Смерть Отморозка - Кирилл Шелестов
–Где у меня валидол, не помнишь? – повернулась к ней мать.
Сестра испуганно заметалась по кухне, нашла валидол и поспешно подала его матери вместе со стаканом кипяченой воды из графина. Мать со злым лицом проглотила несколько таблеток. Норов следил за ней исподлобья. Валидол не произвел на него впечатление, он считал, что она нарочно себя накручивает и представляется, чтобы его пристыдить. Несмотря на внешнюю хрупкость, она обладала лошадиной выносливостью, и крепкий кофе, который она пила в огромных дозах, даже не учащал ей пульса. Сердце у нее было на редкость здоровым, как у него.
–Как тебе вообще могло на ум взбрести потащиться в церковь?! Что там делать, скажи? Кликушествовать? Лбом об пол биться?
–Мам, он больше не будет!– Катя бросила на Норова укоризненный взгляд.
–Можно я спать пойду? – сказал Норов.
–Ты никуда не пойдешь, пока я тебе не разрешу! – крикнула мать, вновь раздражаясь от его бесчувствия.– Провинился – отвечай! Почему мы с Катей должны всю ночь из-за тебя переживать?
–Вы не должны,– подтвердил Норов.
Он устал, и от ее криков у него стучало в виске.
–Баптист! Господи! Подумать только!
–Да уж лучше баптистом, чем коммунистом!– буркнул он.
–Что?! – вновь вспыхнула мать.– Да как ты смеешь! У меня двадцать лет партийного стажа! Ты в моем доме!
–Это и мой дом тоже.
–У тебя нет своего дома! Ты живешь под моей крышей, на мои деньги, и будь добр подчиняться моим правилам!
Ни слова ни говоря, он вышел в прихожую и надел ботинки.
–Стой! – окликнула мать.– Куда ты собрался?
–Какая тебе разница? – парировал он.– Оставайся под своей крышей со своими правилами.
Сестра выбежала за ним.
–Паша, я тебя прошу!– зашептала она, хватая его за рукав.– Ты же видишь, в каком она состоянии! Она из-за тебя переживает…
–Ничего подобного! – крикнула мать. Слух у нее был, как у кошки; в ее присутствии лучше было не шептаться.– Пусть уходит! Не удерживай его! Это его благодарность за все, что я для него сделала!
–Спасибо, мама! – отчеканил Норов.
Два дня он ночевал в подъездах, питался хлебом и плавлеными сырками, купленными на скудные сбережения. Затем деньги закончились, и он вернулся, угрюмый, но не сломленный.
Мать, переполненная обидой и негодованием, с ним не разговаривала и его не замечала. Сестра настойчиво советовала ему попросить у нее прощения, но он не попросил. Отношения с матерью, и без того неважные, становились все хуже.
* * *
Дьякон принялся с увлечением рассказывать Анне о своем паломничестве в Сантьяго-де-Компостела, которое он предпринял пятнадцать лет назад после того, как окончательно принял решение посвятить свою жизнь церкви. Это была его любимая история, Норов слышал ее не меньше трех раз.
–Сколько же километров вы прошли? – спросила Анна.
Поскольку сама она от ходьбы быстро уставала, истории о пеших приключениях вызывали у нее чувство, похожее на благоговейный ужас.
–Туда и обратно – почти десять тысяч! – с гордостью ответил дьякон.
–Десять тысяч километров пешком?! Я бы умерла!
–Это нелегко,– согласился дьякон. – Но такое путешествие дает необыкновенную душевную силу. Я намерен его повторить.
–Да вы настоящий герой!
Дьякон улыбнулся с притворной скромностью:
–Господь дает мне силу.
–У вас есть семья? – продолжала расспросы Анна.
–Две дочери. Одна – монахиня, сейчас она в Венгрии. Ее послали туда помогать в восстановлении старинного монастыря. Она пишет мне, но не часто, присылает фотографии, иногда звонит. Я ее убеждаю совершить такое же паломничество, она готовится. Младшая работает медсестрой в госпитале в Альби. Снимает там квартиру.
–Она тоже монахиня?
–Мари? Нет, у нее есть друг, она собирается замуж.
–Она не боится эпидемии? Я читала, что у врачей и сестер не хватает необходимых средств защиты.
–Это правда, – грустно подтвердил дьякон.– Но она не говорит мне об этом, видимо, не хочет расстраивать. Думаю, побаивается. Смерти все боятся. Это естественно – бояться смерти. Мне 73 года, а я все равно боюсь.
Он поднял к небу лысую непокрытую голову и, щурясь от солнца, посмотрел на нежные, легкие облака, разбросанные здесь и там. Затем вздохнул и перевел взгляд на Анну.
–Не хочется отсюда уходить, ведь тут так красиво… Но мой страх ничего не значит, я умею его побеждать. Надеюсь, что церкви не закроют, мы все молимся об этом. Я буду продолжать служение, что бы ни случилось, до конца!
Он постарался сказать это твердо, возможно, он не раз произносил эту фразу про себя.
–Это очень, очень мужественно,– уважительно заметила Анна.
–Страх ничего не значит! – повторил дьякон, ободренный ее похвалой, и заставил себя улыбнуться.– Церковь учит нас, что смертью наша жизнь не заканчивается, что там, – он вновь взглянул на небо,– нас ждет радость.
–Тогда зачем Иисус воскрешал Лазаря? – улыбнулся Норов.
–Простите? – удивленно посмотрел на него дьякон.
–Разве не последовательнее было бы дать бедняге упокоиться с миром, обеспечив его комфортным местом в Царствии Небесном?
С минуту дьякон размышлял, морща лоб и машинально потирая руки в растерянности.
–Не знаю, – признался он наконец с обезоруживающей детской улыбкой. – Может быть, Иисус делал то, о чем просили родные Лазаря?
–Довольно странно для Бога, вы не находите? Делать то, то просят родные Лазаря, а не то, что должно.
* * *
Когда милицейский протокол на Норова пришел в школу, директриса вызвала его к себе. Она сидела за своим столом в черном кресле, откинув на спинку свое тяжелое тело и остро смотрела на Норова из-под черных бровей черными умными глазами. В английской школе, единственной в городе, учились дети всего саратовского начальства. Само собой, директриса была коммунисткой, – беспартийной не доверили бы такую должность.
На стене висел большой портрет Ленина и многочисленные грамоты, полученные школой за время ее руководства.
–Ты, вроде, умный парень, Норов, – начала она.– С чего тебя на всякую ерунду потянуло?
Норов стоял перед ней, сцепив за спиной руки. Он нервничал, понимая, что разговор может закончиться для него плохо. Он хотел возразить ей, что вера – не ерунда, но промолчал.
–Ты, я надеюсь, не веришь во всю эту чушь: в летающих ангелов, чертей, в загробную жизнь?
Это был прямой вопрос, не ответить он не мог.
–Верю,– негромко и упрямо проговорил он, не глядя на нее.
На самом деле, он мало думал об ангелах, чертях и загробной жизни. Он хотел быть с Богом, жить по Его правде.
Она усмехнулась и покачала головой.
–За такие вещи, дружок, тебя из
