Магическое изречение - Наталья Николаевна Александрова
Хасан отвел было глаза, чтобы не встречаться со взглядом арестанта, но тот издал какой-то нечеловеческий, мучительный стон, больше похожий на мычание, обдал его жарким дыханием, и Хасан невольно взглянул на него. Рот арестанта был широко открыт, он силился что-то сказать, но не мог — во рту у него бессильно шевелился кровавый обрубок языка. Арестант протянул к Хасану свои связанные руки, что-то вложил в его ладони и снова мучительно застонал, замычал, что-то безуспешно пытаясь сказать, на что-то показывая.
Хасан посмотрел туда, куда указывал несчастный человек, и увидел одного из стражников. Тот приподнялся в стременах и замахнулся на Хасана нагайкой. Хасан поспешно пригнулся, нырнул в дверь ближней лавки.
Это оказалась лавка ковровщика. Сам хозяин стоял за прилавком, заваленным молитвенными ковриками, и делал Хасану странные знаки, глазами и телодвижениями указывая на заднюю стену лавки.
Хасан оглянулся. Послышались тяжелые, неотвратимые шаги приближающегося стражника. И тут он сообразил, что всё еще сжимает в руке то, что передал ему арестант. Это был смятый, сложенный в несколько раз кусок пергамента…
Ковровщик поднял один из ковров, покрывавших заднюю стену, за ним оказался тёмный проход. Хасан опомнился, скользнул в смутный проём, пробежал несколько шагов во мгле, споткнулся и упал…
И тут из темноты кто-то позвал его по имени.
Ника проснулась от звука голоса, который звал ее по имени. Или это ей только показалось? Может быть, это был всего лишь отзвук ее странного сна?
В первый момент она снова не могла вспомнить, где находится. Она лежала не на своей привычной кровати, но и не на той новой и ровной, как футбольное поле. Да и вообще Ника находилась не на кровати, а на узком диванчике и была одета в те же самые джинсы и джемпер, что и раньше. Пока она спала, кто-то заботливо накрыл ее красным клетчатым пледом, подоткнул края.
Тут Ника вспомнила прежнее свое пробуждение, вспомнила человека, который называл себя ее мужем, вспомнила визит врача… Как же его… Валерьяна Иваныча… Врач дал ей какую-то таблетку, после которой она заснула…
Мысли ворочались в голове медленно и неохотно, как большие сонные рыбы. Одна мысль выплыла на поверхность сознания, она показалась Нике важной, но тут же снова ушла в темную глубину… На смену ей пришла другая. Врач… Он утверждал, что она больна и что он ее вылечит. Так, может, и правда лучше ему довериться? Может, он прав, и она действительно не в себе? Да и вообще, важно ли это? Ей не хотелось думать, не хотелось ничего делать. Вялое, дремотное состояние обволакивало ее, как густая клейкая субстанция. Между Никой и всем остальным миром словно стояло толстое, мутное, почти непрозрачное стекло. Но минуты шли, и это стекло становилось тоньше, зрение Ники понемногу прояснялось, мысли в голове поплыли быстрее, и одна мысль действительно оказалась важной…
Ника окончательно проснулась. Она даже почувствовала, что ей ужасно неудобно на узком продавленном диване, да еще джемпер противно кусал спину и плечи.
Тут дверь скрипнула, и в комнату вошел мужчина. Тот самый неизвестный, который пытался убедить Нику, что они женаты, который выдавал себя за Сергея.
Ника закрыла глаза, снова открыла их…
Ничего не изменилось. Ника не знала этого человека. Она вспомнила, как утром со спины едва не приняла его за Серёжу, как она могла? Но ведь в паспорте сказано, что он — Сергей Ломакин…
Так, может, она и правда больна, в этом всё дело? Может быть, поверить этим людям? Они, наверное, знают, что для нее лучше. Они знают…
— Как ты, дорогая? — заботливо и с сочувствием наклонился к ней чужак. — Ты выспалась?
— Да, выспалась… — Ника произнесла эти слова с трудом, язык ворочался во рту как чужой.
— Доктор сказал, что…
Ника поморщилась.
— Не говори мне про этого доктора… Я не хочу о нем слышать…
— Зря ты так. Валерьян Иванович отличный врач, мама знает его много лет. Ну ладно, хорошо, не буду, если ты не хочешь… Но вот это ты обязательно должна принять…
В руке у него был стакан с водой, он поднес стакан к Никиным губам. Вода была теплая и безвкусная, и тут Ника почувствовала, как он вложил в ее губы таблетку.
— Глотай! Тебе сразу станет лучше!
С чего он взял, что ей станет лучше? От таблетки, которую дал доктор, лучше ей не стало, она просто заснула. Отрубилась и перестала скандалить и требовать, чтобы ей вернули мужа. Настоящего мужа. Потому что этот тип никак не может быть ее мужем Сергеем. Вот сейчас близко она видит его руку — короткие пальцы, ногти некрасивые, ладонь широкая. У Серёжи вовсе не такая рука.
— Выпей, малыш, — ласково просил чужак. — Доктора надо слушаться. Доктор лучше знает, что тебе нужно.
Но что-то в душе у Ники запротестовало. Она языком сдвинула таблетку за щеку, осторожно глотнула воду.
— Пей еще! — Мужчина настойчиво наклонил стакан.
Ника сделала большой глоток, но не проглотила таблетку, сама удивившись, как ловко у нее получилось. Наверное, вспомнилась подростковая выучка, когда Ленка Лапина научила ее в больнице не глотать таблетки, а прятать их за щеку. Таблетки она потом собирала и отдавала своему парню Лёшке, а он уж загонял их наркоманам по сходной цене. Ленку всё же с этим делом поймали и выписали со скандалом. С девчонками врач провел беседу. «Вы что, — сказал, — дуры этакие, хотите на всю жизнь тут остаться? Думаете, вам таблетки просто так дают?» Застращал их, Ника больше никогда так не делала. Но сейчас совсем другой случай, вот и вспомнилось детство золотое.
Фальшивый муж взглянул одобрительно, поставил полупустой стакан на стол, и в этот момент она исхитрилась, выплюнула таблетку на ладонь, сжала в кулаке. Тут в голове у нее снова всплыла прежняя мысль, показавшаяся ей такой важной. Фотографии! У нее же есть фотографии со свадьбы. Ну да, они снимались у дверей загса, а потом в ресторане, она еще официанта попросила сделать коллективный снимок…
— Где мой телефон? — спросила она, с трудом разомкнув онемевшие губы.
— Твой телефон? Вот он! — Самозванец подал ей трубку, как будто ждал эту просьбу и держал телефон наготове.
Ника открыла альбом фотографий, нашла свадьбу, пересмотрела снимки один за другим… Вот она стоит у дверей загса и машет кому-то рукой, то есть ясно кому — Серёже, он чуть опоздал. Танька Самохина еще смеялась, что напарил
