999,9… Проба от дьявола - Юрий Гайдук
Приглашенный в кабинет своего шефа Пазгалов пробежался глазами по листу бумаги, на котором Яровой набросал самое необходимое, и, окончательно проникшись важностью своего «выхода в эфир», перекрестился.
— Нормалек, — успокоил его Рыбников. — Главное — держись уверенно. Этому козлу меченому все равно некуда деваться.
Утвердительно кивнув головой, Пазгалов взял было в руки мобильник, однако до того, как набрать номер Жомбы, покосился на Ярового:
— А может, все-таки вернее будет, если мы его прямо в берлоге возьмем? Как бы не спугнуть.
Яровой отрицательно качнул головой.
— Не проходит. Даутов не дурак, он прекрасно понимает, кто первым стоит на подозрении, и я не сомневаюсь, что он уже давно превратил свою берлогу в неприступную крепость. Да и боевиков у него больше, чем тебе кажется. Причем все вооружены до зубов. А брать его берлогу приступом, со стрельбой и гранатами… Короче, сам понимаешь, чем все это может закончиться для тех же жителей Лепешек.
— Ну а ежели дождаться, когда он из берлоги выползет?
— «Выползет…» — хмыкнул Яровой, — а ты уверен, что это случится в ближайшие дни? Лично я нет, так что звони.
Рыбников вздохнул и передал мобильник Пазгалову:
— Ну, с богом! Главное, чтобы все срослось.
На звонок ответили удивительно быстро, словно Жомба давно уже ждал у телефона, и Олег негромко произнес:
— Даутов?
— Ну! — И тут же тревожное: — Кто это?
— С тобой Блинков говорит, Егор.
Долгое молчание, и потом:
— Дутый, что ли? Откуда мой телефон знаешь?
Яровой и Рыбников с тревогой вслушивались в настороженный голос Даутова.
— Я тебе, козел, не шестерка, чтобы отчитываться, что да откуда, — осадил Жомбу Пазгалов, понемногу раскручивая разговор. — Дутый — это на зоне, где и ты можешь оказаться, если бросишь сейчас мобилу, а в миру — Егор Блинков.
И вновь долгое молчание, которое Яровому показалось едва ли не часом. Судя по всему, самолюбивый до болезненных истерик Даутов не мог проглотить «козла».
— Ладно, — наконец выдавил он, — хрен с тобой, Егор Блинков. Чего людей тревожишь?
«Это ты-то человек?» — едва не ляпнул Пазгалов, но сдержался и довольно спокойно произнес:
— Нынче завалили смотрящего, и мы знаем, кто это сделал. Но сейчас я не об этом толкую.
— Кто это «мы»? — насторожился Даутов.
— Я и Сбитнев.
— Сбитнев? — Даже в этом кабинете чувствовалось, как Жомба напряг все свои извилины, пытаясь вспомнить, кто же это такой, Сбитнев, и Пазгалову пришлось идти ему на помощь:
— Подполковник Сбитнев! — с нажимом пояснил он. — Начальник СИЗО, в котором ты скоро окажешься, если будешь валять дурочку или артачиться.
В этот момент Даутов вспомнил, видимо, кто таков в действительности Сбитнев, и вновь надолго замолчал, пытаясь, судя по всему, сопоставить несопоставимое.
Сбитнев, которого все «сидельцы» боялись как огня, и Дутый… Но в конце концов в его голове стало что-то проясняться, и он уже совершенно иным тоном выдавил из себя:
— И… и что?
Яровой непроизвольно отметил, что за все это время он ни разу не открестился от убийства воронцовского смотрящего.
— Встретиться надо бы. Кое о чем потолковать.
— Это он приказал тебе сделать этот звонок?
— Естественно.
— О чем будем толковать?
— Об этом он сам тебе скажет.
— А если мне этот разговор ни к чему?
Пазгалов нарочито громко хмыкнул:
— А нам говорили, будто ты умный человек. — И уже более жестко: — В этом разговоре ты лично и твои люди заинтересованы больше, чем тот же Сбитнев или я, скажем.
Все это время Олег как бы подчеркивал свою близость к Сбитневу и общность их интересов. Именно этот фактор и должен был сработать, как предполагал Яровой.
Кажется, сработало.
— Ну, если мы заинтересованы… Короче, так. Приезжайте ко мне в Лепешки, дорогими гостями будете. Шашлык-машлык будем кушать, хорошим коньяком запивать.
— Господи, Даутов, все-таки ты…
Однако Жомба не дал ему нанести еще одно оскорбление и только произнес обрывисто:
— Хорошо, я тебя понял. Говори, где и когда.
— Сейчас точно сказать не могу, посоветоваться надо. Но на нейтральной полосе.
— Хорошо. Предупреждаю сразу: со мной будут люди.
— Да и мы не в одиночку придем.
Это была одна из главных фраз, которая должна была вытащить на лесистую поляну боевиков Жомбы. И он на это купился:
— Жду звонка, но в город мы точно не попремся.
— Мы тоже не хотели бы здесь светиться, — успокоил Даутова Пазгалов. — Короче, до встречи.
Глава 36
Из Лепешек бригада Грача уходила без особой суеты и довольно грамотно, что сразу же отметил Рыбников. В битком набитом автобусе, который шел не в сторону города, а к Луговой, промежуточной станции между Воронцово и областным центром. Да и вооружены они были, судя по всему, теми же стволами системы «Макаров», которыми обозначились в «Ласточке», когда Жомба решился убрать с дороги Дутого, мешавшего ему перевести потоки черного золота на себя. И стволы эти сразу же пойдут в ход, как только кто-нибудь из этой пятерки «лиц славянской наружности» почувствует опасность, а это значило…
Впрочем, не надо было иметь семи пядей во лбу и заканчивать Высшую школу милиции, чтобы понять и по достоинству оценить тактический замысел бывшего оперативника Львовского УВД. Грач прекрасно понимал, что довольно серьезно засветился меченым «Мерседесом», как понимал и то, что эту паскудную тачку вскорости найдут. Причем найдут если не менты, то уж воронцовская братва, оставшаяся верной своему пахану, — это без сомнений. И поэтому надо срочно уходить, всей бригадой, как бы ни сопротивлялся Жомба.
Будучи в прошлом довольно неплохим опером и не понаслышке зная основные принципы операции «Перехват», когда блокируются авто- и железнодорожные вокзалы, аэропорты и автотрассы, он сразу же исключил возможность ухода через Воронцово, где его бригаду могли взять как слепых щенков, и решил попытать счастья на станции Луговая, до которой было не более часа езды на рейсовом автобусе и через которую один за одним шли пассажирские поезда и товарняки с открытыми платформами.
Да, все было рассчитано правильно, если бы…
Даже в самом страшном сне Грачу не могло присниться, что всесильный, казалось бы, Жомба уже давно под колпаком ФСБ, а некий столичный авторитет Седой ждет не дождется удобного момента, чтобы повязать не только его самого, но и всех его пристяжных и шестерок, окопавшихся на золотой
