Сорока - Элизабет Дэй
Кейт выпадает из интервью, поэтому коллеге приходится стучать в дверь, чтобы напомнить журналисту о времени. Она извиняется перед актером, седым мужчиной лет пятидесяти, который все еще получает роли супергероев, за что его яростно критикуют все женщины.
– Только смотрите, это в последний раз, – строго заявляет актер.
Когда-то в прошлом такое замечание вызвало бы у нее панику, но сейчас ей плевать на все, кроме ребенка.
Они регулярно ездят в Глостершир, обедают с родителями и встречаются с Марисой в ее домике. В компании Криса ходят на скрининги и обследования в местной больнице. Узнают, что у них будет мальчик. Джейк плачет от этой новости, а Кейт смеется от восторга и осознания реальности происходящего. Один раз они везут Марису на прием к мистеру Абади, и Кейт всю дорогу опасается, что их подопечная выпрыгнет из машины. Приветливый врач остается доволен ходом беременности. Когда Абади спрашивает их о возможных опасениях или необычных случаях, произошедших с момента последнего визита, все трое дружно качают головами и стараются не смотреть друг другу в глаза. Тем же вечером они возвращаются в Глостершир, и Кейт с облегчением сдает Марису на попечение родителей Джейка. Ее это пугает, будто она лишена материнского инстинкта и не хочет постоянно находиться рядом со своим ребенком, вдруг потом не будет достаточно сильно привязана к новорожденному сыну. Кейт пытается прогнать мылси о том, что у нее не будет генетической связи с младенцем. «Ребенок автоматически становится твоим, как только ты впервые берешь его на руки», – продолжают успокаивать интернет-форумы. И все же Кейт не может избавиться от беспокойства, что их сын унаследует психическое заболевание Марисы. Все кажется таким хрупким, словно может исчезнуть в мгновение ока.
– Ты слишком много загоняешься, – говорит Джейк, когда она пытается поговорить с ним об этом. – Все будет хорошо. Лучшее из того, что мы сейчас можем сделать, – расслабиться и убедиться, что ты хорошо выспалась перед рождением ребенка.
И дело не в отстраненности, а в его стремлении успокоить ее, в надежде на благополучный исход. Кейт чувствует, что страхи отходят на второй план. Она истеричка? Или это навязал ей Джейк? Она больше ни в чем не уверена и окончательно запуталась в своих мыслях. Их зависимость от Криса и Аннабель означает то, что она находится в меньшинстве, одна против троих. Они семья. А Кейт где-то рядом.
Однажды вечером Аннабель звонит сыну и сообщает какие-то новости. Кейт слушает, пока Джейк бормочет: «Нет, нет, я понимаю… да, конечно». А когда она просит лично поговорить с матерью, Джейк молча качает головой и уходит в сад, прижимая телефон к уху и прикрывая рот ладонью, чтобы Кейт не смогла ничего прочитать по губам.
Потом он возвращается в дом и сообщает, что Аннабель считает Марису «нестабильной».
– До нее, очевидно, постепенно все доходит – ну, произошедшее, – объясняет он. – И она чувствует себя виноватой во всем, поэтому каждый раз хочет извиниться. Особенно перед тобой.
– Так.
– И мама считает, что будет лучше, если мы будем приезжать реже. Дадим им немного отдохнуть.
– Ага.
Кейт злится, что Аннабель снова лезет не в свое дело.
– Честно говоря, я не уверен, что это единоличное решение мамы, – продолжает Джейк, будто читает мысли. – Я полагаю, по мере того, как Мариса выздоравливает, к ней возвращается способность критического мышления, и осознавая, через что она заставила нас пройти, Мариса чувствует себя… немного… неловко, наверное?
Кейт грызет заусенец. Острая боль возвращает ей возможность мыслить ясно.
– Возможно, – комментирует она.
– Во всяком случае, это хороший знак, – настаивает Джейк. – Это значит, что ей становится лучше. И нам не стоит волноваться. Ведь эти поездки в Глостершир так изматывают.
– Согласна.
– Просто мы будем приезжать не так часто, вот и все.
Кейт принимает это. Она продолжает доверять Аннабель, хотя это противоречит внутреннему голосу. «Я ведь всегда могу позвонить Марисе», – рассуждает Кейт. Но проблема в том, что Мариса редко отвечает на звонки. Она однажды спросила, почему так, и та ответила, что якобы просто не слышит мелодию вызова. Кейт не хочет давить. Не желает конфликтов. Один неверный шаг и все рухнет.
Джейк предлагает поехать в спа-салон. Она смеется:
– Спасительный отдых?
– Да, а почему бы и нет?
Он полностью серьезен.
– Ладно, это прекрасная идея. Я полагаю, даже немного неожиданная, учитывая… все. – Она останавливает себя. Спа, мягкие халаты, маски из огурцов принадлежат прошлому миру. Она не в настроении. Такими штуками занимаются романтически настроенные пары на первой волне отношений, а не пара, которая пытается смириться с фактом наличия серьезных проблем, с психическим здоровьем у их суррогатной матери.
– Поэтому мы и должны пойти, – говорит он. – Я обо всем позабочусь. Это пойдет нам на пользу, а потом у нас уже будет малыш. Кто знает, когда еще мы вот так сможем куда-то выбраться?
– Ты прав, – сдается она.
Джейк бронирует спа в часе езды от Лондона. У них есть предложение на все выходные, включающее в себя: «Две мини-процедуры: уход за лицом и массаж в течение двадцати пяти минут. И ничего лишнего!»
– Нас хотя бы покормят? – в шутку спрашивает Кейт. – Или это уже лишнее?
– Еда включена в стоимость, – отвечает Джейк, не отвлекаясь от яркого света монитора ноутбука. – Тут есть питание для веганов и специальные диеты.
– Полагаю, никакого алкоголя. Может, возьмем с собой?
– Ха.
Джейк дважды щелкает по варианту с улучшенным двухместным номером и вводит данные своей карты.
На экране появляется сообщение: «Поздравляем! Мы с нетерпением ждем вас в усадьбе Чарльтон».
– Ужасный шрифт, – говорит Кейт, указывая на сообщение. Джейк просто помешан на шрифтах.
Он смеется.
– Самый худший вариант.
Поместье Чарльтон располагается на берегу большого озера. Когда они въезжают на автостоянку, боковым зрением Кейт замечает резкое движение, и вовремя поворачивается, чтобы рассмотреть, как цапля взлетает из зарослей камыша, ее взмахи крыльев и клюв, серо-коричневый силуэт которого выделяется на фоне пыльного неба.
Она вспоминает рисунок на стене в кабинете мистера Абади. На нем изображен полет аиста с младенцем, закутанным в пеленки с узором в горошек.
