999,9… Проба от дьявола - Юрий Гайдук
— А успеете?
— Ручаюсь.
— Тогда можешь считать, что поезд уже стоит там. Кстати, с фотографиями все ознакомлены?
— Обижаете, товарищ начальник.
— Ну, прости, капитан, — развел руками Максим. — Кстати, а кто будет брать Грача?
Мастер спорта по самбо, в недалеком прошлом чемпион России по карате — Петр Монастырский только вздохнул на это, укоризненно покосившись на Бондаренко. Мол, зачем спрашиваешь, начальник?
…Стоя в тамбуре вагона, Монастырский разговорился с молоденькой проводницей, которая уже называла его не иначе как Петя, и жалел, что вскоре придется ссаживаться с поезда, тогда как намечался «полный контакт». Девчонка была длинноногая, с осиной талией. Капитану захотелось забыть на время, зачем он сел в этот поезд, в этот вагон, и-и-и… В голову ударило жаром, и он даже зажмурился от той картинки, которую уже рисовало его воображение. Уютное служебное купе, на столике бутылка вина… Со свистом выдохнув скопившийся в груди воздух, он открыл глаза — поезд подходил к станции Луговая.
…Наконец-то!
Грач едва дождался, когда не очень-то расторопная проводница, такая же томная и ленивая, как пасущаяся на лугу корова, откинет металлическую площадку и спустится на грешную землю. Уже ненавидя девицу за эту медлительность, он все-таки заставил себя улыбнуться и почти взбежал по лесенке в тамбур вагона. Мельком взглянул на молодого мужика в джинсах и, держа впереди себя упакованную спортивную сумку, направился в вагон. И вдруг…
Что-то щелкнуло в его подкорке, и он шкурой почувствовал смертельную опасность. Рванулся было вперед, однако в этот же момент что-то тяжелое опустилось на его затылок, после чего последовал горловой захват, резкая боль в заломленных руках и…
В себя он пришел уже с браслетами на запястьях.
Глава 37
Яровой положил на стол последний лист «чистухи», которую едва ли не сутки излагал на бумаге Дутый; снял очки, протер носовым платком стекла и только после этого перевел взгляд на арестованного. Явно «созревший», с лихорадочным блеском в глазах, он готов был на все, лишь бы до минимума скостить те годы, в течение которых ему вновь придется топтать зону. А он хорошо знал, что это такое!
— Ну что же, Егор, молодцом, — похвалил он Блинкова, и было видно, как дрогнули руки арестованного. — Кстати, ты не против, если я буду обращаться к тебе на «ты»?
Лицевые мышцы Дутого растянулись в некоем подобии последней улыбки человека, которого ведут на эшафот, однако он все еще пытается сохранить свое достоинство.
— Да о чем вы!.. Господи!
— Вот и заладилось вроде бы, — хмыкнул Яровой, — ну а ты уж величай меня не «гражданин следователь», а по имени-отчеству, если не забыл, конечно.
— Спасибо.
— Не за что. Как говорят дипломаты: лучше добрый мир, чем затяжная война. — Произнес это и сам себя обозвал последним склеротиком, который не может воспроизвести в точности даже столь расхожую поговорку. И вновь прощупал лицо Блинкова глазами, размышляя, согласится ли тот на его предложение. В этом был определенный риск, но главное, не подкачает ли он в самый ответственный момент, выдержат ли его нервишки?
— Слушай, Егор, а ты не хотел бы нам помочь? Предупреждаю, на добровольных началах. И если даже откажешься от моего предложения, слова плохого тебе не скажу.
Он смотрел на Блинкова и видел, как меняются его глаза. Пожалуй, впервые за все время после задержания в них промелькнул лучик надежды.
— Гражданин сле… простите, Геннадий Михайлович, — прижав руки к груди, сбивчивой скороговоркой заторопился Блинков, словно боялся, что следователь усомнится в его искренности, — да я на что угодно готов, лишь бы…
Его голос дрогнул, и казалось, что еще секунда-другая — и его глаза наполнятся слезами.
— Хорошо, хорошо, — поспешил принять его уверения Яровой. — Выпей-ка водички да постарайся успокоиться. Разговор предстоит серьезный.
— Да я…
— Верю! Но постарайся убедить в этом и подполковника Рыбникова, который расскажет, что от тебя требуется.
Блинков проглотил зависший у горла комок и молча кивнул головой.
…Когда Блинкова увели, Рыбников долго, очень долго молчал, наконец поднял глаза на Ярового и без особого энтузиазма в голосе произнес:
— Задумано, конечно, неплохо, но вы уверены, что он не подкачает и не сорвет нам всю игру?
Яровой поднялся из-за стола, подошел к окну, какое-то время молчал, стоя спиной к начальнику Воронцовского УБЭПа, наконец произнес бесцветным голосом:
— Феликс Ефимович, дорогой, я никогда и ни в чем не бываю полностью уверен. Даже в тот момент, когда подношу стакан ко рту, я не уверен, что сей же момент выпью эту водку, ведь в самую последнюю секунду, например, может зазвонить телефон. Но в данном случае согласие Блинкова сыграть по нашим правилам — это единственно приемлемый вариант, на который я мог бы согласиться.
И действительно, уже после того, как Пазгалов, переговорив по мобильнику с Жомбой, потирал руки, думая, что он и далее будет играть под Дутого, все тот же Рыбников спросил, ни к кому конкретно не обращаясь:
— А кто на встречу пойдет за Дутого?
— Как это кто? — возмутился Пазгалов. — Я и пойду.
— Исключено! — сказал, словно отрезал, Яровой.
— Но почему?
— А ты бы сам, лейтенант, пораскинул мозгами. Я даже не сомневаюсь, что Жомба запульнет на стрелку человечка, который неплохо знает Дутого. Причем запульнет в качестве разведчика, и если на первой же минуте выяснится, что вместо Дутого заявился подставной… Короче, надо искать более надежный вариант, и я предлагаю запустить в разработку самого Блинкова.
Пожалуй, впервые за последние дни Жомба пребывал в прекрасном настроении; и это даже несмотря на то, что засветился Грач, когда завалил Кудлача. Но и здесь, кажется, все обошлось мирком да ладком, как говорят русские. Когда воронцовские ищейки обнаружили в городе брошенный «Мерседес», а потом вышли на его хозяина в Лепешках, тот сразу же заявил, что его иномарку угнали с парковочной стоянки на городском рынке, где он торгует южными фруктами, и он, мол, знать ничего не знает об убийстве воронцовского смотрящего. А хитрожопый Грач сразу же смотался со своими хохлами из Лепешек, и Рыбников уже не сможет их достать на Украине. Не те времена, что были при советской власти. Впрочем, и этой убэповской собаке недолго осталось портить людям жизнь и нервы. Еще немного, и его выкинут на пенсию — так было обещано лично ему, Асаду Даутову. И обещано более чем серьезным человеком, который слов на ветер не бросает.
Была и еще одна причина, ради которой можно
