Милан Николич - Современный югославский детектив
— Стоит ли сердиться, если молодой человек и девушка, тем более влюбленные, хотят ехать вместе?! — сказал я, когда мы снова отправились в путь втроем.
— Все-таки ей надо было остаться с нами! — упрямо повторила Чедна. — Бедняжку трясет. Будь этот парень умнее, он попросил бы меня позаботиться о ней.
— Значит, в подобной ситуации и я должен был бы поручить тебя чьим-либо заботам?
— Ты, наверное, так бы и поступил!
— Думаешь?!
— А ты думаешь, я не заметила, как ты поглядывал на ту куклу?!
Кукла — это девушка из черного «мерседеса».
Да, путешествие начиналось прекрасно! Мне придется стать свидетелем классической семейной ссоры. Пытаюсь разрядить обстановку.
— Не знаю, как поглядывал на ту куклу Джордже, зато знаю, как глазели на нее мы с Ромео!
— Тоже мне красавцы! — В голосе Чедны звучало миролюбие.
— Про себя не скажу, — ответил я столь же миролюбиво, хотя мне вроде бы следовало обидеться: ирония Чедны явно относилась к моей полноте. — Но Ромео уж точно красавец!
— И все-таки не лучше моего Джордже! — сказала Чедна не без гордости.
— Ого! — только и произнес майор и мастерски обогнал грузовик в тот самый момент, когда мимо нас вихрем пронеслась «акула».[5]
— О вкусах не спорят, на все находится любитель, даже на оплеухи. — Я был настроен на философский лад.
— Что касается вкусов, я тебе не завидую. А что касается оплеух, получишь от меня такую, что век не забудешь, если еще раз при мне будешь пялиться на куколок такого рода!
— Откуда тебе известно, что она «такого рода»?
— Она похожа на Розмари Нитрибит.[6]
— Она очень молода, а Розмари Нитрибит давно умерла.
— Тебе не приходилось слышать о перевоплощении? — насмешливо спросила Чедна. — Не станешь же ты утверждать, что она приходится этому старому распутнику дочерью? — Теперь в ее голосе звучал сарказм.
Должен признаться, я никак не могу понять, откуда у женщин это особое, шестое, чувство. Но сейчас, не получив доказательств, я не хотел сдаваться и потому заявил:
— Семь раз проверь, прежде чем высказывать о ком-либо суждение!
— Вы заметили, как девушки похожи друг на друга? — спросил Джордже.
— На первый взгляд — да, — согласился я и обратился к Чедне: — Не хочешь ли ты сказать, что Юлия — наша Розмари?
— Глупо! — поморщилась Чедна.
До самого Шидского мотеля мы не произнесли ни слова.
А в Шидском мотеле я ликовал!
VРасплачиваясь за кофе, я увидел в дверях румяную физиономию Адольфа Штрауса.
— Откуда он здесь взялся? — подумал я вслух.
Штраус придерживал раскрытую настежь дверь, пропуская девушку из «мерседеса». Все, о чем я мог лишь догадываться, поглядывая на нее украдкой, пока она сидела в машине, теперь предстало во всем своем великолепии.
На девушке была блузка, украшенная сербской народной вышивкой, скорее всего приобретенная в лавочке кустарного промысла, и черные бархатные брюки, которые подчеркивали красоту ее длинных ног и всего прочего, что имело непосредственное отношение к этим ногам. Надо признать — девушке было чем покрасоваться!
— Какое удовольствие видеть вас снова! — Штраус развел руки, словно собирался всех нас обнять.
— Как вам удалось так быстро добраться? — спросил Джордже, вставая.
— Ваш Ромео дотащил нас, — ответил немец и, подталкивая девушку вперед, сказал: — Позвольте вам представить мою дочь!
Я бросил на Чедну торжествующий взгляд. Она же — дьявол, а не женщина! — с ангельской улыбкой протянула руку прелестному созданию и приветливо произнесла:
— Чедна!
С ответной улыбкой, которая сделала ее еще красивей, девушка пожала протянутую руку и в свою очередь представилась:
— Розмари!
Теперь я ожидал торжествующего взгляда Чедны, но она словно забыла о нашей перепалке в машине. Она подала руку Штраусу, который галантно ее поцеловал.
Что мне оставалось? Как истинный джентльмен, невзирая на юный возраст Розмари, я приложился к ее ручке.
— Равник, Предраг Равник, — назвался я.
— Представитель прессы, — добавил Джордже.
Девушка ласково взглянула на меня, и мне почудилось, будто зрачки ее расширились.
— Моя дочь, к сожалению, не знает сербского — ни бе ни ме, как говорится!
— Разве она родилась не в наших краях? — спросила Чедна.
— О нет! — ответил Штраус. — Мы уроженцы Баварии. Она родилась неподалеку от Штутгарта в канун знаменитого покушения на Гитлера в Мюнхене. Ей уже семнадцать, — добавил он гордо.
— У вас очень красивая дочь! — не сдержался я, высказав вслух то, что думал.
— Совершенно с вами согласен! — отозвался не без удовольствия Штраус. — Разрешите мне угостить вас по случаю нашего приятного знакомства… Куда же вы? — обратился он к вставшему из-за стола Джордже.
— Мне нужно заправить машину, — ответил тот.
— Мы могли бы немного посидеть, — угадала мои мысли Чедна.
— Не возражаю, — согласился Джордже. — Для меня закажите еще кофе. — И он направился к выходу.
— А что вы будете пить? — обратился я к Розмари.
Она смотрела на меня непонимающим взглядом. Штраус расхохотался.
— Лимонад, конечно, — сказал он, когда приступ смеха прошел. — А вы? Что угодно вам, прекрасная госпожа? — спросил он у Чедны.
— И я лимонад, да, Розмари? — повернулась она к девушке, которая вдруг тоже стала смеяться — вероятно, для того, чтобы продемонстрировать свои зубы, словно позаимствованные с рекламы «Колинос».
— А мне двойной коньяк, — сказал я терпеливо ожидавшему официанту.
Это был средних лет человек в черном, старом, но еще приличном костюме. Несомненно, плут и отличный знаток клиентуры — пьяниц и бродяжек, задир и весельчаков, добряков и наивных простаков…
— У нас есть настоящая препеченица.[7]
— Мне коньяк, препеченица — вам.
И тут к нам присоединились наши старые знакомые. Теперь мы опять были все вместе: Джордже вернулся в ресторан с Ромео и его пассажирами.
— Это моя Джульетта,[8] — сорокой трещал Ромео, держа за руку девушку, щеки которой слегка порозовели.
Наш храбрый партизанский повар, гроза кошек и лягушек, явно был в ударе. Вокруг шеи он обмотал шелковый шарф. При виде Розмари в его зрачках вновь вспыхнули зеленые огоньки. Он воскликнул:
— О мама миа, еще одна Джульетта! — И, поклонившись Чедне, добавил: — Глаза несчастного Ромео видят три Джульетты.
— Двух — с голубыми глазами и одну — черноглазую, — уточнил я.
Все засмеялись.
— Позвольте представить наших друзей, — сказал Джордже. — Ромео вы знаете. А это наши симпатичные студенты: Юлия…
— Юлиана, — поправила его девушка. — Юлиана Катич.
— Нет! Нет! — воскликнул Ромео. — Не Юлиана! Юлия, Джульетта! Так лучше…
— Нино Веселица, — назвал себя юноша.
Должен признаться, Нино мне понравился с первого взгляда, еще когда остановил нашу машину и, заботясь о Юлиане, попросил нас подвезти девушку. Его длинное некрасивое лицо чем-то напоминало физиономию знаменитого Фернанделя. Он смущенно улыбался и тщетно подыскивал слова, чтобы вступить в общий разговор.
— Вы так бледны, — обратился Штраус к Юлиане, — вам надо выпить рюмочку чего-нибудь крепкого. Красное вино или коньяк?
— Коньяк, — ответила девушка, и на ее измученном лице появилась улыбка.
— Вам тоже? — спросил я Нино.
— Нет… я… — забормотал юноша.
— Значит, два коньяка и кофе для Ромео, — заказал я, не отводя глаз от свежих губ Розмари, потягивающей через соломинку лимонад.
— Что с вашей машиной? — спросил Джордже у немца.
— Механик посмотрел, говорит, поломка не такая большая, как мы думали.
— Большая поломка! — возразил Ромео.
— Не такая большая, — повторил Штраус.
— А Ромео говорит: большая, — заладил упрямый неаполитанец.
Да, эти двое легко находят общий язык!
— Если не удастся починить, Ромео придется тащить вас до Загреба.
— С удовольствием, — улыбаясь во весь рот, откликнулся итальянец.
— Надеюсь, это не понадобится. — И Штраус сменил тему: — У вас красивый шарф.
— Красивый очень, очень красивый, — затрещал Ромео. — Не правда ли, синьорина? — обратился он к дочери немца.
Розмари улыбнулась.
Мне показалось, что в зрачках ее прозрачно-голубых глаз тоже засверкали зеленые искорки.
Эта красотка умела улыбаться!
— У Ромео есть магазинчик, есть много, очень много… — захлебывался Ромео. — Извините, одну минутку… Хорошо?
Он пулей вылетел из ресторана.
Мы переглянулись и как по команде расхохотались. Смеялась даже Юлиана.
