Алекс Норк - Не уходи. XIX век: детективные новеллы и малоизвестные исторические детали
— Нет, друзья, — дядя категорично мотнул головой, — клубок этот без единой ниточки чтобы сейчас потянуть. Нужны новые факты, и будут они только после завтрашнего допроса любовника этого — станет врать, вытащим где-нибудь правду. А нам теперь бесполезным усилием ум раздражать не надо. Н-да, правильнее будет бараньих котлет заказать, — он уже смотрел в карту, — вот, с зеленью и грибами. Помогай Серж, какого бы лучше выбрать вина?..
Громкий голос с другой стороны зала привлек наше внимание — офицер в форме Донского казачьего войска, поднявшись, провозгласил тост: «Во славу гордости российской — генерала Матвея Ивановича Платова!»; офицер явно предлагал всем присутствующим присоединиться. Люди посмотрели в ту сторону, однако ж на этом и кончилось.
А Казанцев сказал с гримасою неприятия:
— Пьяный вдрызг был во время Бородина.
Я об этом не слыхивал, в представлении общества Платов был этаким всегда готовым к бою героем, а сражение Бородинское, в изучаемой нами истории, не уступало даже и победе над татарами на Куликовом поле. Батюшка, правда, заметил я еще в детстве, особенных разговоров про Бородинское сражение избегал — ограничивался словами о героизме.
— Кутузов на Платова Государю донесение посылал, — подтвердил дядя. — Это я доподлинно от отца — деда твоего, Серж, знаю. И что казаки его встали, а без поддержки их гусары должно атаковать не смогли. Эх, да и самого Кутузова отец не хвалил, знаешь, Митя, где он во всё сражение находился?
— Знаю, почти за две версты. А Барклай с Багратионом как всегда порознь решения принимали.
— Вот-вот, только и не разбиты были, что отвагою выдержали. И надо это стыд такой — под столицею, на заранее укрепленных позициях, от врага, который, почитай, тысячу верст к нам пёрся...
Дядя махнул рукою в сердцах, сделал заказ подошедшему половому, а Казанцев опять поморщился, оттого что донесся до нас от гулявших «донцов» громкий смех.
— Ты, Андрей, знаешь, как они, отступая, наши же селения и именья оставленные обчищали? Вовсю! В Новодевичий монастырь даже с этой целью наведывались.
— Тут в Москве? — удивился я очень. — А как же Император Александр реагировал?
— Платов у него в любимчиках состоял, — отвечал уже дядя. — А и надо сказать, по началу служения своего Платов среди самых отличавшихся значился — во многих кампаниях себя показал, и у Суворова, в том числе.
— Одно другого не снимает, — возразил Дмитрий Петрович, — Чичагов, вон, тоже ходил сначала в верных сынах Отечества.
Тут я услышал интересный между обоими спор, хотя не спор даже — а обмен разными мнениями.
Адмирал Чичагов много лет был «притчею во языцах» из-за выдвинутого против него многими обвинения — что намеренно упустил Наполеона, открыв тому участок для переправы через Березину, когда французская армия уносила из России ноги. Официально, то есть — от Александра I, претензии к Павлу Васильевичу Чичагову не предъявлялись; Император сохранил к адмиралу самые теплые еще с молодости чувства, оставил состоять членом Государственного совета, определил полный по военной выслуге пенсион и отзывался публично о нем только похвально. Однако значительная часть общества относилась к адмиралу враждебно, и накаленная вокруг него атмосфера едва ли не стала главной причиной отъезда Чичагова заграницу, откуда он уже не вернулся. В итоге, в официальной историографии адмирал записан предателем не был, а в изустном общественном мнении таковым оказался.
Стороны опирались в споре на разное освещенье событий: дядя — на рассказы моего деда, который был близок с покровителем Чичагова Семеном Романовичем Воронцовым, а также на сообщенья некоторых сторонников Чичагова, в том числе — Алексея Петровича Ермолова, именно тогда служившего под началом Чичагова, А Казанцев опирался, более всего, на слова своего отца, бывшего одним из адъютантов Кутузова, и воспоминаниях французов, коих опубликовано было немало.
А события у Березины случились такие.
Отступающие части Наполеона и он сам оказались в капкане — на другой стороне их ожидало многотысячное войско с готовою к бою артиллерией, войско около двадцати пяти тысяч человек. Ожидало, чтобы превратить переправу в кровавое месиво и убить или захватить в плен самого Бонапарта. Сзади, планомерно изничтожая отступающий хвост, наступали основные наши войска числом более пятидесяти тысяч, а летучие отряды, используя легкую артиллерию, всюду терзали фланги.
Если резюмировать отражающие тот момент воспоминания самих французов, общая их оценка: шансов — ноль!
— Помилуй, Андрей, маршал Ней просто пишет, что ни секунды не сомневался в своей и императорской гибели. Навести в ледяной воде переправу под огнем с того берега — попросту невозможно. Развернуться и дать бой Кутузову тоже нельзя, потому что от голода и холода войска вконец обессилили. А каждый день простоя лишь унесет новые сотни жизней.
И Картина, по словам Казанцева, выходила следующая.
Наполеон стоит у Березины и готовится к худшему. Маршалы единогласно решают умереть расстрелянными при переправе, но не сдаться, и, готовые двинуться в последнюю битву, согласно военной грамоте все-таки устраивают ложную переправу через Березину несколькими верстами ниже. Вернее, не саму переправу, а имитацию подготовки последней. Никто не верит, что этот нехитрый трюк может обмануть русских. Тем более что у противника достаточно сил, чтобы провести блокировку и на том участке, а если переправа окажется настоящей, быстро перебросить туда основную часть войска. Короче говоря, у Чичагова достаточно ресурсов, чтобы на один азбучный ход ответить таким же, и маршалов мрачно смешит их собственное безнадежное трепыхание. Уже написаны прощальные письма родным. Может быть, русские вынут их из карманов покойников и отправят по назначению. Но что это?! Разведка с ложной переправы доносит, что русские двигаются туда мощной лавиной! А здесь? Высланные на другой берег лазутчики вдруг сообщают, что на другой стороне все пусто! То есть — вообще никого!! Такого не может быть, там нет даже дозорных постов...
Дядя, к концу сего описания, явно уже желал возразить.
— Митя, две вещи надо учесть. Прежде всего, о впечатленьях французов: численность войск Чичагова они не знали, а «у страха глаза велики» — предполагали, конечно, что их много больше. И основания были: корпус Тормасова медлил, корпус Витгенштейна где-то болтался, французы ж не знали, что они к Чичагову не подошли. А тому держать участок, длиной боле десяти верст, весьма трудно было.
— Н-у, пожалуй. А второе что?
— А что Кутузов всячески Чичагову вредил, доносил на него ложное, и к Березине он в то время не подошел, не теснил Наполеона сзади и время у того для демонстрации ложных переправ было. Батюшка тебе, верно ведь, сказывал.
Тут Казанцев, поежившись, согласился — что, дескать, правда.
Меня сказанное удивило:
— А отчего Кутузов вредил Чичагову?
— Перед войной 12-го года он сменил Кутузова в должности командующего Дунайскими войсками в Молдавии — уже для Кутузова неприятность была. Но хуже еще, Чичагов никогда казенной копейки себе не бравший, обнаружил, что Михайло Илларионович до этого дела очень даже способен, Чичагов в открытую об этом говорил и сообщал Императору. Кутузов, снова в силу войдя, простить такого не мог. И Ермолов отмечал в нем умелого интригана.
— Это что же, личные счеты ценой русской крови?
Оба вздохнули и посмотрели на меня с сожалением даже.
— Нет, Митя, — заключил разногласицу дядя, — «проворонил» ту переправу Чичагов — это можно еще поставить в упрек, а в намеренность я не верю.
Казанцев пожал неопределенно плечами и спорить не стал.
Идея шальная выскочила, не дав сначала над ней подумать:
— А не мог Чичагов получить от Александра секретный приказ — дать волю Наполеону?
Оба вздрогнули.
И у дяди приоткрылся рот.
— А вот чтобы Александр стал делать с живым Наполеоном?.. А убили б при переправе, расстреляли б почти в упор картечью, каково оно выглядело потом для мира и для истории?.. И как хоронить — с почестями, его расстрелянного, или зарыть как собаку?
Еще я хотел добавить, что между двумя императорами одно время почти дружба была, и что задержавшийся в Москве отец Герцена привез по просьбе Наполеона в Петербург письмо, начинавшееся словами: «Брату моему, Александру»... да знают они — замолчавшие.
Тут доставили нам большой кофейник, чашки, рюмки, коньячный графинчик.
— Мысли тебе, Серж, сверхъестественные порою приходят.
И другого на свой вопрос я уже не услышал.
Подгулявшие «донцы» вдруг запели.
Негромко, впрочем, стройно и мелодично, так что захотелось послушать...
Однако к ним быстро подошел управляющий и, видно, сказал — тут не принято.
Ему вняли.
