Михаил Рогожин - Супермодель в лучах смерти
Воркута прошелся по каюте. Его лысина покрылась испариной. Он почесал короткую бороденку и задумчиво произнес:
— Будешь работать на меня. А пикнешь, вся твоя темная жизнь всплывет, точно разложившийся труп.
Лариса ничего не ответила. Она ужасно устала и хотела лишь одного — избавиться от всех старых знакомых. Никогда она не участвовала в криминальных проектах, хотя через ее счета проходили разные деньги, в том числе и грязные. Свою чудовищную страсть она не причисляла к «уголовке». Не она же выносила приговор этим несчастным. Редкие дни затмения, особенно после очередного наслаждения пытками и убийством, сменялись долгими неделями, а порой даже месяцами апатии и тихой печали. Никому она не причиняла вреда, сносно относилась к мужчинам и даже отвечала на их комплименты. Леонтович ворвался в ее психику подобно электрическому разряду. Она и предположить не могла, что такой человек способен обратить на нее внимание. Он словно заворожил ее, и, кажется, впервые в жизни Лариса почувствовала влечение к мужчине. Поэтому столь сильно испугалась разоблачения.
Воркута не торопился. Он понимал, что Лора-гестапо никуда от него не денется. Главное, чтобы не вывела на него. А для этого одного испуга и шантажа недостаточно. Он знал идиотскую бабскую психологию, долго прятать в себе свои грехи, а потом, ни с того ни с сего, начать рвать на себе волосы и орать о них всему миру. Одним словом — неустойчивая психика.
— Тут крутые дела начнутся. Граф, он со мной в паре. Про твои художества не заикнется, пока не прикажу. Живи, наслаждайся морем и держи язык за зубами. Ясно?
Лариса кивнула головой и про себя решила из Афин первым же рейсом улететь в Москву.
Казалось бы, разговор между ними был исчерпан. Воркута уже собрался уходить, но в дверь постучали. Он по-звериному напрягся, вытащил из-под куртки пистолет и показал им, чтобы Лариса открыла, а сам спрятался в полупустой стенной шкаф.
В каюту вошел Лавр. Осмотрелся, задержал взгляд на Ларисиной трясущейся руке с зажатой в пальцах сигаретой.
— Случилось что-нибудь?
Лариса не ответила. Она с секунды на секунду ждала выстрела. Страх парализовал ее. Приход Лавра совсем доконал ее. Она была готова упасть у его ног.
— Чем ты напугана? Кто тебя испугал? — не отставал Лавр.
Лариса пожала плечами и сквозь зубы произнесла:
— Вы.
— Не ври. Со мной такие штучки не пройдут. Это ты заливай графьям да всяким шоуменам, — он вплотную подошел к ней и схватил за подбородок. — Отвечай! Ты встретила Воркуту? Да? Где ты его встретила?
Лариса с трудом вырвалась из его рук. Даже уши у нее дрожали в ожидании выстрелов.
Лавр понял, что криком ничего не добиться. Он сел на стол, достал пистолет и, поигрывая им, принялся объяснять:
— Мне рассказала Татьяна о вашем разговоре. Ты подтвердила, что Воркута хотел убить графа, теперь остается найти его среди пассажиров корабля. Занятие нетрудное. Тем более, ты его уже видела. Видела, а?
Лариса замотала головой и зарыдала.
— Успокойся ты наконец! Пошли, со мной бояться нечего. Я дам тебе охрану, и вы будете искать вместе этого подонка. Клянусь, ни один волос не упадет с твоей головы.
Он наглядно покрутил у Ларисиного лица пистолетом, спрятал его и подтолкнул ее к выходу. Лариса безропотно подчинилась. Самым огромным ее желанием было побыстрее выбраться из каюты.
Воркута удостоверился, что они ушли и возвращаться не собираются, вылез из шкафа, отхаркивая и сплевывая прямо на палас набившуюся в носоглотке пыль. Подошел к бару, достал банку пива, не отрываясь, осушил ее и прислушался к шумам за дверью. Ничего подозрительного не обнаружил и спокойно вышел из каюты.
Навстречу ему шли конкурсантки. Они громко разговаривали, смеялись и что-то показывали руками. Среди них была Люба. Она первая заметила Воркуту и едва не вскрикнула. Он полоснул по ней взглядом, от которого можно было упасть в обморок. Не чувствуя под собой ног, девушка прошла дальше, бессознательно вцепившись в руки идущих рядом девушек. Как только они оказались на палубе, она, ни слова не говоря и не извиняясь за синяки, оставленные на запястьях подруг, постаралась скрыться из вида.
Она мечтала лишь об одном — добраться до каюты Павла и забиться с головой под его одеяло. Она не сомневалась, что Воркута совершил что-то ужасное. Именно такой его взгляд она ощутила на себе в тот момент, когда он выстрелил в Ваню-Нахичевань. Ничего страшнее она в своей жизни не видела. Этот взгляд тогда парализовал ее волю настолько, что она сразу потеряла сознание и повалилась на мокрый от крови пол рядом с трупом любовника.
Сейчас ей удалось удержаться на ногах, но сознание хаотично выбрасывало из глубин памяти яркие картины того убийства, и Любе казалось, что минуту или две назад произошло то же самое. Это чувство заставляло ее бежать, но ватные ноги еле передвигались. Попадавшиеся навстречу пассажиры сначала смотрели с удивлением, а пройдя мимо, останавливались и начинали спорить:
— Пьяная?
— Нет. Обкурилась.
— Это та, которая с графом!
— Он тоже не выходит из каюты. Наркоманы…
А граф сидел в кресле, тупо уставясь в телевизор. Он не замечал меняющихся кадров фильма. Ему необходимо было окончательно уяснить для себя план действий. Перед ним был небогатый выбор решений, но все-таки выбор. Либо личная месть, что намного упрощает решение задачи, либо другое, а именно намотать нервы на кулак, войти в самую суть дел Маркелова, использовать Воркуту, выяснить подноготную этого роскошного круиза и найти тот самый криминал, запах которого почувствовал профессиональным чутьем отставной генерал Александров.
От этих размышлений его отвлекла Люба. Она не стучала в дверь, она бессильно ее царапала.
Павел сначала не понял, что это за звуки. На его вопрос: «Кто там», ответа не последовало. Он вооружился палкой с вмонтированным внутрь клинком и рванул дверь на себя.
Люба не могла вымолвить ни слова. Она прошла мимо Павла и упала на его постель. Он поначалу хотел выразить свое недовольство, но понял, что с девушкой что-то случилось.
— Ты ранена?
Люба в ответ прошептала:
— Я здорова. У меня галлюцинации. Дай что-нибудь выпить. Покрепче.
— Тебе же нельзя, — воспротивился Павел.
— Дай, — прошептала она.
Он достал из бара виски, налил ей в стакан, бросил лед и протянул. Люба выпила прямо из его рук все до дна. И уткнулась лицом в подушку. Павел постоял над ней, налил виски себе. Но передумал пить. Выключил телевизор и уселся в кресло.
Люба лежала минут десять и, когда Павел решил, что она заснула, вдруг резко развернулась и села на постели.
— Я только что видела Воркуту. Он выходил из каюты той бабы, которая цветами тут все украсила. Я знаю ее каюту, заходила советоваться, какой цветок заколоть в волосы.
— Опять твои выдумки! Может, она его сама пригласила?
Люба посмотрела на него скептическим взглядом и вздохнула, давая понять, что ей надоело недоверие Павла.
— Я почувствовала, там произошло убийство. Тогда, в Ростове, он также страшно посмотрел на меня. Пойми, в каюте осталась лежать бездыханная женщина. И снова я невольно стала свидетелем. Он же моментально догадался, что я все поняла. Теперь очередь за мной…
Губы ее затряслись, и она зарыдала. Утешать было бесполезно. Павел сомневался в ее рассказе, но понимал, что она напугана по-настоящему. Он налил в стакан еще виски и почти силой влил ей в рот, расплескивая жидкость по лицу.
Алкоголь подействовал довольно быстро. Рыдания стали переходить в мерное посапывание. Люба свернулась клубком и была похожа на ребенка, проснувшегося от страшного сна и после родительского утешения снова безмятежно заснувшего.
Графу ничего не оставалось, как примириться с тем, что рядом ним будет спать насильно залезшее в его постель юное создание. Но сам он вдруг почувствовал, что на душе у него стало попокойнее. Отступило одиночество.
Глава семнадцатая
Татьяна встретилась с Пией в баре. Обе были слегка взволнованы. Хотя всячески старались вести себя раскованно. Они заказали шампанское и мороженое. Гречанка изысканно смотрелась в ослепительно белом прямом платье с золотистой отделкой, прикрывавшем колени, но имевшем боковые разрезы почти до бедра. Сверху она набросила на плечи такую же белую, крупной вязки шерстяную кофту.
Татьяна, верная своему броскому имиджу, надела трикотажную салатовую мини-юбку, облегающую ее широкие бедра, и зеленый свитерок с розовыми цветами.
Где бы они ни появлялись, сразу оказывались в центре внимания, и только в баре «Сафо» сложилась спокойная непринужденная обстановка. Этот бар почему-то считался интимным, и туда туристы захаживали редко. Подружки молча подняли фужеры с шампанским и царственно кивнули друг дружке головами.
