Кваздапил. История одной любви. Начало - Петр Ингвин
«Удача». Фу.
– Всего лишь приятное вознаграждение за проявленное упорство? – Я скривил губы.
– С твоей точки зрения – всего лишь, а со всех других – заслуженная награда за рыцарство, которого, например, от тебя в жизни не дождешься.
На несколько томительных мгновений мы умолкли. Одну песню без паузы сменила следующая.
– Эй, друг, моя очередь. – Кто-то из ребят южного разлива оттеснил меня в сторону, оторвав текучие прелести и беспардонно перевесив их на себя.
– Здесь не очередь за пряниками. – Разговор с Настей вызвал множество мыслей и разбудил не самые лучшие эмоции. Я почувствовал, как сами собой сжались кулаки.
– Имеешь что-то против? Выйдем, поговорим?
Прямой мутноватый взгляд сообщил, что собеседник хорошенько принял на грудь. Ему хотелось приключений, все равно каких.
– Султан! – последовал окрик Гаруна.
Он продирался к нам сквозь расступавшиеся парочки. Сзади мелькнуло побелевшее лицо Мадины.
– Ничего, – вдруг сказала Настя, обнимая самоназначившегося кавалера, – все нормально, это поставит в нашей беседе нужную точку, правда?
Она повисла на другом, который проявил больше упорства и нахальства в достижении цели, а глаза все еще глядели на меня.
– Да. – Я отвернулся.
Делать нечего, дама сделала выбор, и возможный конфликт самцов умер на корню. Я вернулся к старой истине: с чем невозможно бороться, то нужно принять, и на душе, если постараться, станет спокойно. С чем или с кем я мог бороться здесь? Только с недотепистым собой, ханжой, как сказала Настя, который ничего не предпринимает, а лишь трусливо мечтает, чтобы мир танцевал под его дудку. Так не бывает. В результате мир выбирал чужие дудки.
В голове зазвучала песня, которую часто слушал папа: «Ты должен быть сильным, иначе зачем тебе быть?»
Соперник с ухмылкой уносил в чувственный транс бывшее недавно моим достояние государства, его золотой запас, отданный теперь в чужие руки. Сам золотой запас нисколько не возражал. Как сказал бы в таком случае мой победивший противник – абыдна, да-а.
Да. Обидно. До чертиков. Но… чтобы изменить мир, начинать нужно с себя, и в следующий раз переходящее знамя красоты и соблазна попадет к кому надо. Впрочем… а надо ли такое оно конкретному кому надо?
Оставив вопрос нерешенным, я шагнул к дивану. Меня догнал Гарун:
– Все хорошо?
– Чудесно.
Когда с кем-то дружишь, внимания на национальность не обращаешь. Даже вопросом таким не задаешься, удивляясь, когда посторонний начинает выискивать проблему. Нет здесь проблемы. Будь человеком, живи по совести, и наплевать, что написано в анкете или какого цвета кожа. Мы с Гаруном доказывали это примером. К сожалению, кроме совести у людей имелись родственники, а в их присутствии однозначные понятия становились расплывчатыми.
– Не принимай близко к сердцу, – сказал Гарун. – Султану нравится Настя, а ты ему карты путаешь.
– Я?! Чем?
– Хотя бы тем, что тебя она не боится.
Я поглядел на танцующую парочку. Настя со смешками отбивалась от бесстыдно гулявших по ней волосатых щупалец, в глазах вместе с весельем мелькал легкий страх. Будто она укрощала необъезженного жеребца.
– А он пробовал меньше распускать руки? – буркнул я.
– Некоторым девчонкам это нравится.
– Мне казалось, что Настя интересует тебя.
– Интересовала, но сейчас на стороне роскошный вариант наклевывается, и сокурсницы лишь отвлекают. – Гарун огляделся. – Хочешь, еще с кем-нибудь познакомлю?
Неужели я выгляжу столь жалким, что всем хочется меня облагодетельствовать?
– Спасибо, я сам.
В кармане друга затрезвонило. При взгляде на телефон его лицо посерьезнело, он обернулся к землякам, вылетело несколько непонятных слов. Бросив партнерш и прочие занятия, все кавказцы ринулись в прихожую. Возникшая рядом Мадина не слышала начала фразы и переспросила брата по-русски:
– Что случилось?
– У Шамиля проблемы с…
Покосившись на меня, он не закончил фразу.
Шамилем звали неуемного родственника, он тоже был студентом, но почему-то не удосужился почтить присутствием сегодняшнее мероприятие. Впрочем, я был только рад. Из-за таких Шамилей нормальные ребята вроде Гаруна скопом зарабатывали репутацию подонков. В семье любого народа есть пена на волнах огромного моря, которую видно в первую очередь. За границей о россиянах судят по выходкам богатеньких мажоров и по пляжно-алкогольному быдлу, а у нас о кавказцах – по таким, как Шамиль. Он попал в очередной переплет, и требовалась помощь других, нормальных, чтобы вытащить из передряги, в которой, наверняка, он оказался по собственной воле. Тоже традиция – своих надо спасать потому, что они свои, какими бы ни были. «Наших бьют» – не кавказское изобретение, но на Кавказе возведено в абсолют.
Все присутствовавшие на вечеринке парни деловито одевались-обувались, а на меня старательно не обращали внимания.
– Могу чем-то помочь? – бросил я понесшемуся к выходу Гаруну.
– Не в этом случае. Ты же понимаешь.
Да, я понимал.
Глава 4
Дружба началась давно. В далеком южном городке наши семьи жили на одной лестничной площадке. Моих бабушку с дедушкой туда забросила судьба в лице ЦК КПСС, в перемешивании многонациональной страны создававшей единый советский народ. В расчеты вкралась ошибка, и началась такая «дружба народов», что всем поплохело. Когда последствия «дружбы» угрожали моей семье, соседи-дагестанцы предлагали провести ночь у них. В ответ на появившийся в первый раз вопрос «Почему?» они отводили глаза – на эти ночи планировались погромы по национальному признаку. Предупредить и защитить русских старались многие из местных. Впрочем, серьезных инцидентов в нашем городе не случилось, глобальные неприятности ушли в прошлое, а настоящая дружба осталась.
Сначала мы играли дома, а после прибавления в обеих семьях игры переместились во двор. Гарун нередко спасал меня от уличной шпаны, которая смотрела на форму носа, а не на внутренние качества. Бывало, и я вступался за приятеля, когда происходило наоборот, и чужих не устраивала именно высоко задранная планка его принципов, мешавших поступать с другими по-старобасенному «Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать». Тогда нам доставалось обоим, а дружба с каждой передрягой крепла все больше.
После рождения сестренки мои родители стали искать работу в центральной или северо-западной России. Мы переехали в тихий городишко, откуда я вскоре отправился на учебу в областной центр. Переписка с другом продолжалась. Через некоторое время Гарун поступил в один
