Чарлз Тодд - Хладнокровное предательство
Ратлидж не знал, что ему ответить. Он и со своими кошмарами до сих пор не научился справляться.
– Вы дадите показания на дознании? Дознание пройдет в Кесвике, как только дороги немного подсохнут. Дня через три…
– А что я им скажу? Мне как-то не хочется чернить родного сына. Но если вам кажется, что… – Робинсон замолчал и нерешительно покачал головой.
– Слушайте свою совесть. Не допустите, чтобы на виселицу отправился невинный человек, если вы думаете, что можете остановить несправедливость.
Ратлидж вышел. Вид Робинсона привел его в уныние. Робинсон смотрел на свои руки, и лицо его искажала гримаса отчаяния.
Гарри Камминс застал инспектора одного в столовой, он листал свой блокнот.
– Говорят, вы арестовали Пола Элкотта.
– Да, – сухо ответил Ратлидж.
– Рад, что дело закрыто. Только не ожидал, что убийцей окажется кто-то из моих знакомых.
– Убийцей часто оказывается кто-то из знакомых. В мире не так много бродячих маньяков, из которых можно выбирать, – с нескрываемой горечью ответил Ратлидж.
– Я слышал, что у Джералда были враги… на войне.
– Да, мне сообщили из Лондона. Некий Бертрам Тейлор. Он сбежал из тюрьмы, и его несколько дней не могут найти. Правда, в его виновности я сомневаюсь.
– Да. Что ж, Пола я знаю не один год. Мне он не казался особенно жадным. Может, завидовал брату… Но мисс Аштон, должно быть, права, именно жадность подвигла его на такое злодеяние. Вот только свыкнуться с этим никак не удается. – Камминс помолчал, разглядывая свою ладонь. – Значит, скоро вы, мисс Аштон и мистер Робинсон уедете? Раз виновного посадили…
«Вот видишь, – сказал Хэмиш, – его больше волнует отъезд постояльцев, ведь впереди долгие зимние месяцы».
– Я уеду завтра. Насчет остальных не знаю. Завтра меня сменит инспектор Майклсон. Спросите его.
Камминс, человек неглупый, вскинул на него пытливый взгляд:
– Вас заменили!
– Да, скоро заменят.
На лице владельца гостиницы отразились смешанные чувства.
– Насчет того, что я говорил раньше… Прошу… не стоит упоминать о моей… озабоченности.
Ратлидж сказал:
– Не вижу причин никому портить жизнь понапрасну.
Камминс облегченно улыбнулся. Подойдя к двери, он обернулся:
– Здесь трудно было пустить корни. Почва в этих краях жесткая, каменистая. Я волновался за жену, хотя ей нечего стыдиться.
Ратлиджу стало грустно.
Камминс сказал напоследок:
– Что ж, пойду принесу дров. Пожалуйста, дайте знать, если мы чем-то сможем помочь. Может быть, удастся что-то сделать для Пола.
Мэгги наблюдала за тем, как мальчик пытается накормить собаку. Но Сибил была занята другим: вылизывала бледное личико своего нового друга.
– По-моему, она не очень любит тосты. Капни на хлеб немного жира – так ей будет вкуснее.
Он встал и подошел к миске, которую Мэгги держала у раковины. Сибил, догадываясь, что он собирается сделать, поплелась за ним, пуская слюни от предвкушения и бешено виляя хвостом.
Как могла Сибил так ошибаться насчет его? А может, он убил в миг безумия? Мэгги отказывалась верить в то, что слышала собственными ушами. Но эти леденящие душу «Бах! Бах! Бабах!» до сих пор эхом отдавались у нее в голове. Она была уверена в одном. Те, кто искали мальчика, сказали лишь, что он может стать важным свидетелем. Они не говорили, что он виновен в тяжком преступлении. Но может, тогда они еще не знали? Спешили найти единственного выжившего… Наверное, они все поняли только потом.
Она проклинала свою больную ногу. Из-за ноги нельзя сходить в Эрскдейл и послушать, о чем говорят люди. Дорога туда и обратно уложит ее в постель на целую неделю, а может, и дольше. Полицейский из Лондона приезжал три раза. Он что-то подозревал, выспрашивал о старой скотопрогонной тропе, которая ведет через перевал на юг. Мальчику такой путь не одолеть, даже и летом. Почему полицейского так заинтересовала старая дорога? Может, там мог пробраться преступник незаметно для всех?
Пусть для овец тропа стала непроходимой; ее отец в шестнадцать лет перебирался через завал и выходил к побережью. Когда он вернулся, дед выпорол его кожаным ремнем: он исчез на несколько дней, перепугав мать. Но у него с собой была мелочь, на которую он купил подушечку с вышитыми на ней словами «Мокам-Бэй», чтобы вымолить прощение. Отец уверял, будто не понимал, что идти придется так далеко.
Тогда ее отец единственный раз покинул долину. Как-то он признался ей, что на море особенно нечего смотреть. После того случая он решил, что бродяжничество не для него…
Мэгги подошла к буфету, где отец хранил свои пожитки. Мальчик, которому пока нечем было заняться, следил, как она роется на полках. Огорченная, она на некоторое время прислонилась к стене, набираясь сил, чтобы начать все сначала.
Неожиданно ее озарило. Она вышла в хлев, где была одежда, принадлежавшая убитому в Монсе работнику. В том числе плоская кепка, кожаная, вроде той, что носят лондонцы. Во всяком случае, так он уверял ее, нахлобучивал свой головной убор. Мэгги тогда сказала, что он выглядит дураком, а работник рассмеялся и сказал: «Продавщицы в лавках так не думают». Она назвала его нахалом и отвернулась, пряча улыбку. Она прекрасно понимала, почему продавщицы в лондонских магазинах находили его неотразимым…
Она не считала себя сентиментальной, хотя с овцами он управлялся чудесно. Если бы не он, ей бы туго пришлось после смерти отца. Она достала из чемодана кепку, пролежавшую там всю войну, и принесла ее на кухню. Мальчик с любопытством покосился на нее, но Мэгги не призналась ему в своих мыслях.
Целый час она полировала кепку старой ветошью. Наконец кепка заблестела, как новенькая. Мэгги повертела ее в руках, придирчиво разглядывая со всех сторон.
Сойдет.
Она снова вынесла ее на двор и бросила в сугроб у стены сарая.
Когда лондонец вернется, его ждет сюрприз.
Глава 32
Элизабет Фрейзер заглянула в столовую и увидела там Ратлиджа. Она принесла чайник, тарелку с сэндвичами, чашку с блюдцем, сахарницу и сливочник.
– На сытый желудок даже думается легче, – сказала она, осторожно въезжая в дверь. Поднос она держала на коленях. Ратлидж поспешил ей на помощь, взял у нее поднос и поставил на чайный столик у камина.
– Ну да… Чай – английская панацея от всех бед, кроме конца света…
Положив ему сахар, она подняла на него глаза:
– Вы пытаетесь острить. Арестовали Пола. И как, все сходится?
– Да. Нет.
– Кто на самом деле убил Джералда и его семью? – Элизабет передала ему чашку. – Вы знаете?
– Кое-что знаю…
– Значит, все хорошо.
– Вы не понимаете. – Он попробовал сэндвич с жареной свининой и понял, что в самом деле проголодался. – Чего в Эрскдейле больше всего?
– Овец, – с готовностью ответила Элизабет Фрейзер, и он, как ни странно, улыбнулся:
– Верно, а еще?
– Камня. Всех видов. Здесь встречаются сланец, базальт, вулканические породы.
– А на камне не остается следов. И даже если остаются, их заносит снегом.
– Верно, но…
Ратлидж достал из кармана оторванный каблук. Тускло поблескивали гвозди в форме полумесяца.
– Так вот обо что вы поранили руку! – воскликнула Элизабет.
– Да. Кто-то потерял каблук. Нельзя идти по камням в рваной обуви. Очень быстро ступня и лодыжка начинают болеть. Если вы пришли с самого побережья и вам нужно снова уходить, что вам понадобится немедленно?
– Сапожник. Ну, или новые ботинки. Но за ними придется посылать в Кесвик.
– Я все обыскал, но нигде не нашел ботинка со сломанным каблуком.
– А времени заменить не было…
– Вот именно.
Элизабет Фрейзер надела на чайник колпак и задумалась.
– Если вы считаете, что прохудившийся ботинок принадлежал убийце, я знаю, где он мог найти новую пару. Если ему подходил размер. У Джералда!
Ратлидж улыбнулся:
– Хэмиш был прав. Он ведь прямо велел мне поискать разгадку у женщины!
– Хэмиш? – удивилась Элизабет Фрейзер.
– Не важно. Меня какое-то время здесь не будет. Пожалуйста, никому не рассказывайте о каблуке, хорошо?
Он поехал на ферму Элкоттов. Пола не было, никто не красил стены, и дом казался заброшенным. Как будто его и в самом деле все покинули.
Ратлидж вошел в кухню со двора. Запах краски еще не выветрился. Камин давно не топили, холод пробирал до костей. Сняв перчатки, он попытался вспомнить кухню такой, какой он ее увидел впервые. С кровавыми пятнами на месте пяти трупов…
Все старались держаться подальше. Никто не попытался проверить, все ли жертвы умерли. Мальчик – если убийца он – наверняка не стал бы проверять. Ну, а взрослый постарался бы не наступить в кровь. Особенно с оторванным каблуком.
У задней двери стоял прямоугольный деревянный ящик, в котором хранилась самая разная обувь. Резиновые сапоги всевозможных размеров, теплые боты для работы в поле. И пара башмаков на деревянной подошве для работы в саду.
