Рауль Мир-Хайдаров - За все наличными
Переговоры начались с расстройства: картину, оказывается, намерен приобрести какой-то богатый ливанец из Бейрута, он даже оставил задаток в десять тысяч долларов, и Шагеев отказывался вести разговоры на эту тему. Стоявший рядом с Тогларом Эйнштейн вежливо, но настойчиво предложил: "Посмотрите, пожалуйста, может, срок окончательного расчета истек. Если так, мы будем счастливы, а ваша совесть чиста, и для ливанца ваши картины обретут еще больший вес". Как и оказалось, оговоренные сроки действительно давно прошли и коллекционер из Бейрута не подтвердил дату окончательного расчета. В общем, художника уломали, или, как позже выразился Эйнштейн, забили деньгами. Картину, не мешкая, доставили на Кутузовский, предварительно прикинули к месту, и тогда Тоглар окончательно понял, что у него будет настоящая студия: картина привнесла в мастерскую тот необходимый художественный дух, которого так добивался Виленкин.
Хозяин дома собирался в отъезд, и Виленкин получил небольшую передышку. Ему не хотелось гнать ремонт ускоренными темпами, это могло отразиться на качестве работ. Дом на Кутузовском он собирался сделать своей эталонной работой, если хотите, визитной карточкой -- когда еще выпадут такие материальные возможности, простор двух квартир на одном этаже и заказчик, не лишенный художественного вкуса, не озабоченный лишь тем, чтобы затмить или удивить кого-то, редчайший клиент, как часто думал о Тогларе дизайнер.
Предложение Тоглара слетать в Париж на балетный фестиваль и остаться там встречать Новый год Наталью очень обрадовало, правда, были у нее проблемы с работой. Нужно было срочно найти себе достойную подмену: менеджеры торгового дома Кристиана Лекруа в Ростове держали обслуживающий персонал в строгой узде.
Фешин впервые собирался за рубеж и, как человек основательный, хотел предусмотреть все возможное -- в чужой стране качать права бессмысленно. Там под рукой не будет братвы, которая и поддержать может, и посоветовать. Он, конечно, знал великую силу денег, но ведь и знать надо, кому давать, там, говорят, ошалели от беспардонности "новых русских".
Три года чеченского плена отдалили Тоглара от реальной жизни, да и последние полгода, когда от новой действительности он надежно был защищен деньгами, тоже не расширили его кругозор. Путешествие любой человек оценивает прежде всего с точки зрения финансовых возможностей, так думал и Тоглар, а деньги у него были. Но на Запад, оказывается, просто так деньги не провезешь, необходимы документы на их вывоз. Тут опять сгодился всезнающий Георгий: он посоветовал Константину Николаевичу зайти к соседу по "Метрополю", Дантесу, который держал под колпаком несколько московских банков, и попросить у него с десяток подобных разрешений на свое и Натальино имя, якобы они покупали валюту в дантесовских банках. Георгий предупредил, чтобы каждый счет не превышал десяти тысяч долларов, иначе они автоматически попадут в поле зрения налоговой полиции. Эйнштейн подсказал и другой путь: найти в аэропорту Шереметье-во-2 своего человека, лучше из таможни, который принесет прямо в самолет "дипломат" с деньгами. Этот канал надежно опробован крутыми людьми не только в аэропортах, но и на транспорте: водном, автомобильном, особенно на финской границе. Однако такой путь Константин Николаевич отмел сразу: не желал нарушать законы, да и с братвой хотелось общаться как можно реже. Но получилось еще лучше...
Когда Тоглар выложил свою проблему Дантесу и попросил помочь, тот снисходительно засмеялся:
-- Да зачем тебе бумажки? А вдруг тебе понравится путешествовать по миру, перелетать из страны в страну -- ты же завалишь таможню декларациями. Давай мы тебе лучше дипломатические паспорта сварганим, зеленые. Действительны они пять лет, накатаешься всласть. По ним обычно не шмонают, если только кто-то на тебя специально не настучит в таможню. Удобная штука, особенно для нашего брата, слинять из страны можно в любую минуту, сечешь? -- И Дантес, распахнув сейф за спиной, достал свой дипломатический паспорт.
-- Да, серьезная ксива, с такой не пропадешь. Если можешь, помоги обзавестись... -- сказал Тоглар, повертев в руках зеленые корочки. А сам уже понял, что, если дело не выгорит, он для себя с Натальей сделает сам не хуже.
-- Для тебя нет проблем, дорогой Тоглар, ты мне трижды ксивы правил, выходит, за мной должок. -- И, вызвав секретаршу, Дантес попросил ее соединить с кем-то из МИДа.
С чиновником разговор был короткий, видимо, тот давно сидел на крючке или на довольствии у Лозовского. Положив трубку, Дантес улыбнулся и, черкнув номер телефона на Смоленской площади, сказал, протягивая листочек Фешину:
-- Блат блатом, а пять штук баксов за пару ксив завези, он там не один решает этот вопрос.
Так неожиданно разрешилась проблема вывоза наличных долларов, а заодно и возможность путешествовать как особо важные, VIP-персоны, о такой удаче Тоглар даже мечтать не мог... 2
Париж встретил их зимним холодом, настоящей русской поземкой в аэропорту Орли, и Тоглар еще раз мысленно поблагодарил Георгия: по его совету он купил пальто "Дормей-престиж" с подкладом из баргузинского соболя, а для Натальи, за неделю до отъезда, в модном московском салоне изумительное манто из каракульчи золотистого оттенка. Хозяйка салона Пруссакова-Барковская не преминула им рассказать, что на международных пушных аукционах такая каракульча -- под названием сур -- ценится чрезвычайно высоко и чтобы сделать подбор на одну шубу подходящего оттенка, нужно отсортировать сотни шкурок. Потому такое манто носила прежде только Галина Брежнева, а теперь оно есть и у первой леди России -- Наины Ельциной.
Фирма "Содис" не обманула ожиданий, в аэропорту их встречали, и отель на улице Рю де Ришелье оказался недалеко от "Гранд-опера". Факс Эйнштейна сработал -- в оргкомитете фестиваля их приняли радушно, выложив заказанные билеты на спектакли и концерты. Оплачивая наличными немалую сумму, Фешин весьма удивил администратора. Впрочем, может, того огорошили чаевые? Но как бы там ни было, вертлявый француз, мало чем отличающийся от наших прохиндеев -- театральных администраторов, тут же поинтересовался: а не желают ли господа русские, за дополнительную плату разумеется, попасть на большой бал-прием по случаю открытия фестиваля, который будет проводиться в Культурном центре современных искусств Франции имени Жоржа Помпиду, а закрытие -- в одном из дворцов на Елисейских полях? К изумлению француза, русские согласились, не спрашивая, сколько это будет стоить, и вновь щедро одарили чаевыми. Тогда вконец растроганный администратор вручил им свою визитку и сказал, что он к их услугам днем и ночью. И правда, до самого отъезда он время от времени звонил им в гостиницу и спрашивал, не нужно ли в чем-то помочь, при этом его советы, рекомендации были очень полезны. Тоглар отметил, что мсье Жак, так звали нового знакомого, заменил им в Париже всезнающего и всегда готового услужить Эйнштейна. Уезжая, они обменялись с мсье Жаком адресами. Радовало Константина Николаевича и то, как Наталья прекрасно владеет французским языком, да и держалась она так, словно всю жизнь разъезжала по юбилеям великих хореографов мира, -- почему-то именно Наталью французы связывали с балетом. В первый же вечер в Париже, гуляя по Елисейским полям, Тоглар сделал своей подруге в изысканном ювелирном магазине фирмы "Шопард" подарок: редкой красоты швейцарские часы из розового золота с розовыми бриллиантами и изумрудами и похожее по оформлению колье -тоже изделие всемирно известной ювелирной фирмы "Шопард". Рассчитываясь опять же наличными, Тоглар ожидал, что попросят паспорт, но обошлось, видимо, побоялись по-терять выгодного клиента. Впрочем, Константин Николаевич специально оставил паспорт дома. Доллары тут же пропустили через какой-то сложный детектор, но творения рук Фешина с успехом выдержали и французский экзамен...
На следующий по приезде день, как ни рвалась Наталья в свой торговый дом Кристиана Лакруа, Константин Николаевич повел ее на Монмартр, ему не терпелось увидеть прославленную в последние полтора столетия улицу, на которой побывало столько гениальных художников. На Монмартр его тянуло еще и потому, что точно знал -- тут бывал его дед, где-то под толщей асфальта остались навсегда и его следы; взгляд Тоглара задерживался на этих старинных зданиях, на этих пыльных витринах и, конечно, на церкви Сакре-Кер, в начале улицы. Тут, блуждая среди заполонивших тротуар мольбертов, Тоглар, как когда-то в Казани, словно бы услышал голос крови, почувствовал себя не просто Костей Фешиным, а внуком знаменитого живописца, а это ко многому обязывало.
Какие художники тут только не работали! Как и сто лет назад, в эпоху медлительных паровозов и дилижансов, от-куда только не прибыли сюда живописцы попытать счастья, и каждый из них наверняка считал себя непризнанным гением. Тоглар хотел купить на память о Монмартре какую-нибудь работу, но то, что он видел, его не устраивало. Тут каждый творец рассчитывал прежде всего на коммерческий успех -- жизнь в Париже дорогая, -но эти картины, этюды, зарисовки он бы даже кичем назвать не решился. Работы вольных художников в Москве на Крымском валу -- стихийном русском Монмартре -- в массе своей были гораздо интереснее. Картину он решил приобрести все-таки где-нибудь в салоне или антикварной лавке, которыми так богат и славен Париж.
