Искатель,1994 №2 - Дональд Уэстлейк
— Я рад, что хоть кто-то из ваших клиентов зарабатывает деньги, — едко сказал Боб.
— О, плачу не я, — ответил Стюарт, — а Дж. Оскар Рутерфорд. Нас приглашает один из его крупных деятелей — нет, не Джо Тресслинг, я знаю, что вы с ним виделись позавчера… Совсем другой — Филипс Анхальт. Я хотел бы, чтобы вы пришли.
Боб отправился на ленч со Стюартом и Филипсом Анхальтом, о котором никогда раньше не слышал. Сначала они пошли выпить в баре, название которого тоже ничего ему не говорило. Однако стоило им войти, как Боб узнал бар: здесь он был позавчера и испытал немалую неловкость, так как самым постыдным образом забыл почти все, что тогда произошло. Бармен же, очевидно, ничего не забыл. Он угрюмо посмотрел на пего.
Анхальт оказался человеком средних лет, с довольно приятным и немного озабоченным лицом.
— Мне очень понравился ваш рассказ, — сообщил он Бобу.
Боб в душе возмутился: «Ну конечно, я написал всего один рассказ, так что ты, подлец, несомненно, как раз о нем и говоришь — все равно что сказать, например: мне понравился ваш роман, мистер Хемингуэй…»
Стюарт Эммануэль, большой знаток писательских душ, попытался исправить положение:
— Я думаю, мистер Анхальт имеет в виду ваш рассказ «Короли морской пучины».
Мистер Анхальт, однако, с вежливой твердостью ответил:
— Я знаю, что за него вы получили премию, и собираюсь обязательно его прочитать, но говорил-то я о «Зеленой стене».
«Зеленую стену» тридцать раз отклоняли, прежде чем этот рассказ купил за ничтожную сумму один из самых низкопробных журналов. Боб тем не менее относил «Степу» к числу своих лучших произведений. Он улыбнулся Филипсу Анхальту, Анхальт улыбнулся ему. Стюарт просиял и заказал выпивку.
Бармен, принесший напитки, передал Бобу сложенный листок бумаги.
— Это оставила для вас дама.
— Какая дама?
— Блондинка.
Агент и рекламщик улыбнулись и обменялись приличествующими случаю замечаниями; Боб развернул записку, увидел свой почерк, не разобрал содержания, сунул листок в карман.
— Мистер Анхальт, — сказал Стюарт, обращая к своему клиенту взгляд темных с широкими зрачками глаз, — очень важный человек в компании Рутерфорда: у него угловой кабинет.
Анхальт мягко, немного устало улыбнулся и перевел разговор на свой дом в Дарьене, который он перестраивает собственными руками. Потом они переместились в ресторан.
— Джо Тресслинг говорил мне, что вы собираетесь кое-что для нас написать, — начал Анхальт разговор о делах.
Боб поднял брови, улыбнулся. Стюарт с выражением привычного отчаяния на лице рассматривал содержимое своей тарелки.
— Как вы думаете, — задумчиво продолжал Анхальт, — вкусы публики меняются под влиянием нашей рекламы, или, наоборот, это мы, рекламные дельцы, плывем, так сказать, на гребне волны, а? Вы, наверное, думали об этом — ведь ваш будущий материал предназначен именно для рекламной программы…
— Человек, который мог бы ответить на ваш вопрос, умер позавчера, — сказал Боб.
Анхальт осторожно, очень осторожно спросил:
— Откуда вы знаете, что он мог бы ответить?
— Он сам так сказал.
Анхальт положил вилку с насаженным на нее огурцом, наклонился вперед.
— А что еще он говорил, старый Мартенс — вы ведь его имеете в виду, не так ли?
Боб сказал, что да, и добавил, не сразу заметив свою ошибку, что ему предлагали тысячу долларов за эту информацию, а он отказался. Прежде чем он успел поправиться, Анхальт с внезапно покрасневшим лицом и Стюарт Эммануэль с выпученными глазами спросили в один голос:
— Кто предлагал?
Стюарт, первым придя в себя (Анхальт молчал, краска медленно сходила с его лица), сказал:
— Боб, мы ведь из-за этого и собрались сегодня. Наследие старого Мартенса может принести много денег — вам, мне, Филу Анхальту. В общем, всем. Поэтому…
— Т. Петтису Шэдвеллу тоже? — нечаянно проговорился Боб.
Эффект этих слов, как говорили в доатомную эру, был электрическим, Стюарт издал странный звук — нечто среднее между стоном и шипением — и схватил Боба за руку.
— Вы, упаси боже, ничего не подписали? — завопил он.
Анхальт, при первом потрясении густо покрасневший, сейчас, при втором, стал совершенно белым.
— Шэдвелл — подлец! — дрожащим голосом сказал он. — Настоящая свинья, мистер Роузин!
— «Самый презренный из всех живущих людей», — процитировал мистер Роузин.
— Вот именно, согласился Анхальт.
— Боб, вы ничего не подписали, боже упаси?
— Нет, нет, нет. Но я сыт по горло всеми этими загадками. И пока не получу от вас информацию, не шевельну и пальцем.
Прибыл официант с очередными блюдами; согласно традиции своей профессии он перепутал, кому что. Когда блюда были расставлены, Стюарт доверительно сказал:
— Ну конечно, Боб, — информация. Обязательно. Нам нечего скрывать. По крайней мере, от вас, — добавил он, хихикая. — Вы ешьте и слушайте, я буду есть и говорить.
В каждом поколении были зачинатели моды, властители стиля. При дворе Нерона — Петроний, в Англии времен Регентства — Ее Бруммель. В настоящее время все уже знают, какое влияние оказывают на мир парижские модельеры. А в литературном мире… всем известно, какое действие может оказать лестный отзыв одного из крупных обозревателей на отношение к неизвестному дотоле писателю.
Этот писатель вознесется к славе и богатству со скоростью света, — раздельно произнес Стюарт. — Перейдем же к сути дела, — продолжал он, быстро набивая рот вязким бараньим мясом.
Анхальт мрачно воззрился на него и сказал:
— А суть дела в том, мистер Роузин, что бедный старый Мартенс много лет твердил всем подряд, что нашел метод предсказывать моды и стили, и никто ему не верил. Честно говоря, я не верил. А сейчас верю. Переменил же я мнение вот отчего. Когда я услышал позавчера о его столь неожиданной смерти, у меня появилось ощущение, что где-то в моих бумагах должна сохраниться какая-то принесенная им вещь. Нечто маловажное — я взял и обещал посмотреть, просто чтобы от него отвязаться. Ну и, понимаете, мне стало как-то неловко, и в знак уважения к памяти Мартенса я попросил свою секретаршу найти мне эту вещь. А в фирме Дж. Оскара Рутерфорда, как и в природе, ничто не пропадает… — Он мягко улыбнулся. — Секретарша принесла мне эту вещь, и я был… — Он умолк, подыскивая нужное слово.
— Он был ошарашен! — вставил Стюарт.
— Поражен, — поправил Анхальт. Ибо в конверте, адресованном Питеру Мартенсу и датированном 10 ноября 1945 года (почтовый штемпель), была цветная фотография молодого человека в яркой разноцветной куртке.
— А вы знаете, мистер Роузин, что в 1945 году никто не носил разноцветных курток? Они вошли в моду на несколько лет позже. Откуда Мартенс знал, что они станут модными? А еще была фотография молодого человека в угольночерном костюме и розовой
