Сорока - Элизабет Дэй
Родители поддерживают с ними постоянный контакт с тех пор, как Мариса стала их неофициальной гостьей. Молчаливая поддержка. Мать даже ни разу не пожаловалась на какие-либо неудобства.
– Вы уверены, что мы вас не обременяем? – уточнила Кейт несколькими днями ранее. – Мне очень жаль, если это так.
– Нисколько. Мариса не доставляет хлопот. Она очень даже приятная особа.
– Хорошо, – удивилась Кейт. – Спасибо. Я знаю, что у вас были сомнения насчет суррогатного материнства, но…
– Это уже давно в прошлом, – перебила Аннабель. – Семья прежде всего, и только это имеет значение.
Кейт встревожил их разговор. Она списала это на то, что не привыкла к такой доброй Аннабель, и утешила себя, что эта просто новая грань ее характера. Джейк посоветовал просто принять это.
– Ты должна понять, – заявил он. – Семья для нее – все. И теперь она видит в нас семью.
Эти слова ничуть не убедили Кейт. По ее мнению, Аннабель делала все для сына, но не для нее. «Мотивация не имеет значения, важен лишь результат», – рассудила она.
Всю дорогу до Глостершира они молчат. Слушают аудиоверсию нового романа, попавшего в лонг-лист престижной литературной премии, но Кейт постоянно путается в сюжете. Джейк кладет руку на ее бедро. А она смотрит в окно на поля и живые изгороди.
Когда они добираются до точки назначения, Аннабель открывает дверь и быстро их обнимает. На ней пышная льняная блузка, черные бархатные легинсы и стеганые балетки. Маленькие золотые серьги с рубинами. Макияж, как и всегда, безупречен.
– Выглядите шикарно, – с теплотой говорит Кейт. Она знает, что это грубая лесть, но она в неоплатном долгу перед Аннабель.
– О, – отвечает мать. – Правда? Спасибо.
Никаких взаимных комплиментов. Женщина, некогда стоявшая на пороге перед Кейт, такая бледная, безоружная, обеспокоенная и сострадательная – исчезла.
– Джейки, ты выглядишь усталым, дорогой, – верещит Аннабель по дороге на кухню, где уже накрыт стол с «повседневной» посудой и красивыми бумажными салфетками.
– Я в порядке, мама. Как она?
Аннабель прислоняется к кухонной плите, положив руки на серебряную фурнитуру.
– Мариса?
Ну а кто же еще? – думает Кейт.
– У нее все хорошо, – в голосе Аннабель звучит необычная нежность. – С ней действительно все в порядке, она просто чудо.
– Отлично, – говорит Кейт. – Мы можем ее увидеть?
Она сама не знала, почему об этом спрашивает. Но в конце концов ради этого они и приехали сюда.
Аннабель выглядит обиженной, словно ожидала небольшой прелюдии перед основным действием.
– Конечно, – отвечает она. – Но с этим придется повременить, сейчас с ней Крис. А теперь, – мать пристально смотрит на них, – выпьем?
Она готовит им джин-тоник, причем наливает Джейку поменьше алкоголя, ведь тот должен помнить, что он за рулем («Не волнуйся из-за алкоголя, ты же плотно покушал», – беззаботно заявляет мать.) Они сидят на Г-образном диванчике у окна, на нем лежат подушки из ситца с тем же узором, что использован и в декоре гостиной. Кейт, разочарованная социальными условностями, потягивает напиток. Она подозревает, что Аннабель наслаждается своей ролью хозяйки положения.
Джейк, будто по сигналу, начинает короткую благодарственную речь о том, насколько они признательны матери за все ее усилия. Аннабель делает вид, что не стоит произносить столь громкие слова, но все равно позволяет сыну продолжать нахваливать ее, а Кейт наблюдает, как та становится румяной и довольной, словно располневший на комплиментах опарыш.
Когда Джейк заканчивает импровизированную оду, наступает многозначительное молчание. Кейт допивает остатки джина и понимает, что теперь настал ее черед взять слово. Аннабель сидит, скрестив ноги, и выжидающе смотрит прямо на нее.
– Да… просто это все ну… да, я поддерживаю Джейка. Мы очень вам признательны, Аннабель. Вам и вашему супругу. Спасибо.
Мать милосердно опускает голову в знак принятия оказанной чести.
– Пожалуйста, – отвечает она. – Я всегда буду рядом с тобой, ты же знаешь. Но мне приятны твои слова. Мы справимся. И у вас будет ребеночек.
Кейт замолкает. Она смотрит на Джейка, сидящего рядом с матерью, и у нее возникает стойкое ощущение, будто уже о чем-то договорились за ее спиной.
В этот момент на кухню заходит Крис.
– Привет, привет, – здоровается он с легким поклоном, демонстрируя лысину на макушке.
– Обувь! – командует Аннабель, и Крис послушно снимает ботинки, оставляя их на коврике, чтобы грязь не растекалась по напольной плитке.
Отец целует Кейт в щеку и пожимает Джейку руку.
– У нее все хорошо. Я сообщил ей, что вы приехали, и она с нетерпением ждет встречи. Особенно с тобой, Кейт.
Крис добродушно улыбается.
– Спасибо, – произносит Кейт, задаваясь вопросом, перестанет ли она когда-нибудь благодарить Криса.
– Не стоит. Для этого и нужны врачи, не так ли?
Кейт невольно начинает плакать, она ничего не может с этим поделать. Джейк обнимает за плечи, а Крис выуживает из кармана брюк старенький, но чистый носовой платок, и протягивает ей. Она вытирает слезы.
– Ничего, ничего, – приговаривает отец. – Не нужно плакать. Возьми себя в руки.
– Ну ничего себе, – произносит Аннабель в пустоту, а затем встает и идет проверять шипящую в духовке лазанью.
Кейт возвращает платок.
– Ты в порядке? – спрашивает Джейк. – Сделай несколько глубоких вдохов.
«Я же не ребенок», – хочет ответить Кейт, но молчит.
– Пойдем к Марисе, – предлагает она.
Джейк помогает ей встать.
– Не задерживайтесь там, – говорит Аннабель. – Лазанья остынет.
Коттедж представляет собой одноэтажное здание, перестроенное из старой конюшни. Они проходят мимо ржавых принадлежностей для игры в крокет и покосившегося скворечника с кормушкой. Окна гостевого дома маленькие и непропорциональные, все уступы покрыты мхом. На крыльце стоит горшок герани, стебли разрослись и топорщатся в разные стороны. Гнетущая атмосфера. Эта сторона сада выглядит мрачной. Кейт смотрит вверх: на фоне ясного послеполуденного неба резко вырисовываются ветви огромного раскидистого дерева.
Джейк стучит в дверь.
– Входите, – раздается приглушенный голос.
Они заходят внутрь. Мариса сидит в кресле у незажженной печи и поглаживает выпирающий живот. Светлые волосы спадают на плечи, частично скрывая лицо. На ней рубашка кремового цвета и белые льняные брюки. Кейт понимает, что эту одежду ей, наверное, одолжила Аннабель.
Мариса поворачивается к ним и блаженно улыбается. Боль и ярость уступили место безмятежному спокойствию. Под глазами больше нет темных кругов. Лицо не выглядит изможденным, а щеки налились румянцем. «Доярка со страниц Томаса Харди снова в форме», – думает Кейт, такая стремительная перемена кажется ей подозрительной. Сейчас Мариса выглядит нереальной, словно это совершенно другой человек.
– Мариса, – произносит
