Явка с повинной - Виктор Алексеевич Пронин
Следователь: Гражданин Паденчук, знаете ли вы сидящего перед вами?
Паденчук: Да. Он помог мне сбросить в воду человека, которого я убил прошлой осенью. Но никакими угрозами я от него ничего не добивался. Просто я попросил его, чтобы он помог мне спрятать труп. Он согласился.
Следователь: Как вы думаете, почему он согласился?
Паденчук: Мне кажется — испугался. Когда я сказал ему, какая мне нужна помощь, он словно очумел, мне приходилось подсказывать ему самые очевидные вещи. Ну, например, когда мы вернулись с реки, он забыл привязать лодку, я сказал ему, чтобы он это сделал. Сказал также, чтобы он отнес весла в сарай, а ключ от лодки повесил на место. Он все это делал, но как-то механически... Несколько дней таскался за мной повсюду. Думаю, он боялся остаться один, опасался, что я все свалю на него. У меня тогда было очень мало денег, но пришлось и ему купить билет, а потом я его попросту прогнал.
Следователь: Почему вы сказали, что вам пришлось купить ему билет?
Паденчук: Мне не хотелось ехать с ним, он был обузой. Но он так клянчил, что я не мог ему отказать.
Следователь: Гражданин Владимиров, вы подтверждаете показания Паденчука?
Владимиров: Нет... То есть да... О внешней стороне событий он говорит правильно, я действительно вынужден был помогать ему... Но я не клянчил. Я просто спросил, не поехать ли нам вместе. Вот и все.
Они взглянули друг на друга только один раз — когда оба оказались в одном кабинете. А потом обращались только к следователю, даже когда опровергали или уточняли показания друг друга. Следователь был каждому из них ближе, в нем они хотели вызвать какое-то сочувствие, перед ним хотели оправдаться или хотя бы попытаться это сделать.
Вот, собственно, и вся история. Состоявшийся суд признал Паденчука Николая Юрьевича виновным в убийстве (ст. 102 Уголовного кодекса РСФСР) и приговорил его к десяти годам лишения свободы. Владимиров был признан виновным в укрывательстве убийства и осужден к одному году исправительных работ. Суд учел его чистосердечное раскаяние и явку с повинной, которые, согласно статье 38 Уголовного кодекса РСФСР, признаются обстоятельствами, смягчающими ответственность.
Так почему же все-таки Николай Паденчук совершил убийство? Как он объясняет, его охватила внезапная ненависть к человеку, который хотел даже помочь ему. В этом человеке он словно увидел виновника всех своих неудач, а если не виновника, то по крайней мере объект, на котором можно сорвать зло за все свои безуспешные попытки зажить «красивой» жизнью. В ту ноябрьскую ночь Паденчук оказался на берегу реки, еще не совершив опасного преступления, но уже готовый к нему. За его плечами был уже немалый груз. Оскорбление человеческого достоинства, вроде бы «невинная» кража, «заимствование» вещей у людей, которые ему доверились, пренебрежение к близким и... И однажды утром человек просыпается злым и опустошенным, потому что за всем этим — постоянное стремление прятать свои мысли от окружающих, боязнь проговориться и ощущение, что все люди — враги, которых нужно опасаться. Нужно прятаться от порядочных, самому притворяться порядочным, а делать это с каждым днем, с каждой новой подлостью все труднее... И выдерживает не каждый.
«ВСЕ ПРАВИЛЬНО...»
Мой сосед, выходя иногда покурить на лестничную площадку, не прочь бывает рассказать о том, как он однажды совершил убийство. Ни больше, ни меньше. Давя окурки о подоконник, снова закуривая, обжигая пальцы, пряча глаза и в то же время стараясь встретиться взглядом, чтобы оценить отношение собеседника, он говорит обо всем случившемся так подробно, приводит такую уйму деталей и все это с такой неподдельной болью в голосе, будто старается освободиться от мучавших его воспоминаний...
Это, по его словам, произошло поздней осенью на одной из подмосковных железнодорожных платформ. Пассажиры, ожидающие вечернюю электричку, отвернулись от холодного ветра и смотрели в одну сторону. Поэтому мой сосед даже не заметил двоих парней, которые подошли к нему со спины. Неожиданно парни набросились на него и начали жестоко избивать. Но когда один из нападавших вынул нож, моему соседу как-то удалось выхватить его. Он сам не помнит, как в горячке ударил этим ножом одного из парней. Удар оказался смертельным. За убийство при превышении пределов необходимой обороны моему соседу назначили лишение свободы. Отбыв свой срок, он понял, что жизнь в общем-то сломана. Устроился на мебельную фабрику и уже никуда не стремился, считая, что с его биографией теперь вряд ли удастся добиться чего-нибудь стоящего.
— Спасибо еще, что от станка не гонят, — говорил он, заканчивая рассказ. И на губах его застывала улыбка безнадежности, даже какой-то обреченности.
Но однажды из разговора с его женой я узнал, что на самом деле никакого убийства не было. И лишения свободы не было. А самое большое наказание, какое понес мой сосед в своей жизни, это пятнадцать суток за мелкое хулиганство. Узнал я, что он вообще не любитель драться и, если уж оказывается замешанным в «историю», то чаще достается ему, а не от него.
— Зачем же он напраслину на себя возводит? — удивился я.
— А! — женщина устало махнула рукой. — Хвастун.
— Как хвастун? — я еще больше удивился. — Он что же, хвастает тем, что человека убил?
— А почему бы и нет? — улыбнулась женщина. — Когда о себе совсем нечего рассказать, сгодится и это... Ну чем еще ему хвалиться? Человеку пятый десяток, а не удосужился получить даже среднее образование. У станка стоит рядом с молодыми ребятами, вчерашними школьниками, да и они уже его обходят...
Итак, что же получается? Мой сосед совершенно уверен в том, что его рассказ придает ему некую значительность, романтическую загадочность, а его судьбе — трагичность.
Историю о моем соседе я рассказал в качестве вступления к другой истории, более любопытной и более настораживающей. Хотя суть ее та же самая: отношение человека к преступлению.
Несколько лет назад жители Краснодара были сильно взбудоражены слухами о появившейся неизвестно откуда «неуловимой группе грабителей». Преступления совершались с особым цинизмом, средь бела дня, чуть ли не на глазах у прохожих. Обворовывали магазины. Как правило, во время обеденного перерыва, когда в помещении никого не оставалось. Похищали сейфы. Целиком. Вскрывать, взламывать железные ящики у преступников, видимо, не было времени.
Местная
