Кристина Ульсон - Заложник
Она распечатала снимок Мортайи и отправилась в кабинет шефа следственного отдела Денниса.
— Имею честь представить Адама Мортайи, прежнего владельца мобильника Захарии Келифи, — объявила она.
Деннис взял снимок в руки:
— Хорошая работа, как тебе удалось его заполучить?
Эден присела на край его стола.
— Позаимствовала у наших американских друзей. Но Мортайи не только прежний владелец мобильника Захарии. Он бывший заключенный «коттеджа Теннисона» и связующее звено между «коттеджем» и Келифи.
Не обращая внимания на ошеломленного Денниса, Эден передала содержание своего разговора с американцами.
Шеф следственного отдела разозлился не на шутку:
— Все это время они знали, что в Швеции есть парень, который отсидел в «коттедже», и ни словом о нем не обмолвились.
— Не думаю, чтобы они намеренно от нас что-то скрывали, — возразила Эден. — Просто считали, что Мортайи живет в Германии и со Швецией никак не связан.
— Но немцы-то должны были знать, кто он такой?
— И наверняка знали, только вряд ли считали нужным следить за каждым его шагом. Не так-то сложно переместиться из Германии в Швецию, нигде не зарегистрировавшись. А судя по списку телефонных контактов Келифи, Мортайи много раз бывал в Швеции — как до, так и после заключения.
Деннис взял лежавшие на компьютере листки бумаги и перевел округлившиеся глаза на Эден:
— Сейчас многое встало на свои места.
— Однако и неясностей достаточно. Мы знаем, что София контактировала с Адамом Мортайи, и, как мне кажется, в этом одно из объяснений упорного молчания Захарии. Но меня беспокоит, что София так и не объявилась во время судебных слушаний по его делу и вообще не фигурировала в расследовании в каком-либо качестве. Мне кажется, у нее есть особые причины вести себя именно так.
Деннис потрогал пальцами снимок Захарии. Что пришлось вынести в «коттедже» этому человеку?
— То есть ты полагаешь, что главный идейный вдохновитель всего этого — сестра Захарии?
— Но такое возможно, не так ли?
— А бедняга Мортайи ее подельник?
Эден закусила нижнюю губу:
— Мортайи умер в июне.
Деннис вздрогнул:
— Он мертв?
— Наложил на себя руки. Американцы не говорят почему, но я догадываюсь, что это связано с «коттеджем».
— И это объясняет, в частности, одно из требований террористов.
Эден кивнула:
— Но я по-прежнему не понимаю, при чем здесь Карим Сасси.
Эден сама испугалась холодного тона своего голоса, но на участие у нее не оставалось ни времени, ни сил. Слишком много человеческих трагедий прошло через ее руки за один день.
Деннис медленно покачал головой:
— Это самая главная загадка.
Он кивнул на бумагу, которую Эден все еще держала в руке:
— Еще сюрпризы?
Это была статья об Адаме Мортайи, которую Эден отыскала в Сети.
— Значит, журналист так и не упомянул его имени, — задумчиво произнес Деннис, пробежав глазами листок.
— Нет, отец Мортайи боялся и за себя, и за сына, поэтому выступил анонимно. Но американцы, конечно, поняли, кто он.
— И он умер в июне?
— Да, американцы сказали, что в мае он вернулся в Марокко и вскоре после этого покончил с собой. Отец еще сокрушался, что девушка Мортайи вовремя не успела.
— Куда не успела? — не понял Деннис.
— Там написано, — кивнула Эден на статью. — Насколько я помню, она хотела познакомиться с его родителями, потому что они собирались пожениться. Однако по какой-то причине задержалась и прибыла в Марокко лишь на следующий день после смерти Мортайи. — Эден тряхнула головой. — Трагическая история, но нам надо торопиться. Отправь это немцам и распространи среди наших. Я хочу знать об этом все.
Эден сглотнула. «Знать все» — была ее вечная установка, которая крайне редко реализовывалась на практике. В ушах раздался голос ее британского шефа: «Больше, Эден. Нам нужно больше».
Ей не хотелось углубляться в эти воспоминания.
— Я отдам это нашим администраторам. — Эден протянула руку к бумагам.
— Подожди-ка…
Деннис поднес снимок к глазам и ткнул пальцем в грудь Мортайи. На фотографии тот был в футболке.
— У него татуировка.
Эден пригляделась. Действительно, как это она раньше не заметила?
— И что там написано?
— Понятия не имею; кажется, что-то по-арабски.
— Я покажу это Себастьяну.
Начальник аналитического отдела сидел за столом в своем кабинете.
— Ты можешь это перевести? — Эден показала на татуировку Мортайи.
Себастьян выдвинул один из ящиков стола и вытащил лупу.
Эден расхохоталась:
— Себастьян, зачем тебе лупа? Или с ней анализ точнее?
Аналитик криво усмехнулся:
— Тебе бы все шутки шутить.
Она вспомнила, как обозвала его коллег горе-арабистами, и прикусила язык. Однако ненадолго. Глядя на лупу Себастьяна, такую старую и заляпанную, словно ее стянули с музейной витрины, Эден не смогла удержаться от того, чтобы снова не прыснуть.
— Пойдем, — кивнул ей Деннис, не отрывая глаз от снимка.
Они подошли к одной из сотрудниц аналитического отдела.
— Ты можешь это прочитать? — Деннис протянул фотографию девушке.
Та прищурилась:
— Мелковато.
Себастьян дал ей лупу, и Эден кашлянула, подавляя очередной смешок.
— Ничего особенного, — покачала головой девушка.
Лицо Эден вытянулось. «Разумеется, там ничего нет, — подумала она. — Что это я себе, в конце концов, вообразила?»
— Но ведь что-то же там написано? — В голосе Денниса слышалось раздражение.
— Только имя. Вероятно, его сестры или подруги.
Себастьян разочарованно опустил руки.
— И какое?
— София.
63
Рейс 573
Она очнулась от боли и поначалу не могла вспомнить, где она и что с ней произошло. Попробовала пошевелиться, но малейшее движение отзывалось резью в мозгу. Боль накатывала волнами. Чтобы это прекратилось, нужно было просто лечь на пол.
Фатима заморгала, прижимаясь щекой к холодному полу. В голове что-то жужжало. Она снова прикрыла глаза. Сознание возвращалось медленно.
Похоже, она все еще на борту самолета. Фатима не знала, сколько пролежала без чувств, но поняла, что они до сих пор находятся в воздухе. Она вспомнила Эрика и то, как он смотрел на нее, покидая кабину.
«Никуда не уходите», — говорил его взгляд.
А до того они с Эриком заперлись в туалете, чтобы спокойно обсудить ситуацию. Эрик нервничал и почти кричал, что Карим ведет себя странно. Тогда она взяла сторону Карима, потому что большей глупости, чем подозревать его в угоне самолета, не могла себе представить.
И вот теперь Фатима лежала на полу, поверженная рукой того самого человека, которого защищала несколько часов назад. При этой мысли у нее дыхание перехватило от страха. Все это означало одно: Карим где-то здесь.
Только бы он не заметил, что она очнулась.
Когда все произошло? Последнее, что помнила Фатима, был звонок в дверь и лицо Эрика на экране. Он хотел, чтобы его впустили. И тут Карим схватил Фатиму за руку.
— Черт возьми, ты слышишь, что я говорю! — закричал он. — Ему сюда нельзя! Если он войдет в кабину, всем нам конец.
Фатима представила себе лицо Карима, его полные ужаса глаза.
Таким она видела его впервые.
— Что происходит? — закричала она в отчаянной попытке хоть что-то понять. — Почему вы не хотите впускать Эрика?
Карим не ответил. В этот момент Эрик забарабанил в дверь.
Карим все еще держал Фатиму. Прошла целая вечность, прежде чем Эрик перестал стучать. На какое-то время Фатиме показалось, что опасность миновала и сейчас Карим ее отпустит.
Хотя куда бы она пошла?
Карим действительно разжал пальцы и велел ей сесть на пол. И Фатима подчинилась. Карим направился к двери, но, вместо того чтобы впустить Эрика, снял со стены огнетушитель. Потом он приблизился к ней, что-то сказал и поднял огнетушитель над головой.
В этот момент Фатима снова почувствовала резкую боль в голове и закрыла глаза. По щекам текли горячие слезы.
Фатима злилась на свою беспомощность. Она не плакала. Слезы текли сами, от боли, что тысячей иголок вонзалась в мозг. Фатима не хотела плакать, у нее не было на это времени.
А потом что-то снова загрохотало, перекрывая шум мотора. Фатима поняла, что это Эрик, который снова стоит за дверью. Или он не уходил? Она вздрогнула, услышав голос Карима:
— Прекрати же, наконец, черт тебя подрал! Ты все равно сюда не войдешь, тебе не ясно?
И та же безысходность в голосе. Фатима чувствовала: произошло нечто ужасное. Нечто еще более ужасное, чем угон самолета.
Что ты наделал, Карим?
