Диана Чемберлен - Кровные узы, или История одной ошибки
С третьей попытки я закинула мешок с углем на настил перед дверью. Потом взобралась сама.
– Мне не надо помогать, – крикнул Энди. – Я сам могу забраться туда.
– Ладно, только передай мне пакет с едой.
Он подал его мне, и я ухватилась за него руками. Он был скользким от воды, и, прежде чем я смогла покрепче ухватиться, ветер вырвал пакет из моих рук, рассыпав содержимое по мокрому песку.
– Я все соберу, не переживай, Мэгги!
Энди нагнулся, чтобы собрать остатки еды, и я увидела, что ветер швырнул батон хлеба, словно перышко, и унес в темноту.
– Я приду через секунду! – крикнула я.
Отперев дверь, я втащила пакет с углем в прихожую. Потом спрыгнула с настила, и мы вместе собрали остатки еды, которые смогли найти.
Когда мы оба залезли на настил, Энди попросил меня посветить фонариком на надпись.
– «Предназначено под снос», – прочел он.
– Когда мы были детьми, – прокричала я, – ураган Фрэн разрушил большую часть острова.
– Я это знаю, – крикнул в ответ Энди. – Я понимаю – это означает, что мы не должны входить сюда, но мы войдем.
– Ну вот, ты все понял, – сказала я.
Распахнув дверь, мы вошли внутрь.
– А мы не делаем ничего плохого? – спросил Энди, проходя в гостиную. Пол скрипел под его кроссовками. Я знала, что он специально так наступает на половицы, чтобы они громче скрипели.
Я взяла с кухонного стола второй фонарик.
– Здесь есть еще один для тебя. – Я протянула ему фонарик. – А насчет того, делаем мы что-то противозаконное или нет, – может, некоторые люди так и подумают, но я считаю, что мы все делаем правильно.
– А мама что подумает? – Энди то включал, то выключал свет, направляя его мне в лицо.
– Прекрати. Ты слепишь меня.
– Извини. Мама подумает, что это плохо?
– Видишь, по комнате расставлены свечи. Давай зажжем их, а потом я отвечу на твой вопрос. – Я протянула ему коробку спичек.
– Можно мне воспользоваться своей зажигалкой? – Он полез в карман, и я увидела в его руке зеленую зажигалку.
– Откуда она у тебя? Я думала, ее отобрала служба охраны аэропорта.
– Это совсем другая.
– Зачем она тебе? – спросила я. – Ты все еще куришь?
– Только не говори маме, – сказал он.
– Я-то не скажу. Но это очень плохо с твоей стороны, Панда. Надеюсь, ты больше не будешь этого делать.
– Я соврал маме, – признался он.
– Да, – сказала я. – Я сама иногда так делала.
– Я ей сказал, что не затягиваюсь, а на самом деле это неправда. Я затягиваюсь.
– Очень полезно для твоей астмы. – Я зажгла на столе одну свечу.
– Мне нравится, когда дым выходит из носа.
Я попыталась представить его курящим.
– А где ты куришь?
Он ведь всегда был под присмотром. Мы бы почувствовали, если бы он курил дома, и наверняка он не делал этого в школе.
– Я курю, когда гуляю со своими друзьями. В те дни, когда ты не отвозишь меня домой.
Я представила себе, как он ждет автобуса вместе с остальными детьми из школы, с другими мальчишками, которых он считал своими друзьями и которые, вероятно, выманивали у него сигареты, а за спиной смеялись над ним.
– Если в доме начнется пожар, я смогу выпрыгнуть в окно вон на те доски. – Он направил луч фонарика на окно гостиной и на настил под ним.
– Правильно, – сказала я. – А в кухне есть дверь, через которую мы сможем выскочить из дома на настил.
– Я тоже имел в виду настил, а не доски.
– Я поняла. Ведь настил сделан из досок, так что с технической точки зрения ты прав.
– У нас дома есть большой настил. Когда мы поедем домой?
Я положила пакет с едой на кухонный стол.
– Мы переночуем здесь, а завтра решим, что делать дальше. – Я открыла пакет с продуктами. – Хочешь бутерброд с арахисовым маслом?
Надо было взять с собой и пиццу. Что подумает мама, когда увидит на столе нетронутую пиццу?
– Окей.
Он смотрел, как при колеблющемся свете свечей я намазываю арахисовое масло на два куска хлеба. Потом я протянула один ему.
Мы вместе уселись на диван и стали смотреть на темное окно перед нами, есть хлеб с арахисовым маслом и пить воду прямо из бутылок.
– За окном находится океан, – сказала я.
Было так темно, что я не могла разглядеть белые барашки на волнах.
– Я знаю. Я не слабоумный.
– Никто в этом и не сомневается, Панда, – сказала я.
Некоторое время мы молча жевали хлеб. Я продолжала воображать, что почувствовала мама, когда вошла в дом и обнаружила исчезновение Энди. Я вывалила на нее все эти жестокие сведения про отца, а у нее был такой ужасный день. Она мчалась домой через дождь и ветер, переживая и волнуясь за завтрашний день, а потом обнаружила, что ее дети исчезли. В моей голове звучали два голоса – один требовал, чтобы я позвонила ей и сказала, что с нами все в порядке, а второй советовал молчать. Я чувствовала, как от волнения чешется татуировка у меня на бедре.
– Я собираюсь позвонить маме и сказать, что с нами все в порядке, – проговорила я, когда мы закончили ужинать.
Я вынула из пакета айпод и протянула его Энди. Потом проверила свой телефон. Никаких сообщений. Странно. Обычно в коттедж можно было прозвониться. Может, это из-за шторма. Интересно, звонил ли мне Бен. Мне не хотелось думать о нем. Это могло полностью выбить меня из колеи.
Телефон Энди лежал на столе, но у него тоже не было никаких звонков или сообщений. Я представила себе, что сейчас творится с мамой. Зачем, зачем я сказала ей про отца? Была у меня эта гнусная черта. Захотелось побить маму ее же оружием, чтобы она больше не говорила со мной о Бене.
– Энди, я выйду наружу, потому что здесь сигнал не проходит.
– Ладно. – Он сидел, уставившись в свой айпод.
Выйдя на улицу, я вынуждена была схватиться за перила, чтобы меня не сбил с ног ветер. Если я даже поймаю сигнал – а это вряд ли, – то все равно не смогу ничего расслышать. Надо звонить из машины.
Снова вернувшись в дом, я спустилась в кухню, сделала отверстие в пакете для мусора и надела его на себя, как пончо.
– Я вернусь через несколько минут, Энди, – сказала я, бросив взгляд на свечи, расставленные по комнате, чтобы убедиться, что они горят достаточно безопасно. Не хватало, чтобы мой брат попал в еще один пожар.
Я залезла в машину, но сигнала на мобильнике все равно не было, поэтому я решила немного проехать по дороге. На шоссе были сплошные лужи, поэтому я ехала медленно, боясь забуксовать в песке. А что, если со мной что-нибудь случится и Энди останется в «Сторожевом Баркасе» один? «О господи, перестань об этом думать», – сказала я себе.
В ближайших домах я не видела ни огонька, значит, электричества все еще не было. Я почти доехала до огромного кооперативного дома, виллы Каприани, прежде чем появилась связь. От мамы поступило три голосовых сообщения. Она была до смерти испугана, ее голос дрожал, и я понимала, что приняла правильное решение позвонить ей. Я заехала на полупустую парковку виллы Каприани и набрала номер мамы.
– Мэгги! Где ты? – Я слышала, что она плачет. Я должна была позвонить раньше или хотя бы послать ей сообщение.
– Я звоню, чтобы сказать, что со мной и Энди все в порядке. Мы в безопасности.
– Где ты, Мэгги? Что вы делаете?
– Я не могу сказать. Я только хотела сообщить тебе, что с нами все в порядке.
– Она не говорит, – сказал мама, обращаясь к кому-то.
– Кто с тобой? – Я испугалась, что там полиция.
– Мэгги. – Теперь это был голос дяди Маркуса. – Что происходит? Ты с Беном?
– Нет, – проговорила я. Значит, теперь дядя Маркус тоже знает про Бена и меня. – Он ничего о нас не знает, так что оставьте его в покое. Я только хотела сказать маме, что со мной и Энди все в порядке.
– Зачем ты это сделала? – проговорил он. – Приезжай домой. Ты только сделаешь все еще хуже.
– А что может быть хуже? Разве можно представить Энди в тюрьме? Год ждать суда, как ты сам сказал? Чтобы над ним смеялись, чтобы его били, а может быть, и насиловали другие заключенные? – Мой голос задрожал, когда я представила все это.
– Я знаю, Мэг, – сказал он. – Но постарайся успокоиться, ладно? Может быть, судья поймет все правильно и не посадит его в тюрьму. Может быть, он вынесет решение судить его судом для несовершеннолетних.
– Два часа назад ты говорил совсем другое. Сам знаешь, что этого не будет, особенно теперь, когда они нашли на канистре с бензином его отпечатки пальцев.
– Если он не придет в суд, будет только хуже.
– Я выключаю телефон. – Я уменьшила громкость, чтобы не слышать звонок.
Неужели только я одна верю, что он невиновен?
Мне почему-то стало страшно по дороге к коттеджу. Я ехала все быстрее, неотступно думая о свечах. Я вздохнула с облегчением, когда увидела «Сторожевой Баркас» на прежнем месте. Припарковавшись, я побежала к коттеджу. Энди сидел в гостиной в наушниках и даже не услышал, как я ворвалась в комнату.
Я убедила его сыграть в карты на внимание, вынув из кухонного шкафа старую, мягкую и липкую колоду. Мы разложили карты на диване. Когда приходилось сдавать их, мои руки дрожали. Теперь, когда мы были здесь, мой брат был накормлен, мама оповещена о том, что с нами все в порядке, и больше нечего было делать, во мне начало расти чувство тревоги. Что я делаю? Что я уже наделала?
