Рауль Мир-Хайдаров - За все наличными
В Лувре он уже побывал вместе с Натальей сразу после посещения Монмартра, но однажды его вновь потянуло туда -- спокойно посмотреть еще раз зал близких его душе импрессионистов. Но на этот раз ему неожиданно выпала удача. В зале современных художников он увидел изумительный парадный портрет Рудольфа Нуриева, под чьим патронажем проходил фестиваль. Но главным оказалось то, что картина была кисти российского художника Эдуарда Шагеева, того самого, чью огромную картину "Сон эстета" он купил для интерьера в свою мастерскую-студию как раз накануне отлета в Париж.
В Париже Тоглар часто и с благодарностью вспоминал Эйнштейна, это ведь с его легкой руки он вызвал Наталью в Москву и уговорил отметить Новый год в европейской столице.
Вспомнив в очередной раз про Георгия, Константин Николаевич купил в подарок ему, Аргентинцу и Дантесу, заядлым картежникам, по большому набору французских карт высочайшей полиграфии -- смесь шелка, льна, хлопка, качественных сортов бумаги, а о красках, рисунках, сделанных известными художниками Европы, и говорить не приходится -- так и просятся в руки. Зная страсть Эйнштейна к аксессуарам, Тоглар приобрел ему по дюжине шейных платков от Эрмеса и галстуков от Кардена. Наткнувшись на ювелирный магазин "Картье", вспомнил о визитных карточках, так поразивших его воображение в "Пекине", и тут же заказал себе сотню из сусального золота, правда, больше часа бился с тамошним художником, пока не придумали сложную монограмму из его инициалов: К.Н.Ф., обозначил же он себя на визитке кратко и скромно -художник.
Не забыл Тоглар и про подарки для Виленкина, с которым переговаривался по телефону каждые три дня. Дела на Кутузовском проспекте продвигались успешно, хотя до завершения было еще не близко. Но в Париже Константин Николаевич несколько успокоился: Наталья была рядом, а жить в "Метрополе" совсем не плохо, на худой конец, можно было еще куда-нибудь слетать отдохнуть, например на острова в теплом Индийском океане, -- наверное, приятно среди зимы вернуться в Москву загорелым. Не прав был поэт, когда с грустью написал:
Коль нет цветов среди зимы,
Так и грустить о них не надо.
Жаль только, поздновато открылись и границы, и возможности...
Для дизайнера Виленкина Тоглар накупил журналов, книг, альбомов по оформлению интерьеров в жилых зданиях, офисах, банках, ресторанах, барах. Константин Николаевич бегло перелистал их у себя в номере и с удовольствием отметил, что московский дизайнер нисколько не уступает прославленным коллегам из Парижа, особенно если судить по салону "Ягуар-стиль" в гостинице "Софитель-Ирис". Тоглар лишний раз убедился в верности своей теории -- если человеку дан талант, он проявится где угодно, при любых условиях, пример тому и Джон Кранко, и Рудольф Нуриев, да и его дед -- художник Фешин.
Дни в Париже таяли как свечи в шандале, первое совместное путешествие с возлюбленной подходило к концу, все чаще Наталья возвращалась с примерок с готовым заказом, сияющая от счастья, и эти минуты доставляли Константину Николаевичу большую радость. Она часто звонила в Ростов, домой, подружкам, и все торопили ее вернуться. Она и сама стала собираться домой, узнав, что ее мать попала в больницу, пришлось запастись здесь нужными для нее лекарствами. Выходило, что в Москве Наталья не остановится, прямо из Шереметьево-2 поедет в аэропорт Домодедово и улетит в Ростов.
В тот день, когда на Елисейских полях был назначен бал-банкет по случаю закрытия фестиваля, Тоглар с Натальей вернулись в гостиницу с прогулки по городу пораньше. Вечернее платье для бала лежало в номере уже два дня, да и другие заказы были упакованы к отъезду. Наталья, не раз примерявшая платье для вечера и демонстрировавшая его Константину Николаевичу, неожиданно решила сходить в парикмахерскую, сделать новую прическу, подходящую для выхода в высший свет. Ее примеру решил последовать и Тоглар, в Париже они были уже около двух недель и подстричься не мешало, да и любопытство брало, как работают французские цирюльники.
Вдвоем они спустились на первый этаж, где располагались мужской и женский салоны. Наталье повезло больше, для нее в дамском зале оказалось свободное кресло, а в мужском салоне Константину Николаевичу пришлось немного подождать, оба мастера, судя по всему итальянцы, потомки вездесущего Фигаро, были заняты. В небольшом уютном холле на мраморном столике лежали газеты, журналы, рекламные проспекты. Русских газет пока французские отели не держат, и, чтобы скоротать время, Тоглар взял богато иллюстрированный еженедельник -- даже не владеющему языком иные фотографии говорят о многом. Но листать журнал долго не пришлось, снимок на второй или третьей странице задержал его внимание надолго. На добротной мелованной бумаге был заснят роскошный номер люкс в дорогом лондонском отеле "Лейнсборо". Роскошь интерьера, цветовое и пространственное решение и привлекло вначале его внимание, все убранство комнаты, живые цветы, шторы, жалюзи идеально уложились в цветной снимок, да и ракурс был сделан удачно, -- как говорится, все попало в кадр, всему нашлось место. Наверное, увлекшись цветовой гаммой, он вначале не заметил главного в кадре: на вишнево-красном персидском ковре, устилавшем пол комнаты, лежали вразброс, как в балетной сцене, два молодых человека в одинаковых белых костюмах, и лица этих парней показались Тоглару знакомыми. Вглядевшись внимательнее, он понял, так оно и есть -- братья Цуцаевы из Грозного, он хорошо их знал. Того, что лежал на снимке слева, ближе к окну, звали Алиханом, он был старшим, а второго, более спокойного и рассудительного, -- Асланом. Оба из знаменитого чеченского рода, люди, близкие к генералу Дудаеву, его особо доверенные и даже любимые лица. Братья Цуцаевы лично контролировали подпольный монетный двор Чечни. Тоглар невольно глянул на свои "Юлисс Нардан", их из Цюриха привез ему в подарок Алихан. За три дня до побега Тоглара из чеченского плена братья отправились в Крым посмотреть знаменитый Коктебель, а заодно, если удастся, прикупить на фальшивые доллары тамошнее казино и парочку приходящих в упадок санаториев.
Глядя на снимок, Тоглар вдруг ощутил пронзительную жалость к братьям Цуцаевым -- молодые, красивые, хорошо образованные, любили жизнь, -- кто же их достал? И это в Лондоне! Ну, в Москве было бы понятно. Тоглар осознавал, что ему от этой неожиданной и важной вести следует радоваться, может, даже заплясать, распить бутылку хорошего шампанского -- ведь только братья Цуцаевы имели с ним контакт, от всех других чеченцев он был надежно засекречен, охрана тут не в счет. Только Цуцаевы доподлинно знали весь процесс его работы, они доставляли сложнейшую аппаратуру из Англии, и только они могли организовать настоящую охоту за ним. Выходит, по большому счету, они унесли с собой тайну фальшивых долларов из Ичкерии -- не станет же он сам давать широковещательные интервью по этому поводу.
Наверное, надо было закричать на весь парижский отель: "Свободен! Свободен!", как когда-то в Ростове, в гостинице "Редиссон-Ростов". Но радости Тоглар не чувствовал, наоборот, ощутил нарастающую в душе тревогу.
Глава 12. Охотник за "граверами"
1
Карлен Татлян постепенно проникся особой любовью к Москве. Причина возникшей вдруг пылкой страсти к русской столице была простой -- деньги из саквояжа чеченцев, убитых в лондонском отеле "Лейнсборо", резко изменили жизнь репортера светской хроники, а заодно и агента ЦРУ под кличкой Норман. На другой день после возвращения Вагана и Армена из Англии и застолья по этому случаю Карлен откликнулся на предложение соседей посетить новомодный салон "Ягуар-стиль" в гостинице "Софитель-Ирис", где впервые за свою самостоятельную жизнь хорошо оделся: со вкусом у него всегда было все в порядке, не располагал он до сих пор лишь возможностями. Карлен был вполне согласен с высказываниями Абрека, что американцы плохо и безвкусно одеваются, но опять же это происходит у большинства из-за обычной нехватки денег. Модная одежда, особенно европейская, в Америке стоит дорого, возможно потому практичные американцы изобрели и подарили миру пресловутые джинсы. Да и все эти гамбургеры, хот-доги, сандвичи придуманы не от хорошей жизни, а оттого, что ритм существования в этой стране такой, что там и пообедать, по российским понятиям, некогда, где уж тут до супов, рассольников или борщей.
Конечно, Карлен был ошарашен разнообразием выбора мужской одежды, предлагаемой салоном, и, будь он один, наверняка купил бы себе лишь кое-что по мелочи, цены все-таки поражали воображение. Но Абрек и Крис, словно соревнуясь друг с другом, экипировались с ног до головы, и Карлен вынужден был последовать их примеру, тем более что одеваться ему пришлось, как говорят в России, на халяву. В противном случае ереванские знакомцы, родственники легендарного Сво, не поняли бы его, заподозрили в жадности, а жадным мало кто доверяет, жадных сторонятся, Карлен же не хотел терять дружбы с щедрыми и бесшабашными соседями. Наверное, они заметили, с какой неохотой расставался Карлен с деньгами в "Софитель-Ирис", поэтому, возвращаясь домой в машине, Абрек сказал ободряюще:
