Кровавый апельсин - Гарриет Тайс
Комната все еще мерцает, в ней установилось спокойствие, непонятное, учитывая ситуацию. Грехи Патрика были временно стерты его самоубийством, и все начинают делиться забавными случаями из жизни не идеального, но любимого нами человека. Мы качаемся под ритм общих эмоций, рассказываем истории о Патрике в суде с клиентами, и каждая из них чем-то отличается, но все они сливаются в одну.
– …та банда, у них была его визитка – это была одна из улик против него…
– …в тот раз в Гринвиче он сказал диджею Коннору отвалить. Если бы вы только видели лицо судьи.
– …один из его клиентов угрожал ему ножом, помните? А он просто засмеялся, а парень понял, какой он идиот, и просто убрал оружие…
Кто-то еще добавил бутылку к запасам виски, но теперь это Lagavulin – торфянистые пары застревают у меня в горле. Военные истории продолжаются: чем дольше мы сидим, тем слезливее становимся. Я встаю, чтобы пойти в туалет, все еще уверенная, что я трезва, но ноги подкашиваются, и я валюсь Роберту на колени. Он помогает мне встать, смеясь и подталкивая вверх. Я медленно иду в женский туалет, но он кажется таким далеким, раньше я этого не замечала. Стены кружатся вокруг меня. Попав в туалет, я какое-то время сижу, спустив колготки к лодыжкам, закрыв лицо руками и надеясь, что, если зажмурюсь, голова перестанет кружиться.
– Элисон, Элисон? Ты здесь?
Это Хлоя. Я встаю, натягиваю колготки и отзываюсь:
– Да, я здесь. Сейчас выйду.
Уединение помогло мне немного прочистить голову. Глаза болят, и я вытаскиваю линзы. Перед глазами плывет, но, по крайней мере, жжение исчезло.
Хлоя ждет меня у раковин. Она обнимает меня, и я неловко обнимаю ее в ответ. Чуть ли не задыхаюсь от ее приторно-сладкого парфюма. Аромат сильный, но, привыкнув к нему, под всем этим я чувствую запах самой Хлои, кислый пот, словно она не мылась несколько дней. Я нежно отстраняюсь. Только Богу известно, как сейчас пахну я. Порывшись в сумке, я достаю очки и надеваю их.
– Ужасно, это просто ужасно, – говорит Хлоя.
Я киваю.
– По крайней мере, он не страдал, – замечает она. – Все произошло быстро. Но вот бедный машинист…
Я пытаюсь не представлять себе эту сцену снова.
– Но мы должны быть храбрыми и продолжать жить. Он бы этого хотел.
Об этом мне сейчас думать легче.
– Ты рассказала Мадлен? – спрашиваю я и удивляюсь, как четко звучат слова.
– Да, она ужасно подавлена. – Хлоя смотрится в зеркало, наносит помаду и затем поворачивается ко мне с тем, что должно считаться улыбкой. Это скорее оскал-ухмылка, и я вижу, каких усилий она ей стоит. Я не комментирую следы помады на ее зубах. – Она хочет прийти и поговорить с нами как можно скорее.
– Хорошо, – отвечаю я.
– Я приведу ее в офис, и, возможно, мы сможем предварительно все обсудить. – Она вытирает нос. – Боже, я выгляжу ужасно. – Хлоя пальцами стирает помаду с зубов.
– Все очень сложно…
Я сама поворачиваюсь к зеркалу, сдвигаю очки на лоб и пытаюсь стереть остатки макияжа, забившегося в поры и морщинки на лице. Мои глаза такие же красные, как и у Хлои. Их голубизну скрывают слезы, волосы прилипли ко лбу. Я поворачиваю кран и брызгаю водой на лицо, отчаянно желая понять, смогу ли я вообще проснуться, избавиться от тупой боли, засевшей во лбу.
– Это так грустно… он мог столько всего еще сделать, у него было ради чего жить. Ну, только если бы он лучше себя контролировал. Фатальный недостаток. Он был таким хорошим начальником, вскоре я должна была стать полноправным партнером.
Боль всего происходящего изнуряет меня: грусть Хлои, мое собственное чувство вины. Это тяжело и трудно, и я просто хочу вернуться домой, принять душ, смыть виски и запах сигарет, посидеть с Матильдой на колене и прочитать ей сказку, упиваясь ее теплым чистым запахом, не испачканным печалью, предательством и ложью. Но это невозможно. Я сглатываю комок в горле и снова обнимаю Хлою, пытаясь не вдыхать ее парфюм.
– Мы еще не знаем всей истории, – говорю я.
– Да ладно тебе, Элисон, – отвечает она, и других слов не нужно.
Я больше не могу так.
– Наверное, мне вообще-то пора, – говорю я. – Это был долгий день.
Она приобнимает меня, притягивает ближе к себе и разворачивает нас к зеркалу.
– Я правда выгляжу чертовски ужасно, – замечает Хлоя. – Особенно рядом с тобой. Даже в такой ситуации ты выглядишь чудесно.
Я кривлюсь. Мы явно смотрим в разные зеркала – и я и Хлоя выглядим одинаково уставшими.
– Я кажусь совершенно убитой, – отвечаю я. – Удивлена, что мы все еще стоим на ногах.
– Нет, Элисон, я серьезно. У тебя такое лицо. Патрик всегда говорил, какая ты красивая. – Она крепко обнимает меня, прежде чем отпустить. – А какая теперь разница?.. Увидимся в офисе утром.
Я выхожу из туалета и забираю сумку. От компании остались только несколько человек, Роберт и Санкар поддерживают друг друга в сидячем положении, а Марк рядом с ними выглядит значительно трезвее. Я машу им и ухожу, медленно взбираясь по ступенькам, чтобы не споткнуться. Выйдя из паба, удивляюсь, как темно на улице. Уличные фонари уже сияют оранжевым в ночи, но тут я проверяю телефон и понимаю, что уже почти восемь.
Я иду вверх по холму, медленно переставляя ноги одну за другой и волоча за собой сумку. Пытаюсь идти прямо, но я пьяная, слишком пьяная. Поиск слов для утешения Хлои забрал последние остатки моего мужества. Уличные фонари танцуют надо мной, и их огни тускло отражаются на мокром от недавнего дождя тротуаре. Я возвращаюсь в отель и залезаю в кровать все еще в костюме, вспоминая, прежде чем вырубиться, что сегодня я даже не пыталась связаться с Карлом.
Глава 22
На следующее утро я приезжаю в офис к десяти. Хлоя отводит меня в бывший кабинет Патрика.
– Думаешь, ей стоит признать себя виновной? – сразу же спрашивает Хлоя, переходя к делу.
– Мне кажется, что это значит легко сдаться. Меня бы удовлетворило заявление о непреднамеренном убийстве, хотя вряд ли обвинение будет этому радо. Однако нам нужно прислать им версию стороны защиты и предложить такой вариант, посмотреть, что они скажут. Знаю, Мадлен не хочется, чтобы сын давал показания.
– Да.
Хлоя пролистывает бумаги, лежащие перед ней, находит заявление и прочитывает его. Она сидит за столом Патрика. Привычный бардак убрали и пыль вытерли. Обычно он держал жалюзи на окнах
