Демон скучающий - Вадим Юрьевич Панов
– Как Архимеда? – кисло уточнил Голубев.
– Только я не в ванне сидел.
– Но ты не знал о преступлении, – вернул себе слово Васильев. – Девчонки пропадали, однако тел никто не видел.
– Не знал, – подтвердил Гордеев. – Я сначала понял, что Абедалониум нарисовал Барби, а потом вспомнил историю с исчезновением вице-мисс.
– Почему вспомнил? – тут же спросил следователь.
– Во-первых, потому что Барби проходила по тому делу. Во-вторых, потому что куклы на полках сломанные. – Никита помолчал. – Только я не думал, что в «Магазинчике сломанных кукол» в точности описано, как Барби расправлялась с жертвами. Я думал, что картина иносказательная, имеется в виду, что Барби ломает их нравственно, превращая в шлюх.
– Понятно, – негромко произнёс Васильев.
– А почему Вербин решил, что на двух оставшихся картинах должны быть отсылки к преступлениям? – поинтересовался Голубев, глядя на Гордеева.
– Вербин подумал, – невозмутимо ответил Феликс, глядя в окно.
– Да?
– Да.
– Объясни ход мыслей, – попросил Васильев, торопясь разрядить стремительно накаляющуюся обстановку.
– Один раз – случайность, два – совпадение, третья картина доказала, что мы имеем дело с системой, – выдал известную максиму Феликс. – Больше сомнений нет: Абедалониум сдаёт нам старые преступления, и четвёртое полотно тоже с чем-то связано.
– С чем? – не удержался Голубев.
И заслуженно получил издевательский по сути, но предельно вежливый по тону ответ:
– Преступление произошло в Санкт-Петербурге, но я не могу сказать, когда именно и кто его расследовал.
– Что же ты о нём знаешь?
– Ничего. Но я и о Барби не знал, а теперь знаю, – хладнокровно произнёс Феликс. – И в последней картине рано или поздно разберусь.
– Уверен?
– Уверен.
Голубев и Васильев переглянулись, и следователь неохотно кивнул оперативникам:
– Присаживайтесь. – Что было мгновенно исполнено. – По городу поползли слухи, что Абедалониум рассылает авторские копии «Демона скучающего», и тот, кто получит такую картину, будет убит. Или покончит с собой.
Возникла пауза. Следователь думал, что оперативники прокомментируют сообщение, оперативники, в свою очередь, не понимали, что здесь комментировать.
– Что скажете? – спросил Васильев примерно через полминуты.
– Это не мы, – тут же ответил Никита.
– А кто заволновался? – уточнил Феликс, на мгновение опередив собиравшегося вернуться в разговор Голубева.
В результате следователь проглотил фразу, которую готовился произнести, и выдал встречный вопрос:
– Какая разница?
– Возможно, это наш следующий клиент, – невинно объяснил Вербин.
Ответ следователь пробурчал себе под нос. Кажется, в нём присутствовали нецензурные выражения.
– Авторские копии «Демона скучающего» получили многие уважаемые люди города, – нейтральным тоном произнёс Васильев. – И мы не станем проверять их на причастность к преступлениям – к неизвестным преступлениям! Без серьёзных на то оснований. А картина в подарок таким основанием не является.
– Я понимаю. – Вербин в точности скопировал тон полковника.
– Точно понимаешь?
– Мы обсудили уровень моего участия в расследовании, Андрей Андреевич, и мне кажется, я ни разу не вышел за установленные рамки.
– Да, претензий к тебе нет.
– Спасибо.
– Но могут появиться, – громко произнёс Голубев. – Я получил заключение авторитетного и очень опытного искусствоведа, из которого следует, что наброски в альбоме, обнаруженном среди вещей Чуваева, сделаны Абедалониумом.
Феликс тщательно продумал реакцию и то, как он её продемонстрирует, поэтому никто из присутствующих не усомнился в том, что сообщение стало для него неожиданностью.
– Это ни о чём не говорит, – тихо сказал Вербин.
– Не доверяешь заключению эксперта?
– Доверяю.
– Тогда в чём дело?
– На альбоме нет других отпечатков, – добавил Васильев.
– Эксперт не видел, как Чуваев делал наброски.
– Я не настроен шутить, – резко бросил Голубев.
– Я тоже. – Твёрдо, но не резко ответил Феликс. – Вы поинтересовались моим мнением, Виктор Эдуардович, оно не изменилось: я по-прежнему считаю, что обнародование факта смерти Абедалониума ничего не изменит в ходе расследования. И по-прежнему считаю, что мы не располагаем достаточной информацией, чтобы с уверенностью говорить о факте смерти Абедалониума.
– Да почему?! – Голубев хлопнул по столу ладонью. Замер. Помолчал и негромко произнёс, обращаясь ко всем присутствующим: – Извините. – И чуть тише: – Почему?
Кому предназначался вопрос, можно было не уточнять.
– Готовясь к выставке, Абедалониум специально написал, или достал из запасника, четыре картины, в которых отражены четыре преступления, – ровным голосом произнёс Вербин. – Он сделал так, чтобы эта информация стала достоянием общественности. Он продумал, в какой последовательности мы будем эту информацию получать. Он разработал план, который исполняется даже в его отсутствии. Предположительно – по причине смерти.
– И что?
– И такой человек позволил себя убить? Да ещё так просто: самостоятельно явившись в ловушку? Он слишком умён, чтобы получить пулю в голову на окраине Лосиного Острова.
– Если Чуваев – не Абедалониум, наша основная версия рассыпается, – тихо напомнил Никита.
– Нет, – покачал головой Вербин. – Чуваева могли принять за Абедалониума, а настоящий художник молчит, потому что не хочет, чтобы охота на него продолжилась. Абедалониума устраивает, что преступник считает его мёртвым и он ждёт, когда мы его возьмём.
– И кто этот преступник?
– Либо кто-то из дружков Орлика, либо человек с четвёртой картины. Члена правительства и старую сутенёршу из списка подозреваемых можно вычеркнуть.
– Но получается, что сообщением о смерти мы сыграем Абедалониуму на руку, – заметил Гордеев. – Подтвердим убийце, что художник мёртв.
– Но Абедалониум может в любой момент заявить, что он жив и здоров, – повторил старый аргумент Феликс. Помолчал и продолжил: – Однако больше всего меня смущает тот факт, что все причастные к обнародованным преступлениям люди – мертвы.
– Абедалониум не мог спрогнозировать смерть Иманова.
– Ну…
– Есть сомнения? – поднял брови Васильев.
Феликс понимал, что его предположение выглядит, мягко говоря, надуманным, но тем не менее ответил:
– Мы не знаем, как развивался скандал, вполне возможно, что если бы Ильяса не ударила Алёна, его бы убил Эльмар. Абедалониум дал им время разобраться, не предусмотрел он только того, что мы с Никитой окажемся в «Манеже» и заметим Алёну.
– Вы часто оказываетесь в нужное время в нужном месте.
– Это наша работа, – пожал плечами Феликс. – Мы ведь ведём расследование.
Гордеев ухитрился сохранить на лице непроницаемое выражение. Васильев же, пряча улыбку, уткнулся в телефон, который весьма вовремя пискнул о принятом сообщении, и громко произнёс:
– Есть первые выводы экспертов: Барби умерла, приняв батрахотоксин, что для наших широт большая экзотика. Это яд какой-то лягушки. Самый сильный из небелковых. – Полковник закончил читать и посмотрел на Голубева: – В аптеке такой не купишь.
– Думаю, в Питере вообще такой не купишь.
– Зачем владелице эскорта хранить дома лягушачий яд? – удивился Гордеев.
– Для клиентов? – предположил Васильев.
– Для клиентов у неё девочки.
– Барби общалась с разными людьми, в том числе опасными, – не очень уверенно протянул следователь. – Вот и держала под рукой… средство. – Подумал и добавил: – Яд – это так по-женски.
– Кто-нибудь в Питере уже умирал от батрахотоксина? – поинтересовался Вербин.
– Эксперты сказали, что нет. – Васильев не забыл уточнить. – Но, как ты понимаешь, за точность статистики никто не ручается.
– Понимаю, конечно.
Феликс произнёс фразу без намёка или иронии, сухим деловым тоном, давая понять, что статистика одинаково неточна и в обеих столицах, и по всей стране. Поэтому Голубев промолчал.
– Никита, тебе что-нибудь ещё присылали?
– Так точно, сегодня утром. – Гордеев включил планшет и откашлялся. – Эксперты в один голос утверждают, что место преступления не вызывает подозрений. Отпечатки на стакане и бутылке с водой оставила только Барби. Отпечатки в правильных местах. По всем признакам – самоубийство. Теперь время. Барби приехала в коттедж вечером в субботу и больше его не покидала. По крайней мере, с телефоном.
– С похищением жертвы время бьётся? – быстро спросил Вербин.
– Более-менее.
– Когда наступила смерть?
– Позже, чем смерть найденной в подвале девушки.
– Насколько позже?
– Часа на два-три.
– Ага… – Феликс прищурился, припоминая обстановку в коттедже. – Ночью?
– Около пяти утра.
– Свет не был включён.
– В темноте уходить проще, – поразмыслив, сказал Голубев.
– Допустим…
– Что касается одежды, в которой Барби крошила девушку, её остатки нашли в бочке на заднем дворе – Барби их сожгла.
– Зачем? – Сейчас Вербин не играл и обвёл участников совещания по-настоящему удивлённым взглядом: – Зачем сжигать одежду, если она решила покончить с собой? Зачем Барби вообще переоделась?
– Машинально действовала по привычному протоколу, – брякнул Никита. Но он и сам понимал, что объяснение прозвучало не слишком убедительно.
– Выглядит притянуто, – вздохнул Васильев. – Но мы
