Четыре крыла - Татьяна Юрьевна Степанова
– Ты спланировал убийство старшей сестры Слоновой Майи Алексеевны? – спрашивал он бывшего коллегу на камеру, делая неприметный жест, указывающий на жгут. – Я жду честного ответа.
– Я спланировал… да… Она меня обобрала! – выкрикнул Слонов. – Она мать настраивала против меня много лет – мол, я совсем ее бросил. А когда мне было о матери заботиться? Когда? Я сутками в нашей ментовке пахал. Без выходных, без отпуска порой даже. Тебе ли, Мишка, не знать прелести нашей работы?! Не имел я времени с матерью больной сидеть. А она меня вечно упрекала, злилась. И Майка-подлиза уговорила ее отписать квартиру и дачу эту ей одной. А меня побоку, оставить нищим! Гол аки сокол я остался с тридцаткой – пенсией, после двадцати шести лет беспорочной службы! Без угла даже своего! Я Майку просил сначала по-хорошему: давай поделим нашу квартиру и дачу. Не будь стервой алчной, стань мне родной сестрой хоть на склоне лет. А она – нет, мне мать все отдала, все мое, не твое. И по суду ничего не получишь – у меня мамино завещание. И я не стерпел. Понимаешь, ты… Мишка Вертухай, – Слонов скрипел зубами. – Я не стерпел несправедливости. Я служил верой и правдой. А меня, словно пса бездомного из конуры… Я тебе русским языком внятно объясняю, почему я докатился до убийства сестры. Тебе ясно?
– Понятно. Более или менее, – ответил Бальзаминов и спросил ошарашенных соседей Слонова: – Вы все слышали?
Те закивали. Они старались не смотреть на распростертого на земле соседа.
– Ты привлек уголовника Вениамина Жигова, Беню-Кота, склонил его к соучастию в убийстве сестры, – официально продолжил Бальзаминов. – Снабдил оружием марки…
– Он сам ствол где-то достал еще раньше, он свой личный использовал. Кот после твоей тюряги пустой уже не ходил – за свою шкуру боялся! – лицо Слонова кривилось и от боли и от отвращения. – Тухлый дятел кому только не служил – им пользовались, а потом выплевывали косточкой от сливы. Он сразу согласился убить ее, понял? С радостью тайной – он же садист был, разве ты его не раскусил на зоне, Мишка? Он словно всем мстил после той тюремной метки… Сам момент убийства ему кайфом казался. Он согласился с поганой улыбкой на мое предложение. Я ему заплатить мог только триста кусков в мае, обещал еще полтора лимона после продажи квартиры. И он не сказал мне – нет!
– После убийства им твоей сестры вы с ним встретились двадцать второго мая, и ты…
– Мы встретились двадцать пятого мая, – поправил Бальзаминова Слонов. – Что ж «Скорая»-то не едет, блин… подыхаю…
Макар глянул на Клавдия. Тот тоже насторожился – дата встречи подельников не просто не совпадала с их прежними предположениями, нет, она противоречила всей логике!
– Какого на хрен двадцать пятого? – среагировал и Бальзаминов. – Ты его грохнул двадцать второго мая, и труп ховал в лесу тогда же, убив двух свидетелей.
– Я двадцать второго сидел у дантиста. – Слонов вскинул голову. – Какие еще свидетели?! Кого ты на меня повесить пытаешься?
– Двое случайных прохожих в том лесу, наткнувшихся на тебя с трупом Кота, когда ты ему башку отчленял у ямы. – Бальзаминов вновь сделал неприметный жест, указующий на жгут. – Выкладывай правду, а не то я…
– Какие прохожие?!
– Два молодых парня двадцати и двадцати семи лет. Ты их застрелил из пистолета Макарова, использованного Котом для убийства твоей сестры. Ты и Кота завалил из «макарыча», ухитрившись завладеть его пушкой.
– Он израсходовал свои патроны, – заорал истерически Слонов. – Мы договорились встретиться из-за бабла – я ж должен был с ним расплатиться. И обещал ему патронов достать. Я ему отдал бабки, коробку с патронами. Предложил: мол, давай я сам обойму заряжу, пока ты бабло пересчитываешь, словно кассир. Он считал купюры, а я ему выстрелил в висок! Тело повез в лес, знал недалеко от матушкиной дачи одно место у запруды в чаще. До него по просеке на машине можно добраться, никому не мозолить глаза. И я тогда в лесу двадцать пятого мая никого не встретил. Никаких парней, никаких случайных прохожих. Я больше никого не убивал!
– Лжешь, – отрезал Бальзаминов.
– Я, кроме вонючего Кота, никого больше не грохнул! А сестру мою замочил он. Самолично. Из собственного пистолета!
– Ты убил двоих парней, Руслана Карасева и Игоря Виноградова – случайных очевидцев твоих преступных действий по сокрытию тела подельника в убийстве.
– Нет! Нет! Не повесишь на меня еще два эпизода, – орал Слонов. – Матерью клянусь, я их не убивал!
– Мать твоя мертва. А если бы воскресла, прокляла бы тебя, – ответил ему Бальзаминов.
– А от тебя сбежала жена! Не смогла жить с тобой, уродом зацикленным!
– Где трупы свидетелей?! – заорал Бальзаминов, словно теряя рассудок. Он снова сгреб Слонова за окровавленную футболку, отрывая того от земли, пытаясь поставить на ноги.
Дикий вопль боли. Визг!
– Место?! – Бальзаминов словно не слышал орущего Слонова. – Где ты зарыл убитых свидетелей? Там же, где голову Кота и его руки спрятал?!
– ААААА! Больно как… Его голова… кисти в пакете… А тех я не убивал… я больше никого не убивал! Это ты меня сейчас мочишь… умираю… спасите…
Бальзаминов отпустил обмякшего, близкого к обмороку от болевого шока бывшего коллегу. Он его оставил лишь потому, что…
Вдали послышалась сирена «Скорой».
Бальзаминов шагнул к Клавдию. Нагнулся, сорвал пару лопухов и обернул свой пистолет, лежавший на земле. Уложил в кобуру. Он словно принял некое решение, отличное от первоначального плана действий.
– Уезжайте отсюда быстро, – шепнул он друзьям. – Слонов и соседи вас за случайных лиц принимают, не со мной прибывших. Пройдете в деле в роли «двух неустановленных свидетелей, оказавших помощь в задержании преступника». Я вас не назову ни следаку, ни здешним нашим. Останетесь полностью за кадром. Со Слоном еще уйму дерьма придется разгребать. Бодяга затянется. Я уж сам отобьюсь. Вас не впутываю. Он нам пока главного не сказал – где пацаны лежат им убитые. Очухается – начнет юлить, связи свои через адвоката подключит. Я рапорты устану писать объяснительные. А вы… вы свободны останетесь. Уляжется хайп – я сам с вами свяжусь. Вы мне не звоните. Уезжайте, братаны. И спасибо вам! По гроб жизни я вам теперь обоим обязан.
На дачную улицу заворачивала «Скорая помощь». Бальзаминов забрал у Клавдия свой мобильный, и сам позвонил в дежурную часть.
– Пойдем, Макар, – объявил Клавдий. – Здесь нас больше не стояло.
Глава 35
Огоньки в ночи
День пролетел в мгновение ока. Казалось, совсем недавно было утро, когда они ждали с тревогой новостей от Бальзаминова в доме на озере, затем мчались на место их тайной встречи… Пикник, где никто из них не притронулся к еде… Кормаково. Слонов… Выстрелы… Кровь… И – вот уже закат. Тихий, помпезный. Пурпур на золоте… Клавдий Мамонтов поражался относительности времени.
– Бальзаминов в шоке. Его поведение вне всякой логики, – громко заявил Макар, когда они покинули Кормаково.
Домчали по шоссе до леса. Макар нажал на тормоз. Остановился на обочине.
– Сам же нас призвал на помощь. И снова прогнал. Почему? – Макар задавал вопросы пустоте. – Наши показания ему очень помогли бы.
Мамонтов не отрывал взгляда от заходящего солнца. Оно освещало верхушки деревьев.
– Клава! Объясни мне – я не понимаю. Ты – бывший полицейский. Скажи мне! Зачем он нас…
– Макар, пуля в ноге Слонова – из пистолета Бальзаминова. На стволе отпечатки пальцев их обоих. До тех пор пока Слонов сам не укажет место, где он спрятал отрубленные кисти и голову Бени-Кота, все обвинения Бальзаминова – словесный шум, – медленно произнес Клавдий. – Факт неоспоримый один: именно Слонов ранен в ногу. И он – бывший коллега, пенсионер правоохранительных органов, со связями.
– Но разве соседи-дачники слепые? – изумился Макар. – Разве они не расскажут правду: Слонов завладел пистолетом участкового и выстрелил себе в ногу случайно?
– Да, да, конечно. И моментально встает новая проблема для Бальзаминова – он в нарушение инструкций и приказов позволил преступнику завладеть своим табельным оружием.
– Вынужденно! Он же спасал старика-соседа!
– Да. Но в уголовно-процессуальной бодяге мотив играет малую
