Что дальше, миссис Норидж? - Елена Ивановна Михалкова
Она замолчала, не окончив фразы.
– Верно ли я поняла, что Амелия Свенсон – сирота? – уточнила миссис Норидж.
Тереза кивнула.
– Она потеряла отца чуть больше года назад. Я была в отъезде и не смогла быть ей опорой. По правде говоря, я плохо ее знаю. Но пять дней назад от Амелии пришло письмо. Не стану вам его пересказывать, вы сами все от нее услышите. Боюсь, она в беде. Амелия узнала, что вы – гувернантка Луизы, и молила о разрешении поговорить с вами. Простите, что не испросила вашего согласия, но в ту минуту это показалось мне единственным выходом… История, которую она в общих чертах поведала в письме, выглядит так неправдоподобно, что…
Дверь распахнулась, и пожилая горничная звучно доложила:
– Мисс Амелия Свенсон!
В гостиную быстро вошла молодая девушка. На ней было темно-зеленое дорожное платье без турнюра; лиф был расшит бисером, а на корсаже поблескивала гранатовая брошь в форме веточки. Темно-бордовые перчатки и такого же оттенка шляпка перекликались с цветом камней. Она бросилась на шею Терезе, и миссис Норидж разглядела легкие кожаные полусапожки до щиколотки, с поблескивающими пуговками. Откуда бы ни прибыла мисс Свенсон, она была одета по последней моде.
– Я так рада вас видеть, миссис Кларк! – пылко сказала гостья.
– Дорогая Амелия! – Тереза отстранилась и вытерла слезы. – Боже, какая ты взрослая! Надолго ли ты в город?
– Поезд уходит в пять, я уже купила обратный билет.
– Но неужели ты путешествовала одна?
– Вовсе нет, меня сопровождал Эймори. – Амелия перевела взгляд на гувернантку и пояснила: – Наш мажордом. Он появился в поместье еще до моего рождения.
– Амелия, это миссис Норидж, гувернантка Луизы, – представила их Тереза. – Миссис Норидж – мисс Свенсон.
– Рада познакомиться, миссис Норидж, – сказала девушка. – Не буду скрывать, я возлагаю большие надежды на вашу помощь. Я в отчаянном положении…
– Ростбиф и крепкий чай, – перебила ее Тереза. – Нет такого отчаянного положения, в котором эти меры не помогли бы!
Амелия улыбнулась, но улыбка эта показалась гувернантке вымученной.
Когда накрыли на стол, она внимательно рассмотрела гостью.
Амелия Свенсон была очень худа, чуть выше среднего роста; в ее больших темных глазах как будто застыл невысказанный вопрос. Бледная кожа казалась влажной на вид, словно Амелия только что умылась. На щеках не было ни следа румянца. От гувернантки не укрылись глубокие синеватые тени под глазами девушки. Волосы цвета воронова крыла были расчесаны на прямой пробор и уложены в простую прическу. Амелия старательно улыбалась и поддерживала беседу с Терезой Кларк, но с каждой минутой все явственнее становился ее глубокий внутренний надлом. Миссис Норидж постоянно имела дело с детьми, а мисс Амелия недалеко ушла по возрасту от ее воспитанницы. Эмма поняла, что девушка на грани истерического припадка.
Тем временем Тереза поднялась.
– Я прикажу позвать Луизу. Она тебе понравится…
– Прошу прощения, миссис Кларк, – решительно сказала гувернантка, и Тереза замерла. – Не сочтите за дерзость, однако нельзя ли немного отсрочить знакомство мисс Луизы и мисс Свенсон? Если я чем-то могу помочь…
– Миссис Норидж, если кто и может, то только вы, – перебила Амелия. – Я слышала о вас от Милисент Фейн. Она не упоминала подробностей, однако мне известно, что вы спасли ей жизнь. Миссис Норидж, я в отчаянии; когда я думаю о возвращении домой, меня охватывает ужас. Миссис Кларк, у меня не так много времени. Позвольте мне сначала доверить свою тайну другу… Ведь я надеюсь, что вы отнесетесь ко мне по-дружески, миссис Норидж. Я храню в душе свою постыдную тайну, однако она разрывает меня изнутри. Не знаю, как долго я смогу терпеть. Мне кажется, будто я опорочена навеки, что ко мне нельзя подпускать ни одно невинное существо… Иначе и его ждет такая же ужасная судьба!
На последних словах из груди ее вырвалось еле сдерживаемое рыдание.
Тереза села, потрясенная ее мольбой. Амелия так сильно побледнела, что, казалось, вот-вот лишится сознания.
– Вы не притронулись к ростбифу, – сказала гувернантка.
Амелия недоумевающе взглянула на нее. В эту минуту ей было оскорбительно само упоминание о еде.
– Прошу вас, съешьте хотя бы немного, – настойчиво попросила миссис Норидж. – Вам нужно подкрепить силы перед рассказом.
Амелия принялась есть с таким видом, словно на тарелке лежал картон. Наконец она закончила и вопросительно взглянула на гувернантку.
– И сладкий чай, – добавила миссис Норидж.
Был выпит и чай. На бледных щеках Амелии появилось подобие румянца.
В гостиную заглянула горничная, но Тереза молча подала ей знак выйти.
– Я написала письмо миссис Кларк, однако в нем нет подробностей, – сказала наконец Амелия. – Я боялась, что оно попадет в чужие руки. Изложу вам все как есть. Наверное, вы уже знаете, что мой отец скончался чуть больше года назад? Мы не были близки, но я любила его. Отец обладал замкнутым характером. Можно смело сказать, что людей он не выносил. Когда на него находили приступы мизантропии, он мог целыми днями не выходить из своей комнаты. Единственный, кому позволено было нарушать его уединение, – наш мажордом. Ему уже около шестидесяти. Он много лет преданно служит нашей семье. Конечно, Эймори бывает излишне деспотичен… Впрочем, я отвлеклась. – Она провела рукой по влажному лбу. – Позвольте перейти прямо к тому, что меня мучает. Месяц назад я вошла в библиотеку после завтрака и вдруг почувствовала сильный аромат гиацинтов. Стояла ранняя весна, и гиацинты цвели в оранжерее, но не дома… Я огляделась, пытаясь найти источник запаха. За шторой виднелись очертания вазы. Я подошла ближе… И вдруг их душный аромат навалился на меня, словно тяжелое одеяло. Он был невыносим. Мне почудилось, будто кто-то зовет меня по имени. Я зажмурилась, замотала головой, а затем потеряла сознание.
– Бедная девочка! – не выдержала Тереза.
– Когда я пришла в себя, уже стемнело. Рядом никого не было. Я полулежала в кресле. Не помню, как дошла до него. Оно стоит в дальнем углу, напротив окна, и мне пришлось бы пересечь всю комнату. У меня болела голова, меня мутило. Гиацинтов за шторой не было. Я провела пальцами по внутренней поверхности вазы. Она еще хранила следы влаги. Слуги отрицали, что кто-то из них приносил в дом гиацинты. Я не знала, что и думать, но решила выкинуть этот странный случай из головы. Однако всего неделю спустя я вернулась с прогулки в компании Жозефины Таублер, моей троюродной сестры, и едва войдя в спальню, почувствовала удушающий запах. Сладковато-приторный, густой, тяжелый… Он доносился откуда-то из шкафа, и я распахнула дверцу. Букет как будто кинули мне в лицо. Думаю, я
