Постоянство хищника - Максим Шаттам
Людивина вздохнула. Она ехала сюда недолго, но успела остыть.
Подозревать кого-то из своих – это уж слишком. Даже смешно. Забила себе голову догадками за неимением конкретных, осязаемых зацепок. Чтобы не терять надежду, заполнила пустоту самыми элементарными догадками. Недостойно ни ее, ни новых обязанностей в ДПН. Пора возвращаться в штаб. К тому, что важно.
Значение имеет только Хлоя.
Людивина взялась за ключ зажигания, готовая повернуть его. Но вместо этого вынула его и вышла из машины.
В следующее мгновение она звонила в дверь Бардана.
47
Людивина еще раз настойчиво нажала кнопку.
Внутри несколько раз прозвучал звонок, так, что было слышно на крыльце.
Кто-то торопливо подошел и открыл дверь.
Людивина не сразу узнала Жан-Феликса Бардана без очков, в спортивном костюме, небритого. Она вглядывалась в него, ища следы пластической операции, шрамы за ушами, у основания челюстей.
– Лейтенант? – удивился он. – У нас аврал? Почему вы не позвонили?
Она перестала оглядывать его и мило улыбнулась.
– Я помешала?
– Как вам сказать… Я… я собирался на пробежку.
– Можно войти?
Людивина старалась выглядеть естественной, но решительной, чтобы надавить на него. Бардан, не найдя повода отказать, отступил в сторону, пропуская ее. Она чувствовала, что помешала. Еще как помешала.
– У меня скоро визит к врачу, так что времени мало, уж извините, – наконец промямлил он.
Людивина как ни в чем не бывало прохаживалась по гостиной, примыкающей ко входу. Минималистичный декор. Белые стены, безупречно-белый диван, белый ворсистый плед. Журнальный столик и ковер тоже белые. Единственное, что выделяется, – паркет.
– Надеюсь, ничего серьезного? – спросила она.
– Нет-нет. Удаление зубного камня. Негламурно, знаю.
– Вы нормально себя чувствуете? Я так поняла, вас потрясло это дело.
Без очков Бардан выглядел моложе. И современнее. Людивина пыталась мысленно сравнить его лицо с фотографией юного Жана Симановски. Один и тот же человек? Возможно…
Бардан поднял брови, давая понять, что ему непросто.
– Вы, наверное, к такому привыкли. Для меня это был первый раз. Массовое захоронение. Сначала все было нормально, потом начались кошмары, и я почувствовал… даже не знаю, как сказать… Меня потащило на дно. Внезапно. Как будто придавило свинцовым одеялом. И все стало серым.
Что это? Расчет? Крик души? Людивина не могла его прочесть.
– Вчера вечером вы отлично поработали, – сказала она. – Без вас Симановски был бы еще на свободе. Вы его заметили.
– Только этим и утешаюсь.
В его глазах была непонятная Людивине завеса. Его терзает тьма, с которой он внезапно столкнулся, или нечто похуже? Внутренняя бездна, которая давным-давно поглотила его эмоции…
Кто знает.
– Я хотела убедиться, что вы держитесь, – объяснила она.
– Мило с вашей стороны, спасибо.
Он не предложил ей выпить, как будто не хотел, чтоб она задерживалась.
Людивина смотрела на стены, прислушиваясь к дому. Каким бы абсурдным это ни казалось, если Жан-Феликс Бардан на самом деле Жан Симановски, значит Хлоя Меньян сейчас здесь. Где-то в этом доме. По логике ее должны были спрятать в тихом, изолированном месте, вроде деревянной пристройки. Но та собрана из тонких досок, рядом живут соседи, извращенец не рискнул бы так долго держать там жертву, ведь были бы слышны крики. Другой вариант – подвал. Любимое место психопатов, не имеющее ничего общего с застенками из ужастиков. Подвал гораздо прагматичнее и психологичнее. Подвал практичен с точки зрения звукоизоляции, там редко бывают посторонние, его легко переоборудовать, не привлекая внимания. Кроме того, в этом месте – увы! – многих убийц в детстве подвергали жестоким наказаниям, держали взаперти, насиловали, пытали. В некотором смысле они воспроизводили детские травмы.
Когда Людивина приехала, она не заметила цокольных окон. Но это не исключало существования подвала. Она колебалась. Занавеска сдвинулась в комнате наверху. Оттуда спустился Бардан, ее настойчивые звонки смутили его.
Он держит ее в комнате? Как покорную жену? Это вряд ли, Людивина считала, что Харон III объективирует своих жертв, они недостойны переступать порог его спальни. Но профиль преступника лишь логические предположения, он нуждается в постоянной корректировке.
– Нальете мне чашку кофе? – нахально спросила она.
– Конечно.
– Покрепче, с заменителем сахара, если есть, и капельку молока.
Это займет его на время.
– Да, и можно воспользоваться вашей ванной?
– Туалет в коридоре.
– Мне бы именно в ванную. Женские проблемы. Уж извините.
– А-а-а… Ну тогда… – Он колебался. Потом смущенно произнес: – Наверху, слева от лестницы.
Людивина торжествующе сжала кулаки. Окажись ванная на первом этаже, ее план провалился бы.
Она быстро поднялась по ступенькам, увидела слева дверь, как он и сказал, и нашла ванную. Пустила воду, чтобы заглушить скрип пола, и посмотрела на дверь напротив. Если она правильно сориентировалась, именно там окно с занавеской. Людивина осторожно взялась за ручку вспотевшей ладонью. Она уже злилась на себя за приступ паранойи.
Но уже поздно, она зашла слишком далеко, чтобы отступить.
Дверь не поддалась. Заперта.
Внутри что-то зашевелилось. Кто-то, поправилась она.
Ах ты, черт!
Внизу умолкла кофемашина. Людивина не слышала, где Бардан.
Она попала в ловушку собственных измышлений.
Вариантов было всего ничего. Ворваться или отступить.
Но если Бардан – тот, кем она его считает, после ее визита он не рискнет оставить добычу дома. Он явно прочитал ее взгляд. И он хитер. Что-нибудь заподозрит и поймет. Как только Людивина уйдет, смертный приговор Хлое будет подписан.
Почему ты так уверена? Какого лешего ты прицепилась к коллеге?
Готова ли она поставить на карту жизнь этой женщины?
Она вспомнила семейную фотографию Хлои с мужем и дочерьми – ту, что висела на холодильнике. Ту, что лежала теперь в ее бумажнике.
И поморщилась. От злости на себя. На свои проклятые навязчивые идеи.
Она сделала шаг назад.
И с яростью врезала ногой по замку. Выверенным движением от бедра, чтобы усилить удар, который она оттачивала на тренировках по единоборствам.
Дерево громко затрещало, в комнате кто-то подпрыгнул, и Людивина ворвалась внутрь, держа руку на кобуре, готовая выдернуть пистолет.
Усатый мужик в трусах-боксерах свернулся калачиком на кровати у стены, до смерти напуганный вторжением.
Она все сразу поняла, а Бардан уже бежал вверх по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки.
Людивина откинула голову назад, сгорая от стыда и злости на себя.
Жан-Феликс Бардан ошеломленно смотрел на нее из коридора.
Она облажалась.
Расследование ослепило ее. И она перегнула палку.
48
Длинные цепи безмолвно свисали с потолка ангара. Пыль и стойкий запах промышленной смазки заполняли помещение.
Людивина сидела на старом чурбане. Дальше, справа от нее,
