Кваздапил. История одной любви. Начало - Петр Ингвин
– Давай, – вздохнул я.
С другой стороны стола Гарун танцевал с Настей, повисшей на нем, как сброшенное платье на вешалке. Я повел навязавшуюся партнершу туда же. Точнее, она меня повела. Ладонь Мадины была горячей и очень сильной. Издали за нами наблюдала Хадя, что больше ощущалось сердцем, чем глазами. Как я заметил, младшая сестра упорно отворачивалась от того, что ее действительно интересовало. Постоянный вид затылка с тугой косой и периодические косые взгляды сообщали, что мы с Мадиной заслужили ее внимание.
Когда в меня втиснулись грудь и бедра огненноокой горянки, я невольно отшатнулся – из разных мест комнаты за мной следили несколько нехороших взоров. Неприятности начались бы давно, прояви я такое же рвение, как неуемная напарница. Пришлось именно мне стать в нашем тандеме сдерживающей силой.
– Давай вот так. – Мои сошедшиеся на тонкой талии ладони слегка отстранили Мадину.
Нет, только попытались. Словно штангу в сто килограмм выжали. Пришлось очень крепко взяться, чтобы сдвинуть по-настоящему. Чувственные змеи, уже обвившие мою шею, нехотя расцепились, донесся едва слышный вздох досады, зато зеленое платье снова облегало хозяйку, а не меня.
То, что носительница другого уклада была совершеннолетней и хотела развлечься по чужим традициям, роли не играло. По рождению Мадина – горянка, а еще она была сестрой моего друга. Этих двух причин более чем достаточно.
– Их, что ли, боишься? – прямо спросила провокаторша.
В сторону не оставлявших нас без внимания земляков взлетел мах точеного подбородка.
– Хочется увидеть драку? – По жилам разлилось внезапнее раздражение. – Хорошо. Если дама просит…
Я с силой потянул партнершу на себя.
Касание не состоялось, Мадина воспротивилась.
– Дама не хочет драки, – объявила она, поведя по моему корпусу вызывающе напряженными тугими конусами. Мадина умудрилась сделать это так, чтобы не заметили со стороны. Я оторопело замер, отчего инициатива в движениях вновь перешла к партнерше. – Дама хочет танцевать. И все.
Оставшись со мной, как говорится, на «пионерском» расстоянии, Мадина отдалась укачивавшим волнам. Настороженность в направленных в нашу сторону взглядах погасла одновременно, словно кто-то обесточил ее разом.
Толпа сдвоенных маятников между столом и стеной росла, вскоре нас просто затерли. На секунду оказавшийся рядом Гарун подмигнул мне, едва видный под куполом Настиной шевелюры. Перекрещенные кисти партнерши свисали у него позади шеи, живот терся о живот, коротенькое платье Насти позволяло наслаждаться видом впитывавшихся в кавалера аппетитных ножек, а чуть выше – утонувших в теплом меду мужских рук. Вскоре Гарун, обнимавший сдобное солнышко, исчез, сестрице на прощание погрозил его строгий прищур. Мадина скривилась, взгляд отследил местоположение рук братца, после чего моя партнерша покосилась на другие пары. Занятые тем же, соседи сгрудились вокруг нас в непробиваемую стену, отовсюду толкая и будто специально стискивая в нечто более близкое, чем мне хотелось. А Мадина была недовольна, что мы единственные на этой вечеринке соблюдаем дистанцию и приличия.
Не была бы она сестрой Гаруна…
– Ты мог бы украсть невесту? – раздалось у меня в ухе.
Занятый больше защитой от теснивших спин сзади, недопущением случайных касаний спереди и борьбой с собственными мыслями, в первые секунды я не понял вопроса.
– Зачем? Дикость.
– Для тебя дико украсть невесту, – прокомментировала Мадина, сладко плывшая в заданном мной ритме, – а для наших парней еще большая дикость – жениться не на девственнице. Чья дикость больше?
– Не знаю. Никогда не сравнивал дикости. Сравнивать их – тоже дикость.
– А ты взял бы в жены девушку, у которой кто-то был до тебя?
– Почему нет?
– Тебе не будет противно?
– Не знаю. Возможно, иногда появлялись бы мысли на эту тему, но если к свадьбе я пришел не мальчиком – как требовать от супруги противоположного?
Глаза собеседницы округлились:
– И все ваши парни думают так?
Под «вашими» она подразумевала русских, которых я здесь как бы представлял.
– У каждого свой взгляд, свое мнение, своя история. – Я не собирался отвечать за всех. – Есть люди верующие, у них свой подход. Есть однолюбы. Есть убежденные противники добрачных отношений, а есть такие, кто смотрит на это с другой позиции.
– Смотрит с разных позиций, – дерзко хихикнула Мадина. – Это я про тех, которых ты назвал в конце. С очень интересных позиций.
– Не надо пошлить, красивым девушкам это не идет.
– Ух ты, комплимента дождалась, спасибо. А насчет позиций… Мне о них даже поговорить не с кем. – Черные волосы колыхнулись в сторону лапавших податливых девиц соплеменников Мадины. – Наши не то что не расскажут, еще и побьют за вопрос, при этом все разрешают себе и ничего – нам, своим женщинам. Разве это честно и справедливо?
«Я украл – хорошо, у меня украли – плохо». Справедливость – штука относительная. Понятия о чести у каждого тоже свои.
– Не мне судить. – Я постарался уйти от извечного спора цивилизаций. – Каждый решает сам, как жить и что себе разрешать.
– А за меня решают другие. – Мадина топнула ногой, но сразу вернулась в едва не сбившийся ритм. – В конце концов, Кваздик, я же не напрашиваюсь на неприятности для себя или для тебя, а всего-то прошу сказать несколько слов по-приятельски. Мы же не чужие друг другу люди. Вспомни, в детстве я у тебя на глазах на горшке сидела!
Не знаю почему, но этот абсолютно нелогичный довод произвел впечатление. Действительно, были времена, когда мы не стеснялись друг друга. Не поручусь, что в самом деле доходило до горшков, но общая возня во время игр и полное игнорирование при срочном переодевании имели место. Дети есть дети, особенно когда заигрались и долгое время предоставлены сами себе.
Каким-то образом подруга детства заметила свой успех и ринулась развивать:
– Вот ты признался мне, что уже не мальчик. Как это было?
Случайный толчок сзади едва не опрокинул, он заставил прижаться друг к другу и вернул меня, загипнотизированного, в реальность. Мадина – сестра друга, он не одобрит таких разговоров. Не моих откровений, в тщетном ожидании которых отвердело в руках горячее тело, а касания подобных тем. Как не одобрил бы я, если бы кто-то из его земляков начал что-то похожее с моей сестрой Машенькой, пока еще учившейся в школе в городке неподалеку. Не просто не одобрил бы, а счел за оскорбление. Другое дело, когда она вырастет и поймет, что к чему в этой жизни, когда научится отвечать за свои поступки…
В глаза лезли чужие руки, хозяйничавшие на мягких местах других повзрослевших Машенек, которые уже сделали выбор. Мне это не нравилось.
