Что дальше, миссис Норидж? - Елена Ивановна Михалкова
– Захаживает к нашему джентльмену один приятель, – добавила славная женщина, подливая гувернантке свежее пиво. – Кажись, из Дорвик-хауса. Я слыхала однажды, как он убеждал этого самого МакАлистера, что тот должен ему помочь. Это, говорил, вопрос жизни и смерти!
– А тот что?
– А тот кричал, что не желает потакать бессовестной лжи. Принялись они браниться, но так, вполголоса. Без драки обошлось. А потом и вовсе затихли. – Хозяйка вздохнула с явным сожалением.
Затем Эмма возвратилась в поместье. Где без труда выяснила, что в комнату сэра Николаса, отведенную под мастерскую, не допускается никто, включая слуг. Талант сэра Николаса – весьма хрупкого свойства: ему может повредить чужое внимание.
– Довольно топорно сработано, сэр Николас, – пробормотала Эмма. – От вас можно было ожидать чего-то более изобретательного.
Попыток разговорить горничных она больше не предпринимала. Однако пользуясь свободой, предоставленной ей мисс Свенсон, она вновь тщательно изучила комнаты, включая те, в которых Амелия очнулась. Со связкой ключей в одной руке и лампой в другой Эмма открывала одну дверь за другой. Под конец она снова поднялась в библиотеку и коснулась внутренней стороны вазы, стоявшей на подоконнике.
На пальцах осталась влага.
Дороти Филлис, старшей горничной, было строжайше запрещено обсуждать с гувернанткой что-либо, относящееся к хозяйке или к покойному хозяину. Поэтому на миссис Норидж она взглянула неприязненно. Чего доброго, узнает Эймори, что эта дылда всюду совала свой нос, – бед не оберешься.
– Ваза в библиотеке разбита, – не моргнув глазом, сказала Эмма. – Пришлите кого-нибудь убрать осколки.
Дороти всплеснула руками. «Кто-то!» Известно кто. Джейн Уиллис, растяпа каких свет не видывал. Она напустилась на Джейн с упреками. Однако та клялась, что ничего не разбивала. Дороти вместе с ней поднялась в библиотеку и обнаружила осколки вазы на паркете. В кресле сидела гувернантка.
Джейн залилась слезами.
– Я только протерла ее, миссис Филлис, как всегда! Я не могла разбить ее и не заметить!
– В какое время вы делаете здесь уборку? – спросила гувернантка.
Джейн опасливо взглянула на нее, затем на Дороти.
– Пока все завтракают, мэм.
– Каждый день?
– Да, мэм. С этим у нас строго.
– Давно ли вы работаете в Дорвик-хаусе?
Дороти заколебалась, но решила, что ответ на этот вопрос ничем не может повредить хозяйке. Она незаметно кивнула, разрешая Джейн ответить.
– Вот уже четыре года. Я была очень осторожна с этой вазой, богом клянусь… – Она вновь собралась зарыдать.
Гувернантка поднялась из кресла.
– Вазу разбила я, – сообщила она без тени смущения. – Благодарю за помощь, миссис Филлис.
И удалилась как ни в чем не бывало. Ну вы подумайте!
Надо признать, миссис Норидж не испытывала ни малейших угрызений совести по поводу вазы. Она вернулась в свою комнату и сделала несколько записей в блокноте. Затем постучалась к Амелии и попросила вызвать камердинера, приставленного к Стивену Каннингему.
– Важно, чтобы вы присутствовали при этой беседе, мисс Свенсон, – твердо сказала она.
– Конечно… Все, что потребуется…
Камердинер, Дьюли, не стал бы разговаривать с гувернанткой. Однако в присутствии хозяйки он не посмел уклоняться от ответов. На это и был расчет Эммы. «Со всем остальным я справилась сама, – сказала она себе, – однако глупо не прибегнуть к помощи, коль скоро она и впрямь требуется».
– Как далеко ваша комната от спальни мистера Каннингема? – спросила она.
– Этажом ниже, почти под ней. – Дьюли напряженно ждал подвоха.
– Часто ли мистер Каннингем вызывает вас ночью?
Дьюли задумался.
– Отвечайте же, – поторопила Амелия.
– Довольно часто, мисс Свенсон. – Он решил, что безопаснее обращаться к хозяйке. – У мистера Каннингема бессонница. Прежде он просил меня подавать ему горячий шоколад…
– Прежде? – тотчас спросила Эмма. – А в последнее время?
– Мистер Каннингем находит успокоение в прогулках.
– В ночных прогулках? – Амелия нервно засмеялась. – Вместо того чтобы убаюкивать себя скучной книгой или горячим вином? Как это странно!
Если Дьюли и удивился ее тону, то не подал виду.
– Мистер Каннингем обычно спускается в оранжерею, насколько мне известно, мисс Свенсон, – почтительно сообщил он. – Он гуляет среди апельсиновых деревьев. Помню, он говорил, что его успокаивает этот аромат.
Амелия перевела на гувернантку взгляд, в котором таился безмолвный вопрос.
– Разумеется, он его успокаивает, – сказала миссис Норидж так, словно услышала нечто важное. – Благодарю вас, мистер Дьюли.
Едва за камердинером закрылась дверь, девушка протянула к ней руки:
– Неужели все это имело какой-то смысл? Вы подозреваете дядюшку или нет?
– Ни в коем случае, мисс Свенсон. Разве что в том, что он бессознательно ищет укрытие под сенью апельсиновых деревьев.
– Так вы полагаете, он прячется там… – Амелия не удержалась от смеха. – Мы с вами слишком жестоки к бедной Жозефине. Она не сделала ничего, чтобы загнать дядюшку в оранжерею. Ах, какое облегчение слышать от вас, что я могу положиться на моего бедного Стивена! Кажется, я ни разу так не радовалась за весь последний месяц.
Недолгое оживление хозяйки сменилось усталостью, когда пришли гости. Мистер и миссис Риверс привели дочерей. Две старшие питали самое пылкое пристрастие к музыке. Будет преувеличением сказать, что Эвтерпа откликнулась на их мольбы. Девицы исполнили около дюжины сентиментальных баллад; под конец три собаки мистера Каннингема присоединились к дуэту, сочтя, что без аккомпанемента собачьего воя выступлению будет чего-то не хватать. Николас с трудом сдерживал смех. Амелия улыбалась одними губами. Проводив гостей, она незамедлительно ушла к себе.
Эту ночь миссис Норидж провела рядом с ее постелью. Их никто не побеспокоил.
Она почти сложила картину. Из пометок в ее записной книжке любопытствующий узнал бы немного. Вот что там было написано:
Мистер Свенсон: ковры, дневник, распорядок дня;
Стивен Каннингем: борзые;
Николас Барни-Трей: Шотландия, пейзаж;
Ваза: Джейн Уиллис
– Вы совсем не спали! – сказала наутро Амелия, едва оторвав голову от подушки.
– Раз моей воспитанницы нет, я смогу улучить время для сна днем.
– Только не с этими собаками! Они не замолкают ни на минуту.
– Миссис Таублер полюбила с ними играть.
– Миссис Таублер любит все, что нравится дядюшке, – в сердцах бросила Амелия. – Если бы завтра он сказал, что
