Джеффри Дивер - Слеза дьявола
«В третий раз воспользуйся простой коричневой сумкой», — сказал ему человек, который обо всем ему говорит.
И Диггер заготовил коричневую сумку из плотной бумаги.
Мальчик начинает ворочаться, но не просыпается.
Диггер укладывает автомат в коричневую сумку, надевает темный плащ, перчатки и выходит из номера.
Внизу он садится в свою машину. Это отличная «тойота-королла».
Ему нравится ее реклама.
О-о-о, каждый из нас мечтает…
Она лучше, чем другая — О, какое незабываемое ощущение…
Диггер умеет водить машину. Он очень хороший водитель. Когда-то его возила Памела. Она ездила очень быстро, а он водит осторожно. Ее часто штрафовали за превышение скорости, а его — никогда.
Он открывает бардачок. Внутри лежат несколько пистолетов. Он берет один из них и кладет в карман.
«После театра, — предупреждал человек, который обо всем ему говорит, — тебя будут разыскивать гораздо больше полицейских. Тебе придется быть еще осторожнее. И помни, если кто-нибудь посмотрит тебе в лицо…»
«Я помню».
Паркер сидел наверху в спальне Робби вместе с сыном. Мальчик расположился на своей кровати, а отец в кресле-качалке гнутого дерева, которое купил в антикварной лавке и собирался сам реставрировать, но руки так и не дошли.
Десятка два игрушек были разбросаны по полу, игровая приставка подключена к старому телевизору, по стенам развешаны афиши «Звездных войн». Люк Скайуокер, Дарт Вейдер…
Пусть станет на сегодня нашим талисманом.
Это сказал Кейдж. Но Паркер старался не вспоминать сейчас ни о Кейдже, ни о Маргарет Лукас, ни о Диггере. Он читал сыну. Главу из «Хоббита».
Робби был совершенно поглощен повествованием, хотя отец читал ему эту книгу далеко не в первый раз. Они неизменно брались за нее, когда Робби переживал приступ страха, — особенно целебной оказывалась сцена, в которой убивали ужасного дракона. Она всегда словно вселяла в мальчика храбрость.
Когда совсем недавно Паркер появился на пороге дома, лицо сына буквально засветилось от радости. Отец взял его за руку, и они вместе вышли на заднюю террасу дома. Он вновь терпеливо внушал Робби, что никто не мог проникнуть к ним на задний двор или в гараж. Они пришли к выводу, что это опять старый чудак мистер Джонсон спустил своего пса и забыл закрыть калитку в заборе.
Стефи тоже крепко обняла отца и спросила, как чувствует себя его друг. Тот, что в больнице.
— Ему лучше, — ответил Паркер, мучительно стараясь отыскать хоть крупицу правды в своей выдумке. О, это чувство вины отца перед детьми! Оно жжет, как раскаленный утюг.
Стефи проводила их сочувственным взглядом, когда отец и сын поднимались наверх, чтобы заняться чтением. В другое время она бы с удовольствием присоединилась к ним, но сейчас инстинкт подсказал ей, что лучше оставить их одних. И это тоже было нечто необычное, что Паркер узнал о своих детях. Они могли подтрунивать друг над другом, устраивать мелкие пакости, стараться одержать верх в любом состязании. Но как только доходило до чего-то серьезного, что затрагивало глубины существа одного из детей — как в случае с Лодочником, — то второй подсознательно понимал, что нужно делать. Вот и сейчас сестра удалилась в кухню со словами:
— Приготовлю-ка я для Робби сюрприз на десерт.
Читая книгу, Паркер по временам бросал взгляды на лицо сына. Глаза мальчика были закрыты, он казался полностью умиротворенным. (Цитата из «Руководства для отца-одиночки»: «Иногда твоя задача заключается не в том, чтобы читать детям нотации или учить их чему-то на добрых примерах. Нужно просто вовремя оказаться с ними рядом. Вот и весь секрет воспитания».)
— Хочешь, чтобы я продолжал читать? — спросил он шепотом.
Мальчик не отвечал.
Тогда Паркер положил книгу себе на колени и стал раскачиваться в обшарпанном кресле, наблюдая за сыном.
Жена Томаса Джефферсона, Марта, умерла вскоре после рождения их третьей дочери (да и сама девочка прожила только два года). Джефферсон, который остался навсегда вдовцом, прилагал все усилия, чтобы самостоятельно поставить на ноги двух дочерей. Но, будучи политиком и крупным государственным деятелем, он часто вынужден был уезжать из семьи — ситуация, которая доставляла ему неисчислимые страдания. Связь с детьми он тогда поддерживал через письма. Сохранились тысячи страниц посланий, адресованных девочкам, в которых было все: поддержка, советы, сочувствие, ответы на жалобы, слова бесконечной любви. Паркер знал Джефферсона почти так же хорошо, как собственного отца, а многие его письма целиком помнил наизусть. Вот и сейчас он вспомнил одно из них, написанное в ту пору, когда Джефферсон, еще вице-президент страны, находился в гуще яростной борьбы со своими политическими противниками.
Моя дорогая Мария!
Твое письмо от 21 янв. получил только два дня назад. И оно стало для меня ярким лучом луны среди непроглядной ночи. Окруженный и мучимый здесь постоянным недоброжелательством и злословием, когда никакие усилия принести пользу обществу не дают плодов, я ощущаю благословенную радость бытия, только когда что-то навевает мне мысли о моей семье.
И теперь, глядя на сына, слыша, как внизу гремит сковородками дочка, Паркер снова задавался извечным для него вопросом — правильно ли он воспитывает своих детей?
Это стоило ему многих ночей без сна.
Ведь, как ни верти, но он разлучил двух малолеток с их матерью. Тот факт, что суд, равно как и все его друзья (и даже большинство приятельниц Джоан) единогласно сошлись во мнении, что это было единственно разумным решением, не имел для Паркера решающего значения. Его не сделала отцом-одиночкой неумолимая смерть, как Джефферсона, — нет, таков был его собственный выбор.
И только ли ради детей пошел он на такой шаг? Или пытался сбежать от собственной несчастливой жизни? Именно попытки разобраться в этом мучили его особенно часто. До того как они поженились, Джоан казалась такой милой, такой очаровательной. Но он скоро понял, что она просто разыгрывала перед ним спектакль. На самом деле она оказалась хитра и расчетлива. И ее настроения постоянно и резко менялись — побыв немного счастливой с виду и жизнерадостной, она вдруг на несколько дней кряду могла становиться злобной и подозрительной до паранойи.
Когда он встретил Джоан, Паркер только начал понимать, как меняется твое существование, если ты еще молод, а твоих родителей больше нет. Он очень остро ощутил хрупкость границы между жизнью и смертью. В таких случаях человеку либо нужен партнер, который позаботился бы о нем, либо, как в случае с Паркером, некто, о ком мог заботиться он сам.
Людям легче ужиться вместе именно так. Когда не надо нянчиться с партнером. Это закон, Паркер. Заруби его себе на носу.
А потому не было ничего удивительного в том, что он сошелся с женщиной, которая при всей своей красоте, при всем своем обаянии была во многих отношениях беспомощна и слишком зависима от своего расположения духа.
И естественно, что уже вскоре после рождения детей, когда супружеская жизнь потребовала повышенного чувства ответственности, а иногда просто труда и самопожертвования, Джоан полностью отдалась на волю своему раздражению и дурному нраву.
Паркер использовал все мыслимые способы привести ее в чувство. Они вместе ходили к психотерапевту, он брал большую часть заботы о детях на себя, старался вывести ее из депрессии, придумывая веселые вечеринки, увозя ее в увлекательные поездки, самостоятельно готовя завтраки и ужины на всю семью.
Однако вскоре вскрылся еще один секрет Джоан, которым она не торопилась с ним поделиться, — давняя история хронического алкоголизма в ее семье. Он был поражен, узнав, в каких количествах и с какой регулярностью она поглощает спиртное. Она периодически «завязывала», участвовала в программе «Двенадцать ступеней», серьезно лечилась. Но потом наступал неизбежный новый срыв.
От детей и мужа она отдалялась все дальше и дальше, растрачивая время на хобби и прихоти. Сначала это были кулинарные курсы для гурманов, потом увлечение спортивными автомобилями, затем просто бесконечными походами по магазинам и фитнес-центрам (в одном из которых она и познакомилась со своим будущим вторым супругом — Ричардом). Но до поры она всегда ненадолго возвращалась — давая самый минимум любви Паркеру и детям.
А потом случилось то, что положило конец всему. Происшествие с действительно большой буквы.
В июне четыре года назад.
Паркер вернулся тогда с работы в лаборатории ФБР и узнал, что Джоан нет дома, а дети оставлены на сиделку. Ничего необычного или тревожного в этом факте само по себе не было. Но, поднявшись наверх, чтобы поиграть с ребятами, он сразу понял: что-то не так. Стефи и Робби, которым было тогда четыре и пять лет соответственно, сидели в своей общей спальне и пытались собрать нечто из деталей конструктора. Но Стефани была в почти бессознательном состоянии. Ее взгляд блуждал, а лицо покрывали крупные капли пота. Паркер заметил, что она ходила в туалет и по пути туда ее вырвало. Он уложил девочку в постель и измерил температуру, которая оказалась нормальной. Паркеру трудно было винить няню в том, что она не заметила болезни Стефи, — дети обычно смущаются, если их тошнит или они пачкают штанишки, и потому всеми силами стараются это скрыть. Но Стефи и ее брат на этот раз скрывали нечто гораздо более страшное, чем Паркер мог себе вообразить.
