Франк Тилье - Адский поезд для Красного Ангела
Я вновь попытался сплести волокна веревки, скрепить разрозненные части, чтобы образовать прочное соединение, но мне не удавалось… Манчини, Красный Ангел, BDSM4Y… Связанные пороком, действующие в потаенном мире того, чего не следовало видеть, чего лучше не знать, если хочешь жить спокойно.
Я размышлял о находке Элизабет, о том, каким образом литературные разыскания привели ее в объятия отца Михаэлиса. Искал параллели с уликами. Изображение маяка в раме на стене. Фотография фермера, затем письмо, которое направило нас по религиозному следу. Сцена преступления, выражение, приданное лицу Мартины Приёр и позволившее нам уловить его сходство со скульптурой Хуана де Жуаньи. Из него мы сделали заключение о связи жертв, о стремлении покарать болью за боль. Потом при помощи заколки для волос убийца подал мне знак, что держит в заточении мою жену. Затем эта фраза, так очевидно, слово в слово, повторяющая высказывание святого отца-убийцы…
Он манипулировал нами; он намечал ход следствия, ориентируя нас в том направлении, которое сам для нас выбрал. Мы стали частью его дьявольского плана, даже не осознавая этого… Он играл нашими умами и натягивал струны наших душ по своему усмотрению… Он обладал очевидным талантом психолога, коварного интригана…
И если бы только это! Он угадал дар Дуду Камелиа, он понял, что Сюзанна беременна! Всякий раз он обходил меня на полкорпуса, я всего лишь двигался в его смертоносной борозде, не способный совершить обгон. Я преследовал тень, некую сущность невероятной силы…
С другой стороны, Манчини обладал страшной тайной. Тайной, заставившей кого-то совершить еще одно преступление.
В эту ночь я больше не боялся умереть. Мне было страшно никогда не узнать правды…
* * *Одноглазый страж роскошной виллы Торпинелли обрушился на меня, даже не дав возможности нажать кнопку звонка огромных ворот, ощетинившихся острыми металлическими колючками. Его левую щеку пересекал замысловато изогнутый шрам, теряющийся у кромки закрывающей глаз черной кожаной повязки. Длинные золотистые волосы струились по плечам, придавая ему вид поверженного льва, царя джунглей, в честном поединке получившего смертельный удар лапой. Когда он высунулся из окна, я догадался, что он, должно быть, никогда в жизни не улыбался.
— Что-то подсказывает мне, что вы заблудились, — тихо произнес он, не вынимая руку из-за пазухи.
— Не совсем так. Я пришел, чтобы повидать господина Торпинелли, лучше отца, но можно и сына…
Другой охранник, с рацией в руке, двигался по аллее в нашу сторону. Положив руку на приоткрытую дверцу моей машины, Поверженный Лев спросил:
— Вам назначено?
— Я пришел коротко переговорить по поводу его племянника Альфредо Манчини.
Он вгляделся в мой номерной знак:
— Полиция?
— А вы догадливы! — Я выложил на синий капот машины свое удостоверение, которое не отдал Леклерку. — Центральное управление уголовной полиции Парижа.
Он выстрелил в меня своим одиноким глазом. Его напарник продолжал бормотать что-то в переговорное устройство. Оба они в плечах были шире, чем выстроившиеся в шеренгу члены команды черных баскетболистов. Два асфальтовых катка: один платиновый блондин, а другой — негр с черным, как эбеновое дерево, голым черепом. Установленная на створке ворот камера наблюдения направила на меня свой стеклянный глаз. Механический звук, настройка оптики. Я добавил:
— Альфредо Манчини мертв, а я, понимаете, должен делать свою работу…
— А твоя работа заключается в том, чтобы заигрывать со смертью? — бросил мне здоровенный черный. — Думаешь, вот так запросто и зайдешь?
— Могу прийти с кучей ребят, — ответил я, глядя в камеру. — Но я предпочел бы уладить все мирно, между нами.
Рация прекрасного блондина издала какое-то шипение, он ненадолго отошел в сторону.
Вернувшись, он улыбнулся мне, показав ряд ровных, как клавиши рояля, зубов.
— Пропусти! — обратился он к Эбеновому Черепу. — Проводи его в атриум… Хозяин развлекается.
Они произвели предписанный уставом обыск и изъяли мой старый «смит-вессон», который я обычно хранил под водительским сиденьем машины.
— Заберешь свою игрушку, когда будешь уезжать, — с издевкой бросил мне Красавчик.
— Не попорти себе ею второй глаз, — парировал я, протягивая ему оружие, которое держал за ствол.
Он что-то рявкнул и занял свой пост.
Дом виднелся метрах в трехстах от ворот, за еловой рощей. Пространство оказалось таким огромным, что невозможно было разглядеть его границ, одному Богу известно, существовали ли они вообще, оберегаемые полудюжиной телохранителей. По сравнению с обнаруженным здесь дворцом вилла Плесси больше напоминала спичечную коробку.
Эбеновый Череп проводил меня в закрытый двор. Мне показалось, что я вернулся на два тысячелетия назад. В центре круглой песчаной арены скрестили оружие трое гладиаторов. Двое из них: вооруженный сетью и трезубцем ретиарий и гопломах, экипированный тяжелым прямоугольным щитом и длинным мечом, выступали против третьего, секутора,[49] с более быстрыми движениями и легкой экипировкой.
Деревянное игрушечное оружие свистело в воздухе, как фейерверк. Секутор уклонился от трезубца, согнулся влево почти до земли и послал мощный удар мечом в обнаженный бок ретиария. Тот застонал и рухнул, вытянув вперед обе руки.
— Довольно! — приказал секутор.
Двое его противников разошлись и, задыхаясь и хромая, исчезли в гардеробной, расположенной позади атриума. Секутор поднял забрало своего шлема, и я узнал залитое потом лицо Торпинелли-младшего. Он указал мне на витрины, в которых в устрашающих количествах хранились разные виды оружия и защиты времен Древнего Рима.
— Выбирайте, — предложил он. — Здесь есть на любой вкус, так что человек любого темперамента выберет, что ему по нраву. Я вас жду. Побейте меня, и мы поговорим. Иначе придется прийти еще раз, с чем-нибудь получше, чем ваше жалкое полицейское удостоверение… И будьте более воинственны, чем эти два недоумка…
— Я пришел сюда не играть!
— Тогда Виктор просто проводит вас к выходу…
Я направился к витринам:
— Вам больше нечем занять свое время? Вам до такой степени скучно?
— Когда у тебя есть все, приходится быть очень изобретательным, чтобы убить время…
Я пальцем прочертил на своей щеке шрам:
— Могу предположить, что красавчик у ворот не станет спорить…
Он опустил забрало, повернулся ко мне спиной и изобразил несколько точных ударов мечом. Я снял галстук, куртку и прикрыл плечо галерусом.[50] Кожаная защита ниспадала с плеча вдоль моего левого бока до самого бедра. Прежде чем надеть украшенный гребнем в форме рыбы шлем, я также натянул поножи и налокотники. Затем взял в руку маленький круглый щит, легкий и удобный, а другой рукой схватил кривой тесак.
— Памуларий, — бросил он мне.
— Простите, что?
— На вас экипировка памулария, гладиатора высокой квалификации, быстрого, проворного, но слабо защищенного. Вы готовы?
Прежде чем занять атакующую позицию, я успел заметить ослепительную улыбку Эбенового Черепа, преградившего вход, как настоящий сторожевой пес.
— Приступим, — произнес я наигранно уверенным тоном.
Некоторое время мы топтались в песке, приглядываясь друг к другу; под шлемом у меня на лбу выступили капельки пота и стекли к бровям. Внезапно Торпинелли опустил свой меч, и едва я успел рефлексивно прикрыться щитом, как он послал мне удар ногой в живот. Я отлетел назад на целый метр.
— Надо быть предусмотрительней! — раздалось из-под шлема.
— В следующий раз буду внимательней! — коротко бросил я в ответ.
Я слегка пригнулся, размышляя, правильно ли поступил, не выбрав более широкого щита, но он бы изрубил меня, если бы я мгновенно не отреагировал. Он легко отразил сделанный мною выпад деревянной саблей и ответил на него движением щита, ударив меня им по ляжке. Кожаный доспех оказался довольно призрачной защитой, и я скривился от боли.
— Больно? — издевательски поинтересовался он сквозь идиотский смех.
Теперь я разозлился. Два быстрых удара тесаком насторожили его, третий, который едва не задел Торпинелли по носу, заставил его отступить. Он споткнулся о бортик песчаной арены и упал на спину.
— Смотрите, куда ступаете! — предостерег я.
— Неплохо для старпера…
Постыдное падение на глазах собственного слуги должно было вывести его из себя. Он ринулся на меня, размахивая над головой мечом, и, чтобы уклониться от его нападения, мне оставалось только резко отскочить в сторону. Он повернулся ко мне спиной, и, воспользовавшись этим, я нанес ему резкий удар в область левой лопатки. Он скривился. Двойное поражение поубавило ему спеси. Еще один или два раза он задел меня, но теперь я имел преимущество в бою, и спустя десять минут, когда я с глухим звуком, напоминающим звон пасхальных колоколов, опустил тесак на его шлем, он капитулировал.
