Опасная игра бабули. Руководство по раскрытию собственного убийства - Кристен Перрин
– Откуда вы знаете? В смысле, насчет школы и визитов к тете Фрэнсис? И насчет того, что вы настоящий отец мамы?
Я не могу заставить себя произнести слово «дедушка».
– Я знаю, что настоящий отец Лоры, потому что после ее рождения Форд заплатил за тест на отцовство. Тогда это был относительно новый научный метод, но Форд хотел убедиться. А мне сказала Фрэнсис, чему я рад. Мы с Фрэнсис раз в неделю вместе пили кофе, много лет. И она держала меня в курсе вашей с Лорой жизни. Мы встречались в гостинице «Касл-хаус», это стало чем-то вроде традиции. – Джон тепло улыбается. – Меня ужасно огорчила новость о ее смерти, но обстоятельства смерти возмутили до глубины души. – Его глаза увлажняются, и он несколько раз моргает, но не отворачивается. – Я так и не перестал ее любить.
Я даже не знаю, что на это ответить, поэтому просто молчу. На руке Джона нет кольца, и у меня щемит сердце, когда я представляю, как он многие годы любил Фрэнсис, а она все больше от него отдалялась. Но они хотя бы сохранили дружбу.
– Жаль, я так и не признался Лоре, что я ее отец, – наконец произносит Джон, – но я дал слово Питеру и Тэнси и понимаю, почему им это было необходимо.
– Уверена, мама с радостью вас навестит и услышит из ваших уст правду.
Мне многое придется рассказать маме, и теперь, после открытия выставки, у меня нет больше предлогов держать ее в неведении.
– Я читал об ее успехах в газетах, – признается Джон и с гордостью улыбается. – А когда родилась ты, Фрэнсис принесла фотографии на наши еженедельные посиделки за кофе. – Он на секунду умолкает, а потом добавляет с дрожью в голосе: – Мне так не хватает этих утренних встреч за кофе.
– Конечно, я не могу заменить Фрэнсис, но, может быть, вы выпьете со мной кофе? – тихо спрашиваю я.
– Ты останешься в Касл-Нолле?
Джон выглядит взбудораженным, и семейные узы притягивают меня с такой силой, что я понимаю, где мое место.
– Да, – убежденно отвечаю я. – Останусь.
Глава 37
Вернувшись в дом, я звоню маме из комнаты с архивом тети Фрэнсис.
– Прости, что не позвонила раньше, как проходит выставка?
– О, просто прекрасно! Честно говоря, рецензии потрясающие, и картины отлично продаются. Теперь у меня есть деньги, чтобы арендовать собственную студию, не придется ютиться в подвале. Ах да, кстати! Энни, ты не могла бы сказать адвокату тети Фрэнсис, что больше не нужно присылать мне деньги? Наверное, на прошлой неделе произошла какая-то ошибка и пришел очередной чек на двести фунтов. В нем нет необходимости.
– Погоди-ка, чеки от тети Фрэнсис всегда приходили через фирму «Гордон, Оуэнс и Мартлок»? – спрашиваю я, вспоминая о банковских выписках, и кое-что начинает проясняться.
– Нет, они всегда приходили напрямую от тети Фрэнсис, но за неделю до того, как ты получила письмо, ну то самое, о встрече, начали приходить от адвоката. Тогда я не стала задавать вопросов, деньги есть деньги, верно? Особенно когда их не хватает. Но ты не поверишь, за сколько купили одну мою картину! – восклицает мама, почти сбиваясь с дыхания. – Об этом даже в «Таймс» написали! И дело не только в деньгах. Моя карьера снова на взлете. Я так волновалась, что выставка не удастся, но люди по-настоящему понимают мои картины, и это так приятно.
Я улыбаюсь от радости, что мама наконец-то снова настроена оптимистично.
– Это здорово, мам, я знала, что все будет хорошо.
– Ну ладно, – выдыхает она. – А почему ты до сих пор в Касл-Нолле? Неужели Саксон пытается оспорить завещание тети Фрэнсис? Или поместье решили разделить?
У меня нет сил рассказывать ей обо всем – как я увязла в хитроумной игре Саксона, пытаясь обойти его, чтобы сохранить наш дом в Челси и не отдавать поместье Грейвсдаун в руки застройщикам. Теперь завещание тети Фрэнсис вызывает уже слишком много эмоций. Узнав об Эмили и всех событиях того лета, когда им было по семнадцать, я просто обязана победить. А для этого должна мыслить ясно.
– Еще идут споры относительно завещания. Я останусь здесь, пока все не утрясется, и сделаю все возможное, чтобы дом остался у нас, – отвечаю я. – Скоро опять позвоню, ладно?
Я завершаю разговор и открываю фотографию банковской выписки. Мама подтвердила то, что я заметила, когда впервые увидела распечатки: первая крупная сумма поступила юридической фирме за неделю до того, как я получила письмо. В тот день, когда тетя Фрэнсис получила сундук, который я отправила. В тот день, когда она обнаружила тело Эмили, и это все изменило.
Представляю, в каком она была ужасе, найдя тело Эмили после многолетних поисков. Я воображаю, как она лихорадочно металась по комнате с расследованиями, мысленно повторяя предсказание.
В отчаянии она изменила завещание, пытаясь отсрочить неминуемую смерть. Лишить наследства маму, не сделавшую ничего плохого всем, кроме Фрэнсис, казалось жестокостью. Могу представить, как Уолт пытался ее отговорить, а Бет, чтобы избавить Фрэнсис от паранойи, прятала книги с королевой на обложке, чашки из королевского фарфора и даже вилки, показавшиеся какими-то неправильными.
А когда Уолту не удалось убедить ее не менять завещание, он нашел способ поддержать маму. Маму, которая почти даже не знала Уолта. Эти несколько чеков дали ей возможность закончить последние картины и купить все необходимое для выставки. Слезы жгут глаза, и я несколько раз их смаргиваю. Тетя Фрэнсис была права – Эмили не получила возможности стать лучше, в отличие от всех остальных, кто тоже совершил в то лето множество ошибок. Думаю, Уолт это понимал. Помощь маме была его способом показать, что он до сих пор помнит Эмили, простил ей нарушенные обещания и осознает, как многого ее лишил.
Я думаю о фотоальбоме Роуз. Там есть фотография тети Фрэнсис в шерстяном пальто, которое она сорвала с Эмили в тот день, когда узнала об ее беременности. Эта фотография и то, что Джон и Уолт
