.
Я изо всех сил пытаюсь взять себя в руки, потому что чем больше размышляю над планом, тем глупее он кажется.
– Можете распустить кое-какие слухи? – спрашиваю я. – Шепните Магде, что я раскрыла убийство Фрэнсис. Сможете это сделать?
– Вы уже знаете, кто убийца? Потому что в таком случае должны обратиться к Уолту Гордону.
– Мне кажется, я раскрыла дело, но надо получить еще кое-какие доказательства. Так вы мне поможете?
Снова повисает пауза, и наконец я слышу вздох.
– Хорошо, – соглашается она.
– Спасибо.
– Но я также сделаю все возможное, чтобы вы оставались в безопасности, а значит, сообщу Роуэну о нашем разговоре.
Я морщусь.
– Поступайте, как считаете нужным.
– Вы тоже, – говорит она и отключается.
Глава 36
Я сжимаю и разжимаю кулаки в одном ритме с церковными колоколами и понимаю, насколько нервничаю перед встречей с Джоном Оксли. Время в Грейвсдаун-холле тянулось слишком медленно, и я была уже не в состоянии просто бродить по комнатам. Поэтому я вызвала такси, решив, что нельзя избегать церкви и семейных связей. Церковь стоит на пригорке, напоминая уменьшенную копию руин замка на большом холме в другом конце города. Я медленно поднимаюсь, пробираясь между покосившимися надгробиями и разросшимися тисами.
Из церкви вытекает людской ручеек – женщины в лиловых и бирюзовых шляпках болтают с мужчинами в помятых костюмах. Я оглядываюсь на подножие холма и вижу мелькание объемного белого платья, а потом дверца элегантного черного автомобиля захлопывается. Мне кажется, сейчас неподходящий момент, чтобы подойти к Джону и сказать: «Здравствуйте, я Энни, ваша внучка», поэтому я нахожу скамейку чуть в стороне от церкви, откуда могу немного понаблюдать. Вскоре людской поток редеет, а машины движутся только в одном направлении – к гостинице «Касл-хаус».
Джон беседует с пожилой дамой, но смотрит не на нее, а на меня. Он выглядит точно так же, как на фотографии с церковного сайта – седые волосы аккуратно зачесаны, худощавое телосложение говорит об активном образе жизни. Не могу сказать почему, но он производит впечатление теннисиста или гребца. Я пытаюсь представить, как в восемнадцать лет он тайком встречался с Эмили – воплощенный стереотип подростка изменщика и обманщика. Пытаюсь представить его убийцей и чувствую удовлетворение, когда мне это не удается.
Но меня поражает еще кое-что – цветы. Здесь только розы, причем совершенно особые. Перед церковью стоит два больших букета, и внутри, надо полагать, она тоже украшена ими. Это те самые розы с фермы Арчи Фойла, вплоть до самого крошечного бутона. Должно быть, Арчи продолжил традицию после смерти Фрэнсис и сам доставляет розы в церковь, потому что они свежие. Наконец викарий заканчивает беседу и направляется ко мне. Я сжимаю и разжимаю кулаки, размышляя, стоит ли рассказывать, как много я знаю о его прошлом.
– Я все думал, когда мы случайно пересечемся, – дружелюбно произносит он. – Я слышал, что вы в городе, но сомневался, что найдете причину ко мне наведаться. Лора и ее родители никогда не ходили в церковь. Разрешите? – Он указывает на скамью рядом со мной.
Джон тепло, почти застенчиво улыбается. Наверное, сейчас у него в голове проносятся тысячи мыслей. Он долго и пристально смотрит на меня.
– Конечно, – отвечаю я.
Интересно, что он видит, глядя на меня? Мои белокурые волосы, широко расставленные глаза и высокие скулы. Видит ли он во мне Эмили Спарроу? Или просто на удивление знакомые черты? А теперь, наконец внимательно его рассмотрев, я понимаю, что унаследовала от Джона скулы и глаза. Наверное, именно поэтому, разглядывая фотографии Эмили, я не заметила ее сходства с мамой. Наши светлые волосы – от Эмили, но все черты лица – от Джона. Меня затапливает тепло – я ведь никогда не видела ни Питера, ни Тэнси, ни отца. А этот милый пожилой человек смотрит на меня с таким восторгом, что я чувствую свою значимость, хотя просто сижу на скамейке. Для него я нечто потрясающее всего лишь из-за факта моего существования.
Для меня это новое чувство, и оно подобно веселому потрескиванию поленьев в разожженном впервые костре или успокаивающему запаху пекущегося хлеба. Я до сих пор не испытывала ни того, ни другого. Наверное, это обновленное ощущение семьи. Оно не преуменьшает необычное мамино воспитание, но открывает новое измерение этого слова.
Я решаю идти напролом.
– Питер и Тэнси, наверное, боялись, что мама узнает о том, что вы ее настоящий отец. Так?
Если его и потрясла моя прямота, он этого не показывает. Только вздыхает, как будто от облегчения.
– Питер и Тэнси… – Джон раздувает щеки, обдумывая ответ. – Они были очень осторожны с Лорой. Мне кажется, как единственный ребенок, она олицетворяла для них хрупкий баланс счастья, и
