Михаил Черненок - Ставка на проигрыш
— Кого подозреваете? — спросил начальник отдела.
— Если версия с Зарванцевым не подтвердится, будем искать того железнодорожника, который под видом Степнадзе мог увезти Пряжкину на «Волге» от кинотеатра «Аврора». Крутится у меня мысль, что в «спектакле» с кинотеатром супруга Степнадзе сыграла не последнюю скрипку.
— На чем основано такое предположение?
— На показном алиби Нины Владимировны. Когда Пряжкина каталась в «Волге», Нина слушала оперу, а после, рискуя собственной репутацией, до трех часов ночи не выпускала из квартиры Овчинникова. Ей нужен был свидетель, который бы подтвердил, что муж пытался открыть дверь.
Начальник отдела какое-то время молчал. Это молчание было понятно Антону. Умышленное убийство — одно из тяжких преступлений. Оно, как правило, причиняет много забот.
— Степнадзе исключаете?.. — спросил начальник отдела.
— Да, товарищ подполковник, — прежним тоном ответил Бирюков. — Из Омска пришло подтверждение, что он действительно был у своего брата.
— Овчинников как?..
— Исключается, товарищ подполковник. Овчинников для меня ясен.
— Кто же из причастных для вас загадка?
— Двое: жена и племянник Степнадзе. Убежден, что они были соучастниками в темных делах и вдруг взбунтовались…
— Почему?
Антон нахмурился:
— На этот вопрос пока могу лишь высказать предположение: Степнадзе и вся его группа давно балансировали на грани преступления. Не хватало какого-то импульса. С появлением в Новосибирске Холодовой и Сипенятина импульс возник, и преступная «фирма» стала рушиться, словно карточный домик.
— Так кто же «импульс» — Холодова или Сипенятин?
— Кто-то из них.
Начальник отдела побарабанил пальцами по столу:
— У меня создается впечатление, что компаньоны Степнадзе упорно наводят на его след. Вам не кажется это подозрительным? На что они рассчитывают? Что Степнадзе не выдаст их?..
— По-моему, они заплели такую сложную паутину, что сами в ней запутались, — сказал Антон.
С оперативного совещания Бирюков ушел настолько уставшим, словно держал необычайно ответственный и строгий экзамен. Он не пытался гадать, понравились или нет его ответы начальнику отдела, но в глубине души был благодарен подполковнику за доброжелательный, сдержанный тон, хотя со смертью Пряжкиной обстановка накалилась.
В своем кабинете Антон какое-то время рассеянно перебирал на столе бумаги, как будто хотел в них что-то найти. Пришла Маковкина, и тут же задребезжал телефонный звонок.
— Мне Славу Голубева надо, — сказал незнакомый мужской голос.
— Кто его спрашивает?
— Ярко из Адлера.
— Здравствуйте, Тарас Тарасович, — мигом оживился Антон. — Голубева сейчас нет. Что ему передать?
Ярко вроде замялся:
— Покушать хотел пригласить Славу…
Догадавшись, что передовой прораб из Адлера осторожничает, Антон сказал:
— Мы вместе с Голубевым работаем. Как вы вчера с Евдокией Ниловной съездили в Шелковичиху?
Ярко какое-то время поколебался и вздохнул:
— Выгнал нас железнодорожный блатмейстер. Встретил хорошо, но, как только Дуся стала благодарить, забегал, закричал, дескать, он никакого участия в судьбе нашего сынули не принимал. — Ярко опять вздохнул. — Так передайте Голубеву, когда появится: пусть заглянет к нам в гостиницу, покушаем здесь.
— Передам, Тарас Тарасович. — Антон, положив трубку, посмотрел на Маковкину. — Слышали?
— Странно… Неужели мы ошибаемся в Степнадзе?
— Ничего странного нет. Реваз Давидович — умный человек. Его на мякине не проведешь, когда «фирма» начинает валиться.
Легок на помине, в кабинет ворвался возбужденный Голубев. Размашистым жестом положив на стол перед Антоном протокол выемки и толстую пачку оплаченных переводов наложенного платежа, он на одном дыхании выпалил:
— Вот за последние два месяца двадцать три переводика, по двадцать рублей каждый, получил лично гражданин Степнадзе!
— И все поступали на адрес Зарванцева? — рассматривая корешки переводов, спросил Антон.
— Все!
— Самому Зарванцеву за это время были переводы?
— Ни одного.
— А на Главпочтамте?
— Тоже нет.
Разговор прервал звонок внутреннего коммутатора. Дежурный громко доложил:
— «Запорожец» 18-18 НСЩ, принадлежащий Зарванцеву, обнаружен в районе Ташары!
— Вот как!.. — сказал Антон. — В противоположной от Шелковичихи стороне. Чем хозяин машины занимается?
— В палатке отдыхает. Задерживать?..
— Немедленно. И сразу его ко мне, а пробы грунта с «Запорожца» — на спектральный анализ.
— Понятно.
Опуская трубку на аппарат, Бирюков встретился взглядом с Маковкиной:
— Предстоит любопытный разговор с любопытным человеком. — И повернулся к Голубеву: — А ты, Слава, на служебной машине — быстро в Шелковичиху. Доставь нам к вечеру Реваза Давидовича Степнадзе.
Глава XXVIII
Вытянутая кверху узким клином черепичная крыша двухэтажной дачи Реваза Давидовича приметно возвышалась над другими соседними строениями. Весь участок был огорожен добротной металлической оградой, за которой буйно зеленели густые заросли малинника и стелющиеся сибирские яблони с крупными подрумяненными плодами. От калитки к высокому крыльцу дачной веранды тянулась посыпанная мелким речным песком дорожка. Рядом с калиткой белела табличка со стрелкой и лаконичной надписью: «Звонок».
Слава Голубев несколько раз надавил пальцем на розовую кнопку. В ответ ни звука. Переглянувшись с шофером служебной машины, Слава вновь придавил кнопку и на этот раз не отпускал ее чуть не полминуты. На веранде показалась женщина и, увидев стоящую возле дачи милицейскую машину, торопливо скрылась. Несколько минут спустя, когда Слава настойчиво позвонил еще раз, из дачи вышел Степнадзе. Застегивая на груди неподатливую «молнию» трикотажной спортивной рубахи, он неторопливо прошествовал от крыльца по песчаной дорожке, щелкнул в замке ключом и, открыв калитку, молчаливо уставился на Голубева прищуренными карими глазами. Слава, поздоровавшись, протянул подписанную Бирюковым повестку. На лице Реваза Давидовича появилась усмешка:
— А санкционированное постановление о моем аресте вы, дорогой, не привезли?
— В этом пока нет необходимости, — спокойно ответил Слава.
Степнадзе внезапно захохотал:
— Говорите, «пока»… В дальнейшем такая необходимость может возникнуть?..
Голубев пожал плечами.
— Помнится, дорогой, — усмехнулся Реваз Давидович, — мы с вами на днях встречались. Но тогда на вас была штатская одежда…
— Вы тоже не постоянно носите свою железнодорожную форму, — окинув взглядом спортивный костюм Реваза Давидовича, сказал Слава.
Степнадзе нахмурился:
— Ваша поездка в моем вагоне — совпадение или?..
— Я возвращался с юга, — уклончиво ответил Голубев.
— Можно подумать, что поезд Адлер — Новосибирск отправляется с Крайнего Севера. — Степнадзе вновь повеселел. — Надеюсь, дорогой, позволите мне переодеться?..
— Дело ваше.
— Благодарю.
Реваз Давидович повернулся и без малейших признаков волнения направился к даче. Опасаясь, как бы он не выкинул какой-нибудь трюк, Слава без приглашения пошел следом. На полпути Степнадзе оглянулся, с усмешкой спросил:
— Хотите посмотреть, как живу?
— Если позволите.
— Скрывать от милиции мне нечего. Почему не позволить?.. — Степнадзе приветливо улыбнулся и, внезапно обняв Голубева за плечи, широким жестом свободной руки показал на распахнутую дверь веранды. — Входите в мою хижину, дорогой!
Нижний этаж дачи поразил Славу антикварной обстановкой. Большая светлая комната походила на зал, в котором демонстрируется роскошный гарнитур мебели середины XIX века. Особенно выделялись старинные часы в украшенном затейливой резьбой футляре. Гостеприимно усадив Голубева к сияющему черной полировкой столу на изящных резных ножках и заметив, как Слава заинтересовался лениво раскачивающимся, почти метровым, маятником, Реваз Давидович снисходительно улыбнулся:
— Любопытный хронометр, да?
— Это сколько же лет он уже тикает? — спросил Слава.
— По семейному преданию, часы принадлежали еще моему прадеду.
— И до сих пор идут!
— Мастера той поры делали вещи на вечность, — Степнадзе распахнул дверцу вместительного буфета, плотно заставленного всевозможными бутылками с импортными этикетками. — Хотите выпить, пока буду переодеваться?
— Спасибо, — отказался Слава. — Я, знаете, лишь чай пью, и то, если не очень крепкий.
— Есть хорошие импортные вина.
— В Сибири вырос, к заморским напиткам не привык.
