Смерть Отморозка - Кирилл Шелестов
–Пашка, мать твою! – бушевал Вась-Вась.– Ты боксировать будешь или подставляться?! Что ты, как баран, на один тычок зарядился? Ты работай, блин, работай! Правой в корпус, уклон, уклон, показал, обманул, ушел влево – пробил! Если ты эту херню опять крутить начнешь, ему победу досрочно отдадут, за явным преимуществом! Проиграешь, я тебя своими руками порву!
У Норова шумело в голове, он плохо соображал. У него ничего не получалось, все шло не так, он был близок к отчаянию.
* * *
Когда они подъехали к дому, Анну знобило, она куталась в пуховик.
–Опять температура? – спросил Норов.
–Не знаю… Я просто немного устала…
Он дотронулся тыльной стороной ладони до ее лба и щек. Лицо ее горело. Бережно обнимая ее, Норов ввел ее в дом и проводил ее до лестницы.
–Иди к себе, я сейчас принесу тебе чаю с медом. У тебя ведь есть что-то от простуды?
Она молча кивнула и начала подниматься.
Минут через десять он вошел к ней с небольшим подносом, на котором стоял чайник, чашка и баночка с гречишным медом. Она лежала в постели, и в свете неяркого ночника ее круглые глаза воспаленно блестели. Сейчас они казались оливковыми, почти темными.
Он поставил поднос на тумбочку, сел рядом с ней на край кровати и протянул ей чашку.
–Только осторожно, горячий.
Она улыбнулась, на ее глазах показались слезы.
–В чем дело?
–Всегда я делала тебе чай, а теперь вот ты мне… Ты так беспокоишься за меня… я очень растрогана…
–Ты очень дорога мне…– просто сказал он.
–Правда?
Он только укоризненно усмехнулся и покачал головой.
Она отставила чашку на тумбочку с другой стороны кровати и взяла его за руку.
–Ты не сердишься больше? Ты простил меня? – тихо спросила она.
Он наклонился и молча поцеловал ее маленькую трогательную руку с легкими пальчиками, такую неожиданно детскую у взрослой крупной женщины. Она обняла его за шею и притянула к себе. В следующую секунду они уже целовались жарко, задыхаясь. Он совсем забыл, какие у нее полные сочные губы, как черешни, казалось, они не помещались во рту. Ее длинные гибкие руки сплелись за его спиной, это было волнующим щемящим ощущением для него, он отвык.
Он ласкал под платьем ее длинные полные ноги, плавные бедра; еще не решаясь снять с нее трусики, коснуться ее тайны, он гладил ее мягкий живот, поднимался к мягкой груди и с радостью чувствовал, как соски оживают и твердеют под его пальцами. Ее поцелуи были жадными, рот влажным, а дыхание горячим и прерывистым. Пьяный от ее зрелого ждущего его тела, срывая с себя одежду на пол, он нырнул к ней и, когда ее длинные ноги поднялись, впуская его и заскользили вдоль его бедер, когда он услышал ее слабое постанывание, он ощутил, что сейчас умрет от острого нежданного счастья.
* * *
Норов понимал, что после двух проигранных раундов спасти его может только мощный удар, но надо было потушить горячку.
–Давай! – рявкнул Вась-Вась, отвешивая ему напоследок две оплеухи.
Норов вскочил. Вся его воля сейчас была направлена на то, чтобы совладать с захлестывавшим азартом, с обидой от того, что заветная победа уплывает их рук. Еще в конце второго раунда, он услышал, как Паук хрипло задышал открытым ртом, это означало, что он спекся. Он много двигался в первых двух раундах, к тому же при его росте ему, наверняка, приходилось сгонять килограммов по шесть, это не могло не сказаться на выносливости. Появлялся шанс к нему подобраться.
Норов наступал на Паука, держа его в прицеле прищуренных глаз. Не спешить, только не спешить! Злость придавала ему силы, он был весь на острие. Отяжелевший Паук сбавил темп, реакция его чуть замедлилась. Норов бросил легкий обманный джеб, Паук ответил, Норов ожидал этого; он подсел и встретил его правым прямым по корпусу. Это был хороший удар, первый хороший удар, – жесткий и точный. Он почувствовал, как у Паука внутри что-то екнуло.
На второй минуте он опять провалил Паука, нырнул за его плечо и засадил по печени. И опять получилось хорошо, кулак почти целиком вошел под ребра. Паук схватился за бок и хлопнулся на колено. Судья оттолкнул распаленного Норова, шагнул к Пауку и начал считать.
–Один, два, три…
Норов ждал, не сводя с Паука прищуренных глаз. Все внутри него прыгало и клокотало. Зал бушевал. Его болельщики и все подопечные тренера, настоящие и бывшие, включая уже совсем взрослых, неистовствовали:
–Сажай его, Паха! – орали они.– Добивай! Грузи до талого! Не отпускай!
Паук встал на счет «шесть», прижимая локоть к корпусу.
–Ты побегай, побегай! – кричал ему из угла его тренер.
Но Норов не дал ему передышки. Едва рефери скомандовал: «Бой!», он ринулся на раненного Паука, поджал его к канатам, пробил легкую, отвлекающую серию; уклонился влево, подсел, чуть стукнул левой по локтю, которым Паук инстинктивно прикрывал больную печень, и когда рука Паука непроизвольно дернулась вниз, срубил его на подъеме чистым левым хуком.
Паук завалился под канаты, раскинув длинные руки; одна из них нависла над краем ринга. Огромный зал дворца культуры, в которой проходили соревнования, взорвался криками и аплодисментами. При счете «восемь», Паук завозился, перевернулся, но подняться не смог.
Зал ревел и завывал. Выиграть финальный бой нокаутом, да еще в безнадежной ситуации – кто мог поверить в такое три минуты назад? Вскочив с мест, зрители орали, свистели, выкрикивали имя Норова.
Потом Паук, немного пришедший в себя, сгорбившись, сидел на стуле в углу и плакал от боли и обиды. Его тренер обнимал его и гладил по вздрагивающей, мокрой от пота спине. Норов подошел к нему, тронул за плечо.
–Прости, – сказал он.– Спасибо за бой.
Затем он вернулся в свой угол, где его ждал счастливый Вась-Вась и некоторые из старших ребят.
–Молоток!– радостно приговаривал тренер, стаскивая с него шлем и поливая голову водой.– Красиво уделал. Как мы, интеллигенты, любим: бах – и убрали!
Рефери вывел Норова и Паука в центр ринга и под оглушительные крики зала поднял Норову руку. С разбитой физиономией и заплывающим глазом, Норов все еще не мог поверить до конца своему счастью. У него кружилась голова, слезы застилали ему глаза, ряды зрителей сливались в одно смутное пятно. Он, поворачивался в разные стороны, бормотал «спасибо» и как-то виновато махал зрителям руками в бинтах.
* * *
Он лежал на спине с
