Рауль Мир-Хайдаров - За все наличными
Какие художники тут только не работали! Как и сто лет назад, в эпоху медлительных паровозов и дилижансов, от-куда только не прибыли сюда живописцы попытать счастья, и каждый из них наверняка считал себя непризнанным гением. Тоглар хотел купить на память о Монмартре какую-нибудь работу, но то, что он видел, его не устраивало. Тут каждый творец рассчитывал прежде всего на коммерческий успех -- жизнь в Париже дорогая, -но эти картины, этюды, зарисовки он бы даже кичем назвать не решился. Работы вольных художников в Москве на Крымском валу -- стихийном русском Монмартре -- в массе своей были гораздо интереснее. Картину он решил приобрести все-таки где-нибудь в салоне или антикварной лавке, которыми так богат и славен Париж.
Может, оттого, что здесь до Константина Николаевича бывал его дед, Тоглар неожиданно ощутил связь времен, словно от академика Фешина протянулась к нему сквозь годы оборвавшаяся из-за революции и социальных потрясений нить родства, и Париж стал ему еще ближе, понятнее...
Бал-прием в честь открытия фестиваля памяти Джона Кранко в Центре современных искусств Помпиду привел Наталью в восторг прежде всего изысканностью и роскошеством вечерних туалетов, так что она даже загорелась идеей заказать себе у Кристиана Лакруа специальное платье для заключительного бала-банкета на Елисейских полях и уже мысленно видела себя в нем. Тоглар не стал возражать, ему приятно было радовать свою возлюбленную.
Торговый дом находящегося в зените славы кутюрье Кристиана Лакруа Тоглар представлял несколько иным. Нет, он его не разочаровал, просто таков уж российский менталитет, что мы легко принимаем на веру все хваленое иноземное, ориентируясь и доверяя рекламе или видеоклипам. Конечно, фасад -то есть приемная, где встречали высоких гостей, прессу, фоторепортеров, богатых заказчиц, -- отличался изыском и даже шармом, но в Париже немало мест, где витрины поражают вкусом, тщательным дизайном, подчеркнутым богатством и блеском. А тут ему случайно удалось увидеть и закулисье высокой моды -- за фасадом оказались цеха, причем с жестким фабричным графиком, суетой и даже привычными нам авралами и субботниками. Мода всегда требует жертв.
Конечно, Наталья, находясь на стажировке с подружками из России, бывала в главном здании дома высокой моды, и не раз, но кто же запомнит какую-то Наташу Зимину из Ростова. Поэтому Наталье пришлось долго и терпеливо объяснять, что она имеет непосредственное отношение к дому Кристиана Лакруа, работает в его ростовском филиале, а сейчас, оказавшись в Париже по личному делу, хотела бы заказать себе вечернее платье. Тоглар сидел неподалеку в богато оформленном холле в глубоком кресле, обитом плотным ки-тайским шелком осенне-золотистых тонов, и наблюдал, как у стола администратора Наталья пытается что-то втолковать немолодой француженке, упирая на то, что она-де служащая дома Кристиана Лакруа, -- вот это-то и сбивало с толку вышколенную приемщицу заказов, это было выше ее понимания. Роскошное манто из золотой каракульчи, колье и часы, усыпанные розовыми бриллиантами и изумрудами, которые за версту кричали, что они от "Шопард", выдавали в Наталье солидную клиентку, но тогда при чем здесь какая-то служащая? В общем, приемщица вконец запуталась, хотя и держалась ровно, с улыбкой, пока Наталья не назвала фамилию одного из менеджеров фирмы -- Робера Платта. Тогда администратор, свободно вздохнув, спросила:
-- Так вам вызвать мсье Платта?
И Наталья, поняв, что иначе не объясниться, согласно закивала.
Через несколько минут в холле появился энергичный молодой человек, видимо ровесник Натальи. Увидев гостью из Ростова, он с улыбкой кинулся к ней, раскинув в приветствии длинные руки:
-- Натали! Бонжур! Какими судьбами? -- И на глазах у всех по-русски крепко обнял и поцеловал ее в щечку.
Обменявшись несколькими фразами, француз хотел увести Наталью с собой, но она показала на сидящего в кресле у окна Тоглара и, подведя молодого человека, представила:
-- Робер Платт, мой французский шеф. Курирует российский рынок и наш Ростов. А это, знакомьтесь, Константин Николаевич Фешин, художник. Мы приехали на фестиваль памяти балетмейстера Джона Кранко.
-- О-о!.. -- восхищенно воскликнул Робер и, как почувствовал Тоглар, завистливо посмотрел на него.
Тогда он не понял, была ли это ревность к человеку, приехавшему на такое всемирное элитное торжество, или взгляд этот был как-то связан с Натальей. Заметил Константин Николаевич и как придирчиво осмотрел француз его распахнутое пальто "Дормей-престиж" из ткани "викуния" и английский костюм от "Обвиос" из самых до-рогих сортов ткани "черрути". Конечно, для специалиста дома Кристиана Лакруа такие вещи не остались незамеченными, как и резкое преображение Натальи, которое он, без сомнения, связал с этим элегантным седеющим господином, одетым по самым высшим мировым стандартам.
Тут же, в холле, Наталья объяснила Роберу, что хотела бы заказать на заключительный бал-банкет по случаю закрытия фестиваля новое вечернее платье, а если он подберет что-то из новых моделей Кристиана Лакруа, то она, может быть, купит еще и пару костюмов для весны-осени и обязательно светлый плащ!
-- О, с этим нет проблем, тем более для своих российских представителей, -- улыбнулся менеджер и продолжил с жаром: -- Наш шеф, мсье Лакруа, большой поклонник балета, и, как я знаю, он тоже приглашен на этот бал, ему будет приятно видеть свою работу на очаровательной девушке из России. Идемте прямо к нему, я вас представлю. -- И широким жестом мсье Платт пригласил их на второй этаж.
В другом конце просторного холла, у широкой лестницы, ведущей наверх, Тоглар заприметил уютный бар и сказал Наталье, что подождет ее внизу, не будет мешать ее общению с коллегами.
Платт, по этой же мраморной лестнице, устланной сочно-зеленым ковром, увел Наталью сначала в демонстра-ционный зал, где были выставлены новейшие модели одежды, а уж потом представил ее самомуi знаменитому кутюрье. А Тоглар, раздевшись, перебрался за стойку бара, у которого так ароматно пахло кофе и играла негромкая музыка тех далеких тридцатых -- сороковых, когда рождались великие биг-бенды: Глена Миллера, Луи Армстронга, Бенни Гудмана, Олега Лундстрема...
Константин Николаевич прождал Наталью почти три часа. После первого часа он понял, что мода действительно не может обойтись без жертв, и смирился с потерянным временем. А за окном, хоть и слякотный, промозглый, шумел Париж. Наталья появилась в баре, сияющая, довольная, с новым проспектом работ Лакруа в руках и, робея, протянула Константину Николаевичу внушительный счет, но Тоглар, даже не взглянув на него, небрежно сунул квитанцию в карман, ободряюще подмигнув ей, мол, не переживай -- оплатим, и попросил для нее шампанского. Тоглару доставляло удовольствие радовать свою подругу, видеть ее такой счастливой. Потом они пересели тут же в баре за крошечный столик у окна, и, пока Наталья наслаждалась ароматным кофе-капуччино, Тоглар пошел рассчитаться за заказы, сделанные своей возлюбленной. И вновь у кассы возникла неожиданная сумятица, сумма зашкаливала за сто тысяч, и не во французских франках, а в полновесных долларах, и получить ее наличными никто не ожидал. Но тут растерянную кассиршу выручил подошедший Платт: он распорядился принять деньги, видимо, менеджер по России привык уже, что "новые русские" разъезжают по свету с чемоданами, полными наличности. Доллары опять пропустили через какой-то необычный вакуумный детектор, и Тоглар снова одержал победу над теми, кто считает, что способен контролировать качество валюты.
За три часа слушания ностальгического джаза Константин Николаевич проникся особым минорным настроением. Бармен, наверное и сам неравнодушный к тому давнему джазу в исполнении легендарных виртуозов, обратил внимание, что холеный господин в безупречно подогнанном костюме, так долго задержавшийся за стойкой, наслаждается музыкой, а не убивает время, поэтому он не просто менял компакт-диски, а тщательно выбирал их. В конце концов общая любовь к ретро-джазу помогла им понять друг друга без слов: Константин Николаевич объяснил бармену жестом, что хотел бы выпить с ним, и показал на редкую и дорогую бутылку коньяка. Так потихоньку, до прихода Натальи, они и опустошили ее чуть ли не полностью.
Вернувшись с оплаченным чеком за заказы Натальи, Тоглар мечтательно сказал:
-- Как было бы здорово пойти сегодня вечером в какой-нибудь шикарный ресторан с хорошей кухней и чтобы там играл большой джазовый оркестр, ну, пусть не такой, в три яруса на эстраде, как в старые добрые времена, но и не общипанные квинтеты, секстеты с электроинструментами, а хотя бы три-четыре трубы, саксофоны, группа тромбонов. -- И пояснил почему: -- Это как в опере -- без внушительного хора не так звучит голос даже самого выдающегося солиста, непременно нужен фон. Так и джаз -- это прежде всего мощь медных инструментов оркестра.
