Ури Шахар - Мессианский Квадрат
Мы пришли на рынок и остановились возле одного из этих заселенных евреями строений. Сарит заговорила с одной поселенкой с ребенком на руках, которая стояла в дверях своего жилища. Я тем временем стал оглядываться вокруг и вдруг увидел среди арабской толпы знакомое лицо. Я поначалу не мог понять, кто это... Женщина исчезла. Но я быстро пошел в сторону толпы и, наконец, разглядел ее...
Я вдруг опознал в этой арабской женщине в характерном одноцветном лиловом платке и длинном до пола темном платье… Ольгу! Сперва я все-таки подумал, что ошибся. Потом, когда понял, что передо мной именно она, решил, что это маскарад. И лишь в следующий миг, когда она оживленно заговорила со стоявшим рядом с ней арабом, я все понял: Ольга была русской женщиной, принявшей ислам!
Я не мог оторвать от Ольги ошеломленного взгляда. Она, по-видимому, почувствовала его, повернула голову в мою сторону и наши глаза встретились.
На лице Ольги промелькнула усмешка. Она дернула за рукав мужчину и что-то ему сказала. Он пристально и мрачно посмотрел на меня… Потом они вместе повернулись и скрылись за углом. Сарит, которую я, наконец, окликнул, не успела ее разглядеть.
Трудно описать мое потрясение. На протяжении многих лет я принимал за еврейскую поселенку хевронскую мусульманку! А ведь она, по-видимому, ни разу не соврала мне. Просто умело играла на двусмысленности, явно этим забавляясь… Понятно также и почему она в Иерусалим так часто наведывалась: с российским паспортом можно с легкостью миновать блок-пост. Наверняка ее в качестве связной использовали. Мне вспомнилось, как свободно Ольга ориентировалась на крышах арабского квартала Старого города, вспомнилось, как, звоня по просьбе Андрея ей на сотовый телефон, я услышал арабскую речь и с недоумением перезвонил, решив, что не туда попал. Осел! Как я не заподозрил этого раньше? Как я, в самом деле, медленно связываю всякие детали и обстоятельства! Впрочем, и Ольга никудышной шпионкой оказалась. Что ей помешало по-настоящему втереться нам в доверие? Только ее непробиваемое высокомерие.
С исходом субботы я позвонил Халеду и рассказал о своем открытии.
– Надо же, – сказал Халед. – Я-то думал на Пинхаса! А ведь, похоже, что это именно через Ольгу бедуины получили информацию о рукописи. Она тебя о рукописи расспрашивала?
– Не слезала с этой темы, – признался я. – Так ты думаешь, она была в связи с бедуинами?
– Сама едва ли, но она наверняка обо всем сообщила мужу, а уж тот, будь уверен, передал информацию куда следует.
– Послушай, но значит, и то нападение в ущелье Макух могло произойти по ее наводке? Те террористы, которые напали на нас, могли искать не заложников, а информацию о рукописи. Во всяком случае, выследить нас с помощью бедуинов им ничего не стоило… Хотя это и было уже после ограбления Пинхаса.
– Все возможно. Как я понимаю, бедуины так и не поделились своей находкой с наводчиками.
***Это событие на несколько дней вывело меня из равновесия. Я позвонил Андрею, рассказал о случившемся, и, пока мы разговаривали, утешали друг друга, шутили, я понял, что настолько соскучился по Андрею, что пообещал приехать Москву этим же летом.
Вообще-то мы с Сарит планировали съездить наконец в другие страны. Собирались в Прагу. Но поскольку Давид, который никогда не был в России во взрослом состоянии, тоже стал меня настойчиво уговаривать, то мы все вместе отправились в августе в Москву.
В аэропорту нас встретили Семен, который где-то достал автомобиль и повез нас прямо в Сокольники.
Признаться, я опасался, что рукоположение изменит его, но этого не случилось. Он, правда, заметно пополнел, но нисколько не утратил своей непосредственности и приветливости.
Мы, как в былые времена, уютно устроились в квартире Андрея, только вместо Кати был Давид.
На кухонной двери Андрей прикрепил красочную афищу с изображением Шрека.
– Эта компьютерная анимация удивительные эффекты создает, – заметил я, кивнув на Шрека. – Ты попадаешь в сказочный мир, в котором все предельно реально. От неожиданности просто дух захватывает.
– Еще как захватывает! – многозначительно заметил Андрей. – Благодаря этой ленте мы скоро захватим весь мир. Этот мультик был задуман нами с самого начала.
– О чем ты? – не понял я.
– Ну как же? Благодаря этому фильму в сознании всех обитателей нашей планеты теперь формируется положительный образ людоеда. Разве не это мы с тобой планировали сделать уже на первых этапах реализации нашего всемирного людо-юдского заговора? Мы же вроде вели с тобой какие-то протоколы?
– Я помню, ты сказал, что это архиважно.
– Вот видишь.
– За тебя, председатель! – высоко взметнув рюмку, пробасил Семен. – За твой чудо-заговор, за твои творческие успехи. Кстати, какими новыми открытиями ты готовишься осчастливить человечество?
– На этот раз не столько новыми открытиями, сколько новым романом об этих открытиях.
– Ну-ну, твой фонтан идей поистине неиссякаем. И что это будет на этот раз?
– Да это та самая старая идея про двух Иисусов. Мне надоело дожидаться, пока разыщется моя рукопись, в которой описывается один из Иисусов, пострадавший на Суккот, и, быть может, даже вскользь говорится о другом, пострадавшем на Песах, и я решил самостоятельно восстановить события...
– Меня не устает удивлять, как это ты так хорошо знаешь, что там в твоей рукописи должно быть написано, – усмехнулся Семен. – Мы вот, например, с Ури иначе считаем. Мы думаем, что в ней идет речь об Учителе Праведности.
– Неважно. Пусть вы правы. Тогда должна существовать какая-то другая рукопись, в которой описываются два Иисуса.
– Почему это должна?
– Потому что евангельский образ двоится. Это тайна, которая сама рвется наружу, которая хватает тебя за горло и требует немедленного осмысления.
– А если такая рукопись не сыщется, что, на мой взгляд, вполне вероятно? Что тогда?
– Не имеет значения. Если не сыщется, то придумается!
– И это как раз то, что в твоей творческой лаборатории сейчас происходит?
– Вот именно. Поверь мне, что между обнаружением рукописи и ее выдумкой разница почти неуловима.... Собственно я еще давно составил согласование всех четырех евангелий из предположения, что Иисусов два и что они оба сыны Давида. А теперь вот решил облечь этот материал в форму романа. После его публикации никто не сможет понять, как он вообще раньше мог думать, что в Евангелии только один главный герой.
– А тебя не беспокоит тот вред, который ты нанесешь своим романом христианству? – спросил Семен.
– Не беспокоит. Роман мой вообще может принести христианству только пользу. Подумай сам. Люди захотят проверить, верно ли я все написал, и, наконец, прочитают Евангелие! Я колоссальную пользу принесу церкви своей книгой…
– Ну-ну, – усмехнулся Семен. – Только как ты потом будешь перед Богом за свою пользу отчитываться? Сказано: горе тому, кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня. А ты множество и великих, и малых взбаламутишь.
– Никого я не взбаламучу, – решительно возразил Андрей. – Я всего лишь анализирую наличный священный текст, который оказался гораздо богаче, чем все эти века полагали. Я всего лишь согласовываю Евангелия. Я даже и роман свой хочу назвать «Конкордация» – согласование...
– Ну как же, как же! – усмехнулся Семен. – Сижу себе, не шалю, никого не трогаю, конкордацию составляю!
– Верно, никого не трогаю! Я ведь, заметь, не просто конкордацию, а роман пишу. А роман невинен и неподсуден, как ребенок. Ведь роман – это заведомая условность, игра. Его так и называют – «фикция», «fiction». Если я напишу роман о двух Иисусах, то получу полное алиби. Вопрос: «откуда я все это взял?» будет снят, даже не прозвучав. Автор – он как бог, он также автоматически наделен всезнанием и всемогуществом. Толстой, например, знает, что творится в голове Пьера Безухова, хотя тот никому о своем намерении прикончить Наполеона не рассказывал, а Достоевский следит за вызреванием преступного плана в голове Раскольникова. И никто со смехом на этих писателей пальцем не тычет… Если тебя не возмущает эта условность, то тебя не должна смущать и моя осведомленность относительно подробности жизни двух Иисусов и, главное, относительно их теологических представлений. Моя теология – литературная. С нее взятки гладки.
– Уже не терпится твой роман прочитать, – сказал я. А Давид добавил:
– Ты только не разъясняй там всего. Побольше туману напусти – публика это любит.
– Хорошо, ты напишешь историю, но смысл-то в ней какой? – продолжал гнуть свое Семен. – Ведь два Спасителя – это полная ерунда. Какой – пусть даже и литературный – смысл в двух Спасителях, которые даже друг о друге ничего не слышали? Ведь по твоей новой версии, они друг о друге ничего не слышали?
