Четыре крыла - Татьяна Юрьевна Степанова
– Милует?
– Исключает из всего долгого муторного процесса расследования. Избавляет нас от встреч со Следственным комитетом. А ему… придется несладко.
– Но он же лично вычислил и поймал убийцу!
– Ага. Но и это никого не колышет. Дойдет до суда – станет лишь всего-навсего смягчающим обстоятельством.
– Выйдет на пенсию, я ему найду работу мечты с отличной зарплатой. Я ему обещал в начале нашего знакомства.
– Если только он прежде сам в тюрягу не загремит, – возразил Клавдий печально. – Откажется Слон от своих показаний под камеру, упрется, не назовет место захоронения головы Бени-Кота, заявит: я невиновен, никого не убивал, а меня мой бывший коллега покалечил выстрелом… Безвинный я, жертва полицейского произвола. И останутся просто слова, слова, слова… Его глухая несознанка против обвинений Бальзаминова и лепета соседей-стариков. А им потом рты заткнут связи Слона на Петровке и… Для Бальзаминова замаячит она… «которая на севере диком стоит одиноко».
– Колония? – ахнул Макар. – Тем более наши показания ему бы пригодились. Спасли бы его!
– Ага. А он, нелогичный, неадекватный нас уберег от ада уголовно-полицейского расследования, допросов с пристрастием и очных ставок, – заметил Клавдий. – Ну, типичный опричник ведь. Благородный бармалей.
– Если все с ним столь печально сложится, я и его жене сам позвоню, – пообещал Макар. – Расскажу ей о нем. Пусть знает.
Клавдий молчал.
– Мне надо срочно выпить! – выпалил Макар.
Пурпур на золоте в небе… Сумерек синева…
– У меня нервы ни к черту. Труп на осине… Труп в яме вонючей… Черви… башки нет… обрубок… Эта тварь, Слонов… Страшно подумать – подобный тип в органах служил, от него судьбы человеческие зависели… Клава!
– Что, Макар?
– Мне срочно надо выпить! Сил нет! Я – запойный алкаш по жизни и по судьбе, можешь меня сейчас ругать, клеймить, урезонивать, но я все равно останусь долбаным запойным алкашом!
И Макар развернул внедорожник, направив его в сторону коттеджного поселка «Гудзон» – к ресторану с летней верандой. Миновали знакомый автосервис, на нем уже зажглась неоновая вывеска. В ресторане Макар заказал бутылку коньяка. Клавдий не останавливал его. Бесполезно. Макар залпом хлопнул два бокала коньяка. Черты лица его смягчились. Щеки порозовели. Клавдий заказал ужин им обоим.
– В вихре последних событий самое главное осталось в минусе – Бальзаминов прав, – заявил Макар. После выпивки он словно обрел дополнительные крылья – вторую пару к своим прежним, заметно ощипанным, потрепанным житейским ураганом. – Слонов убийство Руслана и Адониса отрицает напрочь.
– Бальзаминов уверен – он лжет. – Клавдий плеснул себе минералки: вести машину из ресторана вновь предстояло ему.
– Под натиском участкового он на наших глазах взял на себя убийство сестры и Бени-Кота. В чем ему резон врать насчет наших парней?
– Если не принимать во внимание мои предыдущие рассуждения, даже если Слон берет на себя одно убийство и организацию второго, в первом он главный обвиняемый, во втором идет паровозом. Это двенадцать лет примерно. А еще два трупа – где он снова главный обвиняемый, пожизненное. Ба-ааль-шой резон, Макар, отбояриваться ему.
– Слонов заявил – двадцать второго мая он посещал дантиста, – возразил Макар, наливая себе третий бокал коньяка. – Легко же проверить, правда? Найдут его врача и установят – точно лечил он двадцать второго мая зубы, а встретился с Беней-Котом двадцать пятого мая. И грохнул его тогда же, расчленил и закопал в яму. Но! – Макар взмахнул рукой. – Наши пропавшие к двадцать пятому мая… Клава, мы же видели в заброшенном особняке: они не жили там трое суток. Они залезли переночевать, перекантоваться, пришли пешком двадцать первого мая от автосервиса со шмотками уже под вечер. Поужинали у камина, выспались на диванах бомжами, позавтракали утром, и куда-то их понесла нелегкая. Но они планировали вернуться в заброшенный особняк. К вечеру или ночью. Они оставили там все свое имущество. Клава, они трусы оставили, носки! Адонис – щеголь и чистюля. Он бы не бродил сутками в грязном белье. Вся картина в заброшенном доме говорит лишь об их однократной ночевке, а не о проживании до двадцать пятого мая. Они ушли утром или днем двадцать второго числа. А Слонова и Бени-Кота тогда в лесу у пруда и близко не было.
– А вдруг Слонов имеет своего дантиста – корешка проверенного? Покажет тот за бабло – мол, лечился у меня больной двадцать пятого мая, – возразил Клавдий. – Слонов – бывший мент, думаешь, он не обезопасил себе тылы заблаговременно?
– Какие к черту тылы, если он закопал Кота в яме, голову его и руки где-то еще, а наших ребят, если он действительно их убил, – в третьем тайном месте? Он же надеялся – никто никогда никого не найдет. – Макар потянулся к бутылке снова и… отвел руку. – Все случилось именно двадцать второго мая, – закончил он убежденно. – Они ушли и не вернулись назад. И если не Слонов их убил как свидетелей, то кто-то еще, причем из живущих близко к лесу и заброшенному особняку. Без тачки куда они в округе могли отправиться пешком? Только в Шишкино Лесничество.
Клавдий молчал.
– Адонис пытался помириться с кем-то из своих любовниц. С Аней или Васей. Раз уж волей случая они оказались недалеко от Шишкина Лесничества, – продолжал рассуждать Макар. – Я уверен, Клава. Туда он повел и Руслана. Поговорить, вновь навести мосты после скандала в «Малом». Вроде милые бранятся – только тешатся. Но все пошло не так при встрече. Та, к кому он явился вместе с Русланом, его не простила. Затаила на них обоих лютую злобу.
– И? Твои выводы? – осведомился Клавдий.
– Бальзаминов с коллегами станет искать их тела в лесу у особняка, а я… мы с тобой сейчас в Шишкином Лесничестве у его чокнутых баб, – с пьяной бесшабашностью провозгласил Макар. – Мы все равно уже здесь. Не уезжать же домой! Когда мы столько узнали и пережили за последние сутки!
– Есть планы насчет поисков в резиденциях Ани и Васи? – хмыкнул Клавдий. – Мне интересно – воплощение твоих фантазий в реале?
– Не знаю. Не придумал еще. Я надеюсь на тебя, Клава. На твой оголтелый профессионализм.
Клавдий усмехнулся.
– Ну, давай сейчас хотя бы просто съездим в их поселок снова, узнаем, чьи в лесу шишки! – воскликнул Макар громко, привлекая к себе внимание ужинавших на веранде ресторана под тентами и звездным темным небом.
– Не ори, – приказал Клавдий. – Ладно. Если мы здесь – скатаемся и туда. Сто верст – не крюк, да? Тогда соберись. Закусывай, – он начал накладывать Макару мясо и овощи, запеченные на гриле, – ведь тот ничего не ел. – Иначе тебя развезет.
– Я в полном порядке, – заверил его Макар, воспрянув духом. – Но я, правда, смутно представляю себе пока процесс поисков…
– Ешь, – мягко повторил Клавдий. Честно признаться, он тоже понятия не имел, с какого бока подступиться к новой встрече с ревнивыми пассиями Адониса.
Они сидели в ресторане до закрытия. И Макар больше спиртного себе не заказывал. Темная безлунная ночь встретила их и приняла в свои нежные душные объятия. Добравшись по федеральному шоссе до поворота на Шишкино Лесничество, Большое Корытово и Лакеево, они внезапно услышали вой полицейских сирен. Их обогнали на дороге сразу три машины ДПС с мигалками. Они свернули в сторону бетонки, уводящей к заброшенному особняку и лесному массиву.
– Слонов выдал место захоронения отчлененных останков, – изрек Клавдий, сидевший за рулем внедорожника. – И…
– Наших парней?! – Макар подался вперед, следя глазами за удаляющимися в темноту синими огнями.
Еще одна полицейская машина промчалась. Сирена… сирена…
– Я не ошибся, Клава, – упрямо сказал Макар. – Наши ребята не могли торчать в заброшенной дыре до двадцать пятого мая, когда Слонов прикончил Беню-Кота. Твое слово решающее – куда мы рванем сейчас? За полицией? Или в Шишкино логово?
– Мои бывшие коллеги часть леса оцепят, а нас встретят, и… мы нарвемся с тобой на крупные неприятности и Бальзаминова подставим, – ответил Клавдий.
– Значит, в Шишкино?
Клавдий кивнул и свернул по указателю в противоположную сторону от дороги, по которой умчались полицейские машины.
Миновала полночь, когда они подъехали к каскаду шишкинских прудов и остановились на темном пустынном берегу.
– Когда я убедился, что в яме не труп Руслана, – тихо произнес Макар, – я не просто обрадовался. Я возликовал в душе. И подумал: вдруг
