Александр Холин - Лик Архистратига
В унисон этому, похожему на скрип железа по стеклу, голосу раздался душераздирающий вопль. Оказывается, кричала его нынешняя чужая плоть, но Иван Кузьмич видел всё это со стороны. Помощники смерти заботливо облизывали чёрное тело иноверца огненным языком, кожа пузырилась, трескалась, кровь закипала на лету.
Потом откуда-то мгновенно свалилась непроглядная темнота, раздираемая звуком метронома. Неужели жизнь кончилась вот так бездарно, безысходно, бесповоротно? Давно известно, ни в какой войне победителей не бывает, чем же это сражение кончилось? Наверное, близок всё-таки какой ни на есть конец проигранной трагикомедии, похожий на конец пройденных бесконечных вёрст, на безысходность брошенных и бросивших, на неотвратимую гибель нерешённого и несбывшегося.
Недаром в памяти заклубилась последняя встреча с Наташкой, уговорившей его на общение с ритуальным предметом. Вернее, он сам не хотел оставлять Ефрема Милетина на ночь без присмотра, но что теперь ворошить память?! Говорят, какие-то картины, воспоминания прошлого обязательно возникают у каждого человека, прежде чем тот уходит в мир иной. Только откуда это известно? Из отчёта, писанным с того света на этот? Тем не менее, Наташка почему-то возникла в хорошо прожаренной памяти вместо воспоминаний о том, что сделано в жизни хорошего, что плохого, в чём необходимо покаяться, а в чём необязательно.
Вероятно, Наташка возникла в памяти, как долгожданный дождь, пролившийся с неба и затушивший пламя онгона. Иван Кузьмич почувствовал её всем телом, вернее, не сгоревшими ещё остатками физического тела. Даже тонкий запах любимых духов девушки убедил офицера в её присутствии. Несмотря на армейское прошлое и необратимую холостяцкую жизнь Иван Кузьмич довольно неплохо разбирался в тонких энергиях женщин.
Каждая владела только тем запахом, манерами, хитростями, непредсказуемыми мыслями, которые должен найти кто-то один во всём подлунном. Тогда слияние энергетических полей становится неподвластным никаким бытовым, либо инфернальными бурям, искушениям, соблазнам. Две половинки человеческой сущности, нашедшие друг друга, становятся настоящими владельцами мира, по настоящему понимают цель и смысл жизни в нежном немеркантильном отношении друг к другу. От этого, к счастью, никуда не денешься. Да и деваться некуда, если бы даже захотелось. Только необходимо согласие человека — ему выбирать, какая из энергий ближе, вкуснее и приятней.
Белые полоски неоновых ламп рассекали вдоль потолок хранилища. То ли от их невыносимо ровного неживого света, то ли от пережитых кошмаров Ефрему стало совсем худо. Он очнулся совсем недавно, попытался собраться с мыслями и подняться с пола, но обнаружил, что оказался снова в хранилище Гохрана, обхватив мёртвой хваткой верблюжий бурдюк, не желая расстаться с живой соломинкой жизни. Досадливо отпихнув спасший его бурдюк в сторону, экстрасенс, кряхтя, как древний старик, стал подниматься с пола, только пока ничего не получалось.
Совсем недалеко в кресле сидел человек. Милетин его сначала просто не узнал. Потом всё же вспомнил, что это его недавний соучастник Иван Кузьмич. Но как же он изменился! Если бы не его опрятный военный костюм без погон, то бывшего отставного упитанного офицера очень трудно было бы узнать в худосочном старичке с трясущейся головой.
Говорят, всё хорошо, что хорошо кончается: они оба вернулись и оба живы.
Только вот Иван Кузьмич, кажется, не просто спал в кресле, а потерял сознание, потому что сидел он в довольно неудобной позе. О том, что начальник Гохрана ещё жив, можно было судить по не оставляющей его даже в бессознательном состоянии нервной трясучке. Да и он, Котёныш, не очень-то элегантно растянулся на полу с похищенным бурдюком воды. Что же делать, надо вставать, приводить в порядок голову и помочь прийти в себя коллеге по имени Окурок.
Ефрем снова попробовал подняться, но пока ничего не получалось. Странно. Ведь совсем недавно он беседовал о великих материях с маской прямо посреди какой-то пустыни. Ага, это случилось в пустыне вероятно потому, чтобы свидетелей не было. Ведь и Ивана Кузьмича тоже рядом не оказалось. И глаза этого существа, то ли женщины, то ли мужчины, блестевшие из-под маски! Какие же она советы давала, преподнося их как Истину?
Помнится ещё с хрущёвских шестидесятых по столице ходит неумирающий анекдот, где Москвабадское радио на вопрос — можно ли изнасиловать женщину на Красной площади? — отвечает: — Нельзя! Советами замучают. Вот поэтому была выбрана пустыня, там советами не замучают, это вовсе не какой-нибудь Москвабад, где, куда ни плюнь — в чужого попадёшь. Только что ж так плохо до сих пор? Даже очень плохо, будто настоящее физическое тело Ефрема находится совсем не здесь, потому что ни руки, ни ноги не слушались.
А ещё эта рожа татаро-монгольская про бессмертие вполне серьёзно лебезила о Божьих истинах. Надо же. Возможно, с её подачи Москва принялась постепенно принимать мусульмано-иудаистский вид, с небольшой примесью православного, ведь служители маски постарались посеять в народах всех стран непререкаемое сомнение о наличии русской национальности на просторах дикой России. А Москвабад — это не просто Третий Рим, это Мировой дешёвый рынок, где правит только тот, кто умеет поклоняться кому надо, когда надо и где надо. Вот такая печальная Истина.
Энергетическая рамка валялась неподалёку. Ефрем дотянулся до неё негнущимися пальцами, подтащил к себе. Не кружиться же снова в тантрическом танце вокруг ритуальной маски, выискивая на ней аномальные зоны, либо уязвимые точки. Вся она — чисто аномальная зона с огромной концентрацией отрицательной энергии. Вероятно, случившееся приключение является просто-напросто небольшим эпизодом вспыхнувшей войны в незапамятные времена, которая с давних времён звучала у всех пророков земли одинаково — Армагеддон. Значит, мы давно живём в царстве многоликого Антихриста и сам он не объявился только потому, что не успел ещё превратить религии всех стран в одну, а сами страны — в единое целое, которым управлять с помощью электронной техники не составит большого труда. Тогда действительно, каждая кухарка сумеет управлять Государством, как однажды сказал достопамятный Ульянов-Бланк.
Но не в международной политике скрывалась Истина существования, поэтому сразу вспомнилась «Книга мёртвых», в которой действительно обозначались все перевороты прошлого и возможные революции будущего. Только у кого получить разрешение на прочтение, и принесёт ли оно хоть какую-то пользу? Перед глазами плясали забавные разноцветные иероглифы, очень похожие на письмена из книги… жизни, как говорил недавний собеседник. Странно, что помещение Гохрана снова исчезло из обозримости, и только необозримая гамма букв плясала перед глазами, как будто все азбуки мира собрались в одном месте.
Может быть, книга что-то хотела сообщить, но посланные инфернальной почтой закорючки на русский уже не переводились. Поэтому буквенная пляска перед глазами была пустой и бестолковой. Давно известно, что ничего не случается просто так, поэтому надо каким-либо способом вникнуть в пляшущий перед глазами текст. Только как прочитать весь этот буквенный хоровод? Как постичь Истину? — вопрос, который вечно будет вставать перед любым и каждым, кому небезынтересна эта жизнь.
Скрипнула входная дверь.
В пещерной тишине Гохрана этот скрип прозвучал подобно взрыву пусть не атомной, но мегатонной бомбы. Раздирающий сознание звук ещё не успел затихнуть, а пространство уже разрывала дробная пулемётная очередь дамских шпилек. Такого мегалитического восприятия звуков Ефрем вовсе не ожидал и от громового голоса вернувшейся Наташи непроизвольно поморщился.
— Ефрем! Иван Кузьмич! Что с вами? — лепетала она, кидаясь то к одному, то к другому путешественнику по зазеркальным измерениям. — Прямо как знала, нельзя вас одних оставлять!
Милетин обернулся на её голос, опять немного поморщился, стараясь привыкнуть к усиленному звуку, но ничего перед собой пока не увидел, кроме пляшущих в воздухе книжных иероглифов. Зрение безнаказанно исчезло, а когда вернётся — не сообщило. Всё можно понять, только как теперь избавиться от полученной дозы общения с маской, поразившей не только психику, но и физиологические органы человека?
— Наташа, это ты? Подними меня, — Ефрем протянул руку в ту сторону, где только что слышались пулемётные очереди каблучков.
— Господи! Ну, какая же я дура! — всхлипнула Наташа. — Дура, что согласилась оставить вас наедине с этим чудовищем! Иван Кузьмич! Иван Кузьмич!
Всё же метания Наташи меж двумя ничего не соображающими мужчинами наконец-то увенчались успехом. И тот и другой постепенно начали приходить в себя. Впрочем, Ефрему это сделать было намного легче, поскольку он пока ещё не терял пусть сумбурный, но человеческий ход мыслей. Он с помощью Наташи сумел сесть, прислонившись спиной к гранитному пьедесталу.
