Джейн Остен расследует убийство - Джессика Булл
После той унизительной беседы миссис Лефрой отправила Джейн записку, в которой, с присущим ей безупречным чувством приличия, сообщала, что они с мистером Лефроем отправляются с племянником в поездку по соседнему графству до конца его визита. Судя по выражениям любопытства и сочувствия на лицах гостей, новость об отъезде Тома из Хэмпшира и подальше от Джейн распространилась даже шире, чем шумиха по поводу их первоначальной влюбленности. Джейн каждый день проверяла щель за расшатанным камнем в стене церкви Святого Николая, пока не стало ясно, что Том уезжает, но от него так и не пришло никаких вестей. Пусть царапины на ее руках и синяки на пальцах ног заживают, но боль в груди становится острее с каждым днем. Джейн вздергивает подбородок, полная решимости не выдать своего унижения перед собравшимися. Чтобы подчеркнуть боевое настроение, она надела свинцово-серое атласное платье поверх розовых персидских нижних юбок.
Поскольку Салли остается холодной и угрюмой, Джейн сама уложила себе волосы. Она оставила несколько натуральных локонов, обрамляющих лицо, а большую часть каштановых прядей собрала в тугой пучок. Миссис Остен клянется, что дала Салли щедрое вознаграждение на День подарков, и настаивает, что Джейн просто кажется, что у служанки дурное настроение. Но Джейн чувствует холодность, исходящую от Салли каждый раз, когда они проходят мимо друг друга. Возможно, как и Джейн, та предпочла бы замкнуться в себе, а не выслушивать благонамеренные расспросы других.
Взявшись за руки, Джейн и Джеймс как единое целое ступают на натертый воском паркетный пол бального зала. По обеим сторонам роскошного помещения возвышаются колонны в коринфском стиле. Джейн стучала по этим колоннам на предыдущих торжествах и знает, что они сделаны из дерева. Однако, благодаря их серо-белым завиткам, издалека вполне может показаться, что колонны высечены из мрамора. По всему высокому потолку, над многими уровнями карнизов, этрусский фриз[52] изображает великих людей античности, развалившихся на диванах в тогах и принимающих из рук рабов гроздья винограда. Лепнина настолько тонкая, словно сделана из сахара. Шелковые шторы и деревянная обшивка на стенах выполнены в изысканных абрикосовых тонах. Джейн подозревает, что мистер Бигг-Уитер намеренно выбрал эту цветовую гамму, чтобы подчеркнуть рыжие волосы своей дочери.
Действительно, скользящая им навстречу Алетия, как всегда, безупречна.
– О, вы пришли только вдвоем?
Джейн расправляет плечи и нацепляет улыбку на свое бледное лицо.
– Спасибо, Алетия. Мы тоже рады тебя видеть.
Учитывая, что январь проходит, а февральский суд присяжных над Джорджем приближается, никто из Остенов не может похвастаться хорошим настроением. Послания Джеймса адвокату становятся все более тревожными. Генри слоняется по дому священника, как зверь в клетке. Для внешнего мира мистер и миссис Остен являются образцами христианского стоицизма, но Джейн чувствует, что родители с каждым днем все глубже погружаются в уныние.
Алетия надувает губы, осматривая полупустой зал.
– Простите меня. Просто мы довольно скучная компания.
Это правда. Здесь так мало людей, что все они могли бы втиснуться в лучшую гостиную Остенов. Рояль мистера Бигг-Уитера плотно закрыт крышкой и безмолвный стоит в стороне. Алетия недостаточно усердно тренируется, чтобы выступать на публике, и ни у кого из гостей, как и у Джейн, нет настроения музицировать. Ковры убраны для танцев, но, поскольку музыки нет, танцпол пуст. Каждый звук отдается эхом, и по обнаженным плечам Джейн пробегают мурашки. Обеденный стол ломится от обилия самых сытных и шикарных праздничных блюд. Тарелки с нарезанной говядиной, жареной курицей и пирогами с мясным фаршем стоят нетронутыми. При виде еды у Джейн сводит живот. Она надеется, что слуги голодны. Иначе все пропадет.
– А где лейтенант Остен? – Алетия упирает руку в бедро и выпячивает подбородок.
– Хандрит дома. Еще с Нового года, – отвечает Джейн.
Несмотря на шквал писем, написанных безошибочно узнаваемым почерком Элизы, которые пришли Генри из Брайтона, к нему не вернулось хорошее настроение. Элиза также хранит молчание о том, что произошло между ними. В своих письмах Джейн она игнорирует любые расспросы о причинах внезапного отъезда и лишь настойчиво спрашивает о ходе расследования. Хотя Джейн беззастенчиво доверяется Кассандре, она слишком подавлена, чтобы признаться Элизе в глубине своей ошибки. К тому же ей слишком стыдно признавать, что кузина была права, предупреждая об опасностях дьявольски красивых молодых юристов из Лимерика.
– Мы точно не знаем, что нашло на Генри, но он в отвратительном настроении. – Джеймс теребит воротник своей новой рубашки. Он умолял Джейн закончить шитье к вечеру. – Поверьте, его присутствие вас бы не порадовало.
– Все нас покинули. Лефрои уехали в Беркшир. На «праздники». В это время года! Ты бы в это поверила? – Взгляд Алетии смягчается, когда она поворачивается к Джейн. – Но я полагаю, ты уже знаешь это.
Джеймс кашляет в кулак и отходит в сторону. Джейн полна решимости оставаться такой же молчаливой, как фортепьяно мистера Бигг-Уитера, когда речь заходит о ее ирландском друге. Если она откажется раздувать пламя сплетен, выдавая свои эмоции, оно достаточно скоро погаснет само собой.
– Что стряслось? – Алетия берет Джейн под руку. – Мы все думали, что вы двое предназначены друг другу судьбой. Но миссис Лефрой сказала, что Том отправится прямиком в Лондон и мы вряд ли увидим его теперь.
Джейн опускает взгляд в пол и пожимает плечами. Покрытые желтыми пятнами носки ее розовых атласных туфелек глядят на нее в ответ с упреком.
– Да ладно тебе, глупышка. Ты знаешь, я спрашиваю только потому, что волнуюсь. Почему бы тебе не позволить друзьям позаботиться о тебе? – Алетия подводит Джейн к одному из четырех размещенных в зале каминов из каррарского мрамора.
Когда Джейн усаживается в кресло с откидной спинкой, Алетия щелкает пальцами лакею. Тот послушно протягивает Джейн огромный хрустальный бокал кларета[53], в то время как Алетия ставит на подлокотник ее кресла позолоченную тарелку с праздничным пирогом. Мэри Ллойд устраивается на диване напротив. На ней привычное кремовое муслиновое платье и шаль, но в ее внешности есть что-то необычное. Если Джейн не сильно ошибается, Мэри нанесла на щеки едва заметный оттенок румян и провела тонкую линию туши там, где должны быть брови.
– Почему ты оставила Джеймса без присмотра? – Мэри хмурится. – Взгляни, теперь он в руках миссис Чут. Мы никогда его не вернем.
