Валерий Поволяев - Охота на охотников
Старик говорил что-то еще, но Каукалов не слышал, он лишь оглушенно мотал головой да часто открывал рот, стремясь захватить хотя бы немного воздуха. Но воздуха не было, и Каукалов все раскрывал и раскрывал впустую рот. Арнаутов усмехнулся и отошел в сторону.
Жалости его хватало ровно настолько, насколько он сам считал нужным.
- Давай, давай, парень, - выкрикнул он, вновь усмехнулся, - займись разгрузкой! Работа вылечивает любую болезнь, в том числе и эту.
Только теперь Каукалов понял, насколько прочно сидит он на крючке не то что не имеет права на личную жизнь, не имеет права на жизнь вообще. Он думал, что злость на напарника будет держаться в нем долго, но минут через двадцать от неё не осталось и следа, она словно бы выкипела. Но при всем том Каукалов знал твердо: злость обязательно возникнет вновь и измотает его.
Ночью он уехал на Минское шоссе - забирать "канарейку", оставленную неподалеку от Одинцовского поста ГАИ, за Лесным городком, там, где была оборудована площадка для дальнобойщиков, но дальнобойщики её не очень-то жаловали, тормозили здесь редко - боялись. И правильно делали...
Замерзших югославов через три дня нашел охотник, отстреливавший в лесу лис.
В лихую перестроечную пору лис развелось невидимо, половина из них больные: зараженные бешенством, они кусали местных собак, а те соответственно норовили укусить и человека, и когда восемь жителей Подмосковья обратились в больницу за помощью, а одна старуха вообще отдала Богу душу, местные власти наконец-то обеспокоились и отрядили заявку в областное охотничье общество. Оттуда в лес послали четырех стрелков.
Один из таких стрелков - старый немец по фамилии Бергман - и нашел замерзших югославов. Одному из них лисы обглодали ноги до костей, ноги второго, обутые в высокие меховые ботинки, были целы.
Бергман поспешил на трассу, остановил машину и попросил передать сообщение о страшной находке на ближайший пост ГАИ. Сотрудники ГАИ связались с уголовным розыском, но, хотя дело было ясное, милицейское начальство запретило расследовать этот факт: мол, югославы не поделили что-то друг с другом и устроили разборку, свои порешили своих, - пусть приезжают представители югославской полиции и сами расследуют этот прискорбный случай. А у славных московских сыщиков и своих дел достаточно.
Ольга Николаевна свое дело знала хорошо и руку на "пульсе", как было когда-то принято говорить, держала крепко. Трупы сербов запаяли в цинковые гробы, что стоило немалых денег фирме, на которой работали водители, и на той же злосчастной фуре, что они пригнали в Москву, - обобранной вчистую некий умелец из числа арнаутовских подопечных, разгружавших её, даже снял с колес колпаки, - отправили домой. В далекий горный сербский городок.
Из полиции тамошней в Москве, естественно, никто не объявился, и дело на том и закончилось.
Через четыре дня Егоров поехал к бывшему боцману в его курортные пенаты. Перед отъездом позвонил домой своему напарнику - проверить: вернулся тот из "вояжа" или нет?
Левченко ещё не вернулся. Раз не вернулся - значит, дела делает, хотя вернуться, честно говоря, уже должен был бы.
С Печки Бряк встретил Егорова ещё более сердечно, чем в прошлый раз, обнялся у двери и провел прямо к буфету. Достал бутылку "хеннесси" похоже, он употреблял только этот коньяк, поставил на стол фрукты - целую вазу все с тем же знакомым набором: бананы, ананасы и киви, рядом поставил два фужера.
- Давай выпьем, - сказал он.
Старый морской волк, покряхтывая от удовольствия, улыбаясь чему-то своему - наверное, вспомнил собственное прошлое, - налил коньяку в две стройные посудины, приподнял свой фужер, косо глянул сквозь хрусталь на свет. Глаза у С Печки Бряка окрасились неземной желтизной, стали хищными, будто у монгольского песчаного волка, пяткой фужера он коснулся егоровской посудины и залпом выпил.
Прислушался к тому, как коньяк потек в святая святых всякого морского волка - в желудок, вид у него сделался напряженным, лицо жестко подобралось, в следующую минуту он удовлетворенно кивнул и поставил фужер на стол.
- Молодец, Сергей Михалыч! - восхищенно проговорил Егоров. - Пьешь, как молодой.
- М-да, мне бы сейчас те годы, - С Печки Бряк усмехнулся, - да ещё мой сегодняшний кошелек... О-о-о, что бы тогда было!
- А ты и сейчас ещё ого-го! - польстил Егоров. - Двадцатилетнего за пояс, думаю, запросто заткнешь.
- Дело ты мне задал сложное, - не стал слушать гостя С Печки Бряк, в голосе его появились свинцовые нотки, - даже более чем сложное. Но тем не менее я все узнал. - Бывший боцман вытащил из буфета два листа бумаги, бережно расправил и положил перед гостем.
Это были московские фотороботы, составленные по описанию Владимира Левченко.
- Сергей Михалыч, - как можно мягче произнес Егоров, - эти карикатуры... рисуночки эти, - поправился он, - у меня есть. А толку-то?
- Не торопись делать выводы, - сказал С Печки Бряк, - переверни бумажки.
Егоров перевернул. С Печки Бряк потянулся к бутылке, жесткость, возникшая у него на лице, исчезла, морщины, изрезавшие не только щеки, но и губы, разгладились. Снова налил в фужер "хеннесси".
На обороте фотороботов стояли фамилии, имена, отчества, домашние адреса и телефоны Каукалова и Аронова.
- Михалыч, родной! Как тебе это удалось? - возбужденно воскликнул Егоров. - Фантастика!
С Печки Бряк отпил немного коньяка из фужера, зажевал бананом.
- Да вот, удалось, - молвил он скромно. - Пришлось обращаться в Москву, - С Печки Бряк растянул рот в улыбке, - куда же нам, провинциалам, обращаться еще? Только в нее, в столицу нашей Родины, чтоб её приподняло да хлопнуло. Там, у одного знакомого в МВД, заполучили фотороботы, сделали анализ, вышли на кое-кого, сориентировались, как и положено в таком тонком деле, чтобы не допустить ошибки, совместили факты, а затем тряхнули одного старика... Вот и вся история, дорогой!
- Фантастика! - вновь потрясенно воскликнул Егоров. Он понимал, чего, каких усилий стоит такая операция, хотя не знал её деталей, но детали эти можно было очень легко вычислить. - Феноменально, Михалыч! - Егоров поднес к глазам бумагу, словно бы не верил тому, что видел, восхищенно поцокал языком.
Вид у него стал молитвенным, он готов был хлопнуться на колени перед старым своим шефом, С Печки Бряк сделал отрезвляющий жест, возвращая Егорова с неба на землю, предупредил:
- Только будь осторожным. Там за всем этим стоит очень мощная структура, она кого угодно схряпает. Растворят тебя в кислоте - даже пуговиц потом не найдем.
- На всякую хитрую задницу, Сергей Михалыч, есть хрен с винтом, заковыристо ответил Егоров.
Вечером к Рогожкину заехал Стефанович - немногословный, собранный, этакий комок мышц с седой головой и тяжелыми жилистыми руками, излучающий энергию и бодрость: Стефанович по характеру своему был лидером и, если бы захотел продвинуться по служебной лестнице, очень скоро стал бы депутатом либо каким-нибудь видным профсоюзным боссом, но Стефановичу нравилось его дело и бросать его он не собирался.
Посидев немного во флигельке, в комнате у старшего Рогожкина, Михаил не ждал гостя, суетился, не зная, чем угостить бригадира дальнобойной колонны, - Стефанович задумчиво побарабанил пальцами по столу, произнес хрипло, без всякого выражения в голосе:
- Я слышал, ты собрался жениться?
- Собрался, - смущенно подтвердил Рогожкин, - есть такое мероприятие в планах.
- Бабу твою, Настю, я знаю. Преданная будет жена. - Стефанович снова побарабанил пальцами по столу. - Только жить тебе здесь с нею будет тесновато.
- А что делать, старшой? - Рогожкин развел руки в стороны. - Выхода нет. В тесноте - не в обиде.
- Надо подумать... - Стефанович вновь прошелся пальцами по столу. Да и с братом вместе жить тоже трудновато будет.
- Почему? Мы с ним - душа в душу. И дальше будем так жить...
- Вы с Ленькой - да. Но ты возьми в расчет и семьи - свою и Ленькину. Будут ли жены ваши жить в мире?
Рогожкин непонимающе глянул на гостя, и тот от огорчения лишь головой покачал: парень ещё не созрел, не понимает, какие сюрпризы может преподнести всякому женатому человеку семейная жизнь, сколько в ней всего такого, где голову сломает даже самый опытный, самый терпеливый человек. Стефанович пожевал твердыми губами, несколько минут сидел молча, никак не реагируя на суету Рогожкина - тот то предлагал Стефановичу выпить, то выставлял на стол нехитрую закуску, то делал что-нибудь ещё - и все растерянно, торопливыми чужими движениями; Стефанович отметил про себя, что это лишний раз свидетельствует в пользу Рогожкина. Наконец Стефанович заговорил снова. Он словно бы собирал силы, энергию для разговора.
- У Насти - твердый характер, у жены твоего брата характерец тоже м-м-м... тоже твердый. Камень. А камень о камень дает искру. Из искры, как известно, возгорается пламя. Вот и пошло, и поехало... А это тебе совсем ни к чему.
