Диана Чемберлен - Умелая лгунья, или Притворись, что танцуешь

Диана Чемберлен

Умелая лгунья, или Притворись, что танцуешь

Посвящается моей сестре, Джоан Лопрести Сканлон,

моей вдохновительнице и любимой подруге

Diane Chamberlain

PRETENDING TO DANCE

Copyright © Diane Chamberlain, 2015 This edition published by arrangement with Writers House LLC and Synopsis Literary Agency

Перевод с английского М. Юркан

Художественное оформление Д. Сазонова

1

Я умелая лгунья.

Этот факт утешал меня, когда мы с Эйденом, соприкасаясь бедрами, теснились на нашем кожаном угловом. Интересно, не слишком ли близко мы сидели? Пэтти, социальный работник, сидя на другом крыле нашего дивана, что-то записывала в свой блокнот, и я переживала, следя за быстрым движением ее ручки: вдруг ее записи будут стоить нам нашего ребенка? Я воображала, что она пишет: «Пара выглядит нездорово зависимой». Словно уловив мою нервозность, Эйден взял меня за руку, прижав ее к своей теплой ладони. Как ему удавалось оставаться таким спокойным?

– Вам обоим по тридцать восемь лет, верно? – уточнила Пэтти.

Мы дружно кивнули.

Пэтти оказалась совсем не такой, как я ожидала. Мысленно я окрестила ее «Бойкой Пэтти». Я ожидала, что к нам заявится строгая пожилая особа, склонная осуждать всех и вся. Но она, будучи уже дипломированным социальным работником, выглядела никак не старше двадцати пяти лет. Белокурые волосы она собрала в «конский хвост», а ее огромные синие глаза, опушенные густыми ресницами, смотрелись как рекламная иллюстрация со страниц журнала «Вог». Ее бьющее через край воодушевление дополняла живая улыбка. Тем не менее эта Бойкая Пэтти держала в своих руках наше будущее, и, несмотря на ее молодость и пенящееся обаяние, она страшила меня.

– Как вы познакомились? – спросила Пэтти, оторвав взгляд от своих записей.

– На одной юридической конференции, – ответила я, – в две тысячи третьем году.

– Я с первого взгляда воспылал к ней любовью, – добавил Эйден.

Он частенько говорил мне об этом. «Я мгновенно влюбился в твои веснушки», – обычно вспоминал он, касаясь моей переносицы. Вот и сейчас я почувствовала на себе его любящий взгляд.

– Мы сразу же нашли общий язык, – заметила я, улыбнувшись Эйдену, вспоминая, как впервые увидела его. На семинаре по иммиграционному законодательству, которое впоследствии и стало специализацией Эйдена. Он слегка опоздал, заявился с рюкзаком за плечами, на руке его болтался велосипедный шлем, снятый с совершенно взлохмаченной белокурой шевелюры. Его серая футболка промокла от пота, и он совсем запыхался. Руководитель семинара, лишенная чувства юмора особа с жесткой короткой стрижкой, пронзила его взглядом, но он ответил своей самой очаровательной улыбкой, а большие карие глаза из-за стекол очков одарили ее смиренным извиняющимся взглядом. Его улыбка, казалось, говорила: «Я понимаю, что опоздал, извините, но мое присутствие на вашем семинаре доставит вам радость». Я видела, как постепенно смягчались черты лица нашей лекторши, и в итоге она кивнула ему, показав на пустой стул в середине аудитории. В то время в сердце моем жила еще не зажившая рана. Пару лет назад, после душераздирающего разрыва помолвки с моим давним женихом, Джорданом, я поставила на мужчинах крест, но в тот самый момент поняла, что мне хочется познакомиться с этим индивидуумом, Эйденом Джеймсом, и подошла к нему во время перерыва. Да, он сразил меня наповал. Эйден оказался веселым, сексуальным и умным в неотразимом сочетании. Сейчас, спустя одиннадцать лет, я по-прежнему не могу сопротивляться ему.

– Так, значит, вы занимаетесь иммиграционными законами? – Пэтти вопросительно глянула на Эйдена.

– Верно. Теперь я преподаю в университете Сан-Диего.

– А вы, Молли, занимаетесь брачным правом? – Она перевела взгляд на меня, и я кивнула в ответ.

– Долго ли вы встречались до того, как поженились? – спросила она.

– Около года, – ответил Эйден.

На самом деле всего восемь месяцев, но я поняла, что, по его мнению, год звучал основательнее.

– Вы хотели завести детей сразу после женитьбы?

– Нет, – ответила я, – сначала мы решили сосредоточиться на карьере. И даже не догадывались, что у нас возникнут сложности, когда мы наконец соберемся завести ребенка.

– Почему же вы не можете завести собственных детей?

– В общем, поначалу нам просто не удавалось забеременеть, – пояснил Эйден. – Мы старались целых два года, прежде чем обратились к специалисту.

Мне отлично запомнились эти два года. Я рыдала каждый раз, когда у меня начинались месячные. Каждый божий раз.

– А когда я наконец забеременела, – добавила я, – то потеряла ребенка на двадцатой неделе, и мне сделали гистерэктомию, – произнесла я сухим бесстрастным тоном, без намека на пережитые из-за этого мучения.

Мы потеряли дочь, Сару. Потеряли наши мечты.

– Сожалею, – сказала Пэтти.

– Мы пережили настоящий кошмар, – добавил Эйден.

– Как же вы справились?

– Мы много разговаривали на эту тему, – пояснила я, почувствовав, как Эйден ободряюще сжал мою руку. – Несколько раз обращались в консультацию, но в основном ради успокоения друг друга.

– Так мы обычно переживаем любые трудности, – заметил Эйден. – Мы не подавляем эмоции и умеем слушать друг друга. Это легко, когда есть взаимная любовь.

По-моему, тут он слегка преувеличил, хотя и верил, что говорит правду. У нас частенько бывали случаи гордиться взаимопониманием в семейной жизни, обычно мы успешно преодолевали любые проблемы. Хотя я испытала смущение, осознавая, что сейчас между нами стояла моя ложь.

– Насколько сильно вас разозлила потеря ребенка? – спросила Пэтти, обратившись ко мне.

Я мысленно вернулась в то злосчастное прошлое. Неотложка, срочная операция. Конец всех надежд на новую беременность. Но злости я не вспомнила.

– Мне кажется, я чувствовала себя слишком опустошенной для того, чтобы еще и злиться, – задумчиво произнесла я.

– Мы собрались с силами и определили новые цели, – пояснил Эйден. – Когда мы наконец обрели способность здраво мыслить, то осознали, что по-прежнему хотим… по-прежнему хотим… детей, и занялись изучением возможностей открытого усыновления, – небрежно произнес он, словно решение усыновить ребенка далось нам легко. Возможно, для него так оно и было.

– Что значит, открытого? – спросила Пэтти.

– Просто нам не хочется ничего скрывать от нашего ребенка, – ответила я с излишним пылом, но именно так я и относилась к этому вопросу.

Мне многое известно о тайнах и о том, какой вред они приносят ребенку.

– Нам не хочется, чтобы ребенок… мальчик или девочка… задумывался о своих биологических родителях или о том, почему он попал к приемным родителям, – с непоколебимой твердостью пояснила я.

Хотя под ложечкой у меня противно засосало. Мы с Эйденом не пришли к полному согласию по поводу того, что именно подразумевает наше открытое усыновление.

– То есть вы хотите предоставлять биологическим родителям сведения о вашем ребенке? Посылать им фотографии? Может, даже позволите вашему ребенку общаться с ними, если этого пожелают биологические родители?

– Именно так, – подтвердил Эйден, и я кивнула.

Пока не стоит упоминать о моих оговорках. Хотя я уже готова полюбить тех безымянных, безликих людей, которые согласятся доверить нам своего ребенка, однако не уверена пока, до какой степени мне хочется впускать их в нашу жизнь.

Пэтти сменила позу и слегка подтянула свой «конский хвост».

– Как вы можете описать ваш будущий образ жизни? – спросила она, меняя тему, и мне пришлось тряхнуть головой, чтобы очистить ее от образа тех воображаемых бескорыстных биологических родителей. – Как впишется в него будущий ребенок?

– Ну, пока мы оба работаем целыми днями, – сказал Эйден, – однако Молли легко может перейти на неполную рабочую неделю.

– И к тому же, если у нас появится ребенок, я возьму шестинедельный отпуск.

– Когда появится. – Эйден сжал мою руку. – Давай смотреть в будущее с оптимизмом.

Я улыбнулась. Честно говоря, я не возражала бы и совсем бросить работу. Мне надоели бесконечные дела о разводах. Чем дольше я занималась адвокатурой, тем меньше она мне нравилась. Но это уже другой разговор.

– Мы ведем вполне активную жизнь, – сообщила я Пэтти. – Любим путешествовать с палаткой, кататься на велосипедах. А летом проводим много времени на побережье. Мы оба занимаемся серфингом.

– Будет здорово приобщить к нашим развлечениям малыша, – заметил Эйден.

Мне показалось, что его прижатая к моей рука взволнованно дрогнула.

Пэтти перевернула страничку блокнота.

– Расскажите мне о ваших семьях, – попросила она. – В каких условиях вы росли и воспитывались? И как ваши родители относятся к идее усыновления?

«Ну вот, – подумала я, – теперь разговор свернет на кривую дорожку. Теперь мне придется врать». Я с облегчением вздохнула, услышав, что Эйден ответил первым.