Кровавый апельсин - Гарриет Тайс
– Ты веришь во все эти рассказы о ее муже?
– Это достоверно. У нее шрамы. И отчет врача подтверждает ее слова.
– Наверное, она очень расстроилась из-за произошедшего с Патриком, – говорит Хлоя и трет глаза.
Темные мешки под ними стали заметнее. Я собираюсь сказать, какой уставшей она выглядит, но потом передумываю. Знаю, что сама выгляжу не лучше.
– По крайней мере, он оставил после себя план, – говорит она.
– План?
– Патрик назначил меня вести его дела в том случае, если что-то с ним произойдет. Он принял это решение год или около того назад. Хотя не думаю, что кто-либо из нас ждал такого. – Она опускает голову, глубоко вздыхает и снова трет глаза.
– Нет, все очень сложно, – говорю я, понимая неловкость своих слов.
– Всю прошлую неделю так было… – Она снова делает глубокий вдох и смотрит на меня. – Ты веришь в эти обвинения? В то, что они говорили о нем?
Внезапно ее взгляд становится пронзительным, и я не понимаю, какой ответ будет правильным. Но в то же время…
– Это одна из тех вещей… Никогда нельзя сказать наверняка…
Хлоя качает головой:
– Да ладно, Элисон. Не надо притворяться. Мы обе знаем, каким был Патрик.
Я все еще не понимаю, чего она от меня хочет. Пожимаю плечами, чувствуя себя беспомощной.
– Вряд ли они это выдумали, – говорит Хлоя. – Прошлым вечером я хотела притвориться, что все хорошо, что мы просто оплакиваем ушедшего друга. Но, проснувшись этим утром, я поняла, что все не так.
Знаю, о чем она. Прошлый вечер был полон приливов и водоворотов, мгновений смеха с его и моими коллегами, когда они вспоминали Патрика, моментов, когда я снова думала о том, что он якобы сделал.
– Сложно сказать. Но ты знаешь репутацию Кэролайн. Не понимаю, зачем бы ей такое придумывать, – говорю я, – ничто не стоит прохождения через подобное.
Все это время я не отрываю взгляд от своих рук, сцепленных на коленях. Мне не хочется расстраивать Хлою, но это мое мнение. Закончив говорить, я смотрю на нее.
– Я согласна с тобой, – говорит она. – Не хочу, чтобы это было правдой… Но он кое-что сказал мне во вторник днем.
Я даже не подумала спросить ее, видела ли она Патрика до того, как он кинулся под поезд.
– Прости, я думала только о себе. Надо было спросить, видела ли ты его, – замечаю я.
– Я все утро вторника не могла с ним связаться, – отвечает Хлоя. – Не знаю, что он делал.
Я ничего не говорю. Патрик встречался со мной, и я его отвергла. Не хочу облекать это в слова.
– Это раздражало, потому что я кое-что хотела спросить о нескольких других делах. Но я справилась сама. А он пришел позже утром. Мы долго говорили и обсуждали все его дела. Он хотел, чтобы я побыстрее разобралась с ними. – Она начинает всхлипывать, вытирая слезы с лица.
– Мне жаль. Должно быть, это очень сложно, – говорю я, не желая прерывать поток ее слов.
– Нет, это глупо. Просто подумала, каким заботливым он был, организованным…
– Организованным?
– Он не хотел, чтобы его клиенты пострадали. Он убедился, что я обо всем знаю, и тогда попрощался. Поблагодарил меня за поддержку, за помощь. Попытался обнять меня и ушел. И, прежде чем вышел за дверь, развернулся и сказал, что только его и нужно винить. Он всегда знал, что он полное дерьмо, а теперь и весь мир знает об этом… – Попытка закончить предложение без всхлипывания лишило Хлою контроля. Теперь она плачет по-настоящему.
Я вспоминаю последнюю встречу с Патриком, как плохо он выглядел, как я повернулась к нему спиной.
– Знаешь, что самое худшее, Элисон? Самое-самое худшее? – спрашивает Хлоя, пытаясь вздохнуть сквозь рыдания.
Я качаю головой.
– Я не хотела верить Кэролайн Напьер. Конечно нет. Я годами работала на Патрика. Он всегда вел себя как настоящий джентльмен. Но после сказанного ею… я стала хуже думать о нем. И, должно быть, он это знал. Я не обняла его в ответ. Я была последним человеком, говорившим с ним, последним другом, и я не обняла его в ответ.
Я склоняю голову. Не могу дать ей отпущение грехов, на которое она надеется. Я тоже не обняла его, стояла застыв, когда он поцеловал меня в последний раз. Но он был один на платформе, он сам решил прыгнуть. И сам решил воспользоваться Алексией, девушкой в два раза младше его, сам решил проигнорировать Кэролайн, когда она сказала ему «нет».
– Это все его вина, Хлоя, – говорю я. – Он это сделал, на все наплевал. Не ты, не Кэролайн Напьер.
– Только если… – Хлоя начинает говорить, но ее прерывают.
– В чем его вина? – Это Мадлен.
Мы с Хлоей обе подпрыгиваем, быстро берем себя в руки.
– Здравствуйте, – говорю я, вставая и подходя к ней.
Я протягиваю руку, и она пожимает ее. Я провожу Мадлен в комнату для переговоров, а Хлоя приветствует ее из-за моей спины. Я усаживаю Мадлен за стол.
– Это было огромным потрясением для нас всех, что Патрик у… – начинаю я.
– Ничего не говорите, – прерывает меня Мадлен. – Я этого не вынесу. Знаю, что о нем говорят, но со мной он был очень милым…
Теперь я смотрю на нее и вижу, что ее лицо еще бледнее, чем обычно, а глаза тоже красные. Ее, мои, Хлои – полка женщин Патрика, оплакивающих его уход. Или что-то вроде того.
– Знаю, это ужасно.
– И это правда было самоубийство?
– Так говорят, но, конечно, пока еще нет результатов следствия и отчета судмедэксперта, – говорю я.
– Я видела «Ивнинг стэндарт», но эти обвинения не могут быть правдой, да? – Ее голос дрожит, но есть в нем какая-то нотка, что-то почти незаметное, отчего мне не хочется продолжать дальше этот разговор.
– В данный момент я больше ничего не знаю, – говорю я.
– Но у вас же должно быть свое мнение на этот счет, – не отстает она.
– Правда нет, Мадлен. Я так же поражена этим, как и все, – отвечаю я.
Она открывает рот и закрывает его снова. С меня хватит ее вопросов.
– Нам нужно думать о вашем деле, – говорю я.
– Мне все равно. Какой смысл?
– Вы знаете, какой смысл. Подумайте, сколько сил Патрик в него вложил. Он бы не хотел, чтобы вы сдались, – нетерпеливо говорю я.
Если мы все можем продолжать жить, то почему для Мадлен это так сложно? Мы знали его дольше. И вряд ли она вообще его знала.