Пианистка - Татьяна Александровна Бочарова
«И здесь то же самое! – устало подумала Зина, глядя на туповатое юношеское лицо. – Как же надоели эти папины сынки и дочки, глаза б не глядели!»
Парень меж тем явно косился в вырез ее блузки. Глаза его заблестели, он вытер ладони о штаны и произнес миролюбиво:
– Вы новенькая?
– Тебе-то что? – Зина попыталась сдержаться, отвечать если не вежливо, то хотя бы нейтральным тоном. – Пожалуйста, выйди. Мне нужно делом заниматься.
– Новенькая, – не слушая ее, сам себе задумчиво ответил парень, полез в карман брюк и вытащил оттуда три бумажки по сто долларов. – Вот, возьмите. – Он веером разложил их перед изумленной Зиной.
– Зачем?
– Я вас хочу.
– Ты?! Меня?! – Зина сперва захлебнулась от нахлынувших эмоций, потом дико расхохоталась.
Подросток смотрел на нее с недоумением.
– Пошел вон, – совершенно спокойно произнесла она и широким жестом скинула бумажки на пол.
– Че, мало? – пожал плечами парень.
– Убирайся сейчас же. – Она, не выдержав, перешла на крик. – А то я сейчас врежу тебе по морде!
Незваный гость нагнулся, поднял баксы, сунул их обратно в карман и вышел, не говоря ни слова.
«Пропала работа, – подумала Зина с тоской, – что ж, видно, не судьба».
Она заполнила журнал, встала, собралась и ушла домой, уверенная, что самое позднее завтра утром ее вызовет на ковер директриса.
Однако ничего не произошло. Никто не сказал Зине ни слова, директор по-прежнему приветливо улыбалась ей при встрече, детишки вежливо здоровались.
Несколько дней она ходила по школьным коридорам, с опаской озираясь по сторонам, ожидая вот-вот встретить своего малолетнего ухажера, но тот почему-то не попадался ей на глаза.
Через неделю Зина стала забывать о неприятном инциденте, решив, что школьник устыдился своего поступка и будет молчать обо всем, как рыба.
А еще через два дня она увидела его возле учительской раздевалки. Парень стоял со скучающим видом и, по всей вероятности, поджидал именно Зину.
– Здрасте, – как ни в чем не бывало поздоровался он. – Я вот что… понимаю, конечно, пожадничал. Вы не дешевка, все при вас – и внешность, и фигура. Нате, держите. – На сей раз он протянул ей шестьсот баксов.
– Да как ты смеешь? – внезапно осипшим голосом проговорила Зина, поспешно оглядываясь и с облегчением убеждаясь, что они одни и рядом никого нет. – Ты, сопляк! Учил бы свои уроки.
– Да ладно, не ломайся, – плавно перейдя на «ты», заявил угреватый. – Увидишь, тебе понравится.
Зина изо всей силы толкнула его плечом и зашла в гардероб.
Когда она, одевшись, вышла в холл, парень держал в руках уже восемьсот долларов.
Жизнь превратилась в сплошной кошмар. Он преследовал ее везде и всюду – в буфете, в коридоре, не стесняясь, заходил в класс во время урока. Зина уже знала про него все – его зовут Денис, ему шестнадцать, и учится он в одиннадцатом классе, а отец – один из совладельцев крупной автомобильной фирмы.
Ночью ей снились зеленые бумажки, их было много, ужасающе много – целое море. Они летали перед ее лицом, кружились, опускались под ноги, а знакомый, чуть гнусавый голос настойчиво вопрошал:
– Столько хватит? А столько?
Зина попробовала поделиться своей бедой с одной из преподавательниц – довольно молодой и приятной учительницей английского. Та выслушала ее сбивчивый рассказ, пожала плечами и небрежно проговорила:
– Ну и что? В чем проблема?
– Как в чем? – опешила Зина. – Я не знаю, что делать, как избавиться от этого!
– А зачем избавляться? Тебе разве деньги не нужны?
– Такой ценой? – Она округлила глаза.
– Подумаешь, цена! – фыркнула англичанка. – Тебе ж не тринадцать лет.
– Вот именно, – закричала Зина. – Не тринадцать, а тридцать! Неужели ты хочешь сказать, что я должна дать этому недоноску?
– За восемь сотен баксов? – Преподавательница глянула на нее в упор. – За такие бабки можно и крокодилу дать.
– Флаг тебе в руки, – сквозь зубы проговорила Зина и ушла восвояси.
Дома ее ждал новый «сюрприз» – у Илюшки поднялась температура. Вызванный врач поставил диагноз – острый бронхит, выписал кучу разных лекарств и пригрозил, что болезнь может перейти в воспаление легких.
Зине пришлось взять больничный. Она купила все, что велел доктор, методично пичкала сына таблетками и микстурой, но тому с каждым днем становилось все хуже: скакала температура, грудь разрывал мучительный, жесткий кашель.
Из поликлиники пришел другой врач, затем заведующая отделением – оба слушали Илюшку, заставляли его то дышать, то не дышать, стучали пальцами по его худенькой спине и недоуменно пожимали плечами.
Зина не знала, что и думать. Ее начал терзать страх, по ночам она не могла уснуть. Ей казалось, с ребенком что-то серьезное, лютая, неизлечимая болезнь. Он таял на глазах. Врачи уже настаивали на госпитализации, но Зина медлила: о детских больницах она слышала много плохого.
Наконец, видя, что ничего не помогает, сдалась. Очередной врач выписал направление в Третью детскую больницу, одну из лучших в Москве.
Зина хотела ехать немедленно, но Илюшка вдруг стал плакать, так горько и жалобно, что у нее сжалось сердце.
«Подожду до завтра, – решила она. – Утром отвезу, ничего не случится».
Вечером раздался звонок в дверь.
Зина подумала, что это соседка, которая часто одалживала у нее то соль, то спички, то муку. Как была, в легком домашнем халатике, с едва подколотыми волосами, она вышла прихожую и щелкнула замком.
На пороге стоял Денис.
– Ты? – только и смогла вымолвить Зина. – Как ты… зачем…
В комнате спал Илюшка, тревожно, ворочаясь с боку на бок, что-то жалобно бормоча, плавая в жару. А здесь, в коридоре перед ней стоял зажравшийся, наглый недоросль, с прыщавыми щеками и потными от желания ладонями.
Зина почувствовала, что больше не вынесет. Ее душили слезы отчаяния, стыда и унижения.
– Вон, – сдавленно проговорила она, вытирая глаза. – Убирайся!
– Я только хотел узнать, чего ты не ходишь на работу? – Во взгляде парня впервые за все время Зина прочитала некую осмысленность.
Он перестал жевать свою вечную жвачку и смотрел на нее внимательно, слегка сведя брови к переносице, точно силясь постигнуть невероятно сложную, мудреную задачу.
– Убирайся, – повторила Зина уже без злости, ощущая лишь непомерную усталость от всего – напряжения последних недель, страха за сына, многолетнего, выматывающего душу, одиночества.
– Это… – парень помялся на пороге, сделал шаг назад и тут же вернулся, – а… плачешь чего?
– Сын болеет, – коротко сказала Зина, и внезапно ей стало легче. Самую малость, капельку, но легче, будто она переложила часть тяжести со своих плеч на чьи-то другие.
– Чем? – поинтересовался
