Смерть Отморозка - Кирилл Шелестов
Последний упрек был, на самом деле, скрытой похвалой. Вась-Вась делал его редко и не всем.
Результат таких нагрузок сказался довольно быстро, уже через три месяца. За мелкие проступки, вроде опозданий и недоработок на занятиях, тренер наказывал всю группу,– он считал, что это сплачивает коллектив. Ребята в течение раунда должны были сидеть на корточках, прижавшись спиной к стене и держа в вытянутых руках двухкилограммовые гантели. После первой минуты большинство подростков, морщась и постанывая, роняли руки. Самые сильные выдерживали две минуты. До гонга Норов доходил один.
* * *
–Кто-то обещал не гнать, – напомнила Анна, когда они уже мчались в Альби.
–Разве я быстро? – удивился Норов.
–Сто тридцать!
Норов взглянул на спидометр, сбросил скорость и покосился на ее круглые коленки, сдвинутые под длинным мягким платьем. Выше начинались длинные плавные бедра. Он вновь перевел взгляд на дорогу.
–Извини, увлекся.
–Но вообще-то мы поступаем неправильно,– покачала головой Анна. Думая о предстоящей встрече, она не замечала его взглядов.– Ты сам говорил, что Брыкин – не очень хороший человек.
–Негодяй,– подтвердил Норов.– Но, когда человек тонет, спасаешь его, не интересуясь его нравственными принципами, верно?
Несмотря на субботний вечер, автомобильное движение было оживленным, видимо, перед лицом надвигающегося карантина французы испытывали потребность в активности. Из-за пробки на въезде в Альби дорога заняла больше времени, чем предполагал Норов; они прибыли туда уже без четверти девять. Норов оставил машину в подземном паркинге под крытым рынком в центре города, и они вышли на большую красивую площадь, освещенную прожекторами, мощеную гладким булыжником, посреди которой находился знаменитый собор Сан-Сесиль. Сложенный из розового камня, он горделиво возносился ввысь и прожекторы снизу высвечивали его резную, остроконечную главу, пронзающую густое темно-синее небо.
Анна остановилась, завороженная видом Собора.
–Какая красота! – восхищенно произнесла Анна.– Ты только посмотри!
Норов в это время набирал Брыкина, но гудки шли без ответа.
–Надеюсь, до драки у них еще не дошло! – с досадой проворчал Норов.
–Я хочу сделать фотографию! На фоне темного неба – потрясающе!
Анна с телефоном в руках начала настраивать кадр.
–Подожди меня здесь, в каком-нибудь из кафе, я постараюсь не задерживаться, – бросил Норов, осматриваясь и соображая, куда ему двигаться.
–Да, хорошо. Я, может быть, никуда не пойду, здесь погуляю. А то я в домашнем платье, неудобно в кафе входить.
Норов взглянул на нее и увидел, что она расстегнута. Было прохладно, градусов 12 или около того, и дул сильный ветер.
–Застегни пуховик,– сказал ей Норов. – Ты же простужена.
–Все в порядке, не волнуйся, – не спуская восхищенного взгляда с Собора, ответила она, но капюшон все же набросила.
Не переставая набирать Брыкина, Норов направился вдоль площади, разглядывая вывески. Народу было много; в каждом из бесчисленных кафе, вокруг площади, сквозь стеклянные витрины виднелись посетители. На тротуаре на углу, подложив кусок картона, сидело двое грязных молодых парней с большой сонной собакой – попрошайки, обязательной атрибут французских городских пейзажей.
– S'il vous plaît,– канючил один, адресуясь к прохожим.
Другой курил косяк, поглаживал собаку по холке и что-то ей бормотал.
Долго искать Норову не пришлось; агентство «Камарк» располагалось между кафе и магазином сувениров, наискосок от входа в Собор. Над дверью красовалась большая вывеска готической вязью; в стеклянных освещенных витринах с обеих сторон от нее висели фотографии: дома на продажу и апартаменты в аренду.
Норов приблизился ко входу, стеклянные двери автоматически разъехались перед ним; он удивился и вошел.
Агентства по недвижимости, как правило, размещались в одной, от силы – двух комнатах, но офис Камарка был просторным, с хорошим ремонтом и дорогой современной мебелью, он производил впечатление. В светлой прихожей в будние дни, вероятно, сидела секретарша, сейчас ее стол пустовал. Норов прошел по коридору, по обеим сторонам которого располагались кабинеты; он заглянул сначала в один, затем во второй. Каждый был рассчитан на двух сотрудников, но людей в них не было. Оставался последний кабинет, в конце.
Еще в прихожей, Норов машинально отметил про себя, что в агентстве очень тихо: никаких голосов не было слышно. Куда же подевались Брыкин с Камарком? Уже уехали? Но почему офис открыт?
* * *
Смена весовой категории в боксе – все равно, что переезд в другой город: иной удар, иной темп боя, иной рост противников. Норов, догнав вес до шестидесяти, перемахнул сразу через две. Здесь уже били жестко, зевать не приходилось.
Главная проблема заключалась в том, что все его соперники теперь были значительно выше его и, чтобы подобраться к ним поближе, ему приходилось непрерывно финтить: нырять, уклоняться, подсаживаться. Это забирало много сил, в третьем раунде дыхалка срывалась, ноги останавливались, плечи опускались, но его выручал удар; если он попадал, то это, как правило, решало.
–Хорошо,– ворчал Вась-Вась, когда Норов выигрывал тренировочные бои.– Но плохо! Ты на один удар надеешься: прорвался, шлепнул и порядок! А о том, что пропускаешь, пока к противнику подбираешься, не думаешь! А ты должен весь бой отработать, от и до: подошел на ножках, пробил и отошел на ножках.
Классический «челнок» советской любительской школы Вась-Вась заставил сменить Норова на фронтальный; то есть, переносить вес с ноги на ногу не вперед-назад, а из стороны в сторону. Это позволяло, не разрывая дистанцию, дольше оставаться в зоне удара, вкладываться в боковые и апперкоты. Но значительно возрастал и риск пропустить.
Легких боев у Норова теперь не было; после первых же соревнований в новом весе голова от пропущенных ударов так гудела, что ночью он не мог спать и его подташнивало. Но он выиграл все три боя, причем, второй – нокаутом. Его уверенность в себе росла, он знал, что «шлепнуть» он может.
* * *
Последний кабинет, несомненно, принадлежал Камарку; и размерами и убранством он существенно отличалось от комнат, в которые Норов уже успел заглянуть. Он вообще больше напоминал библиотеку в дорогом старинном особняке, чем современный офис; мебель здесь была антикварной, на стенах висели картины и черно-белые фотографии, на полу лежал ковер, темно-красный с темно-зеленым рисунком.
Впрочем, едва Норов вошел дверь, ему стало не до мебели и не до картин. В нос ударил тяжелый, тошнотворный запах крови. Кровь была повсюду: ею был залит инкрустированный стол в стиле ампир, забрызганы бархатные темно-зеленые кресла, уютная софа на гнутых деревянных ножках и высокий шкаф красного дерева с резными ящичками. Но больше
