Смерть Отморозка. Книга Вторая - Кирилл Шелестов
— А разве Питер они строили? А я и не знала. Думала, итальяшки.
— У итальянцев тоже дома холодные. Вопрос экономии, ну и закалки. Ты можешь сегодня лечь в моем кабинете. Там теплее.
— Да ну, зачем я буду тебе мешать. Ты же там работаешь.
— Завтра не буду, так что не помешаешь. Сейчас с ужином закончим и перенесем твою постель.
Ляля кивнула и вдруг заговорщицки улыбнулась.
— Вы так там орали! Караул!
От неожиданности Норов даже поперхнулся.
— Ты имеешь в виду… когда? — пробормотал он.
— Да ну в спальне же! Когда у вас любовь была.
Норов покраснел.
— Извини, я не знал, что здесь так слышно.
— Здесь! — фыркнула Ляля. — Вас за километр было слышно, удивляюсь, как народ не сбежался. Да брось стрематься, мне наоборот по кайфу! Это ж классно, когда люди друг от друга так тащатся! Прям аж в голос орут!
— Ну, ладно тебе сочинять, — смущенно отозвался Норов. — Не так уж мы и орали.
— Еще как! — радостно заверила Ляля — У нас с Жеромом так же было. Орали тоже оба, как резаные.
Она вздохнула и погрустнела.
***
После спальных районов пошли центральные. Здесь население было образованнее и благополучнее, тут Осинкина любили; он лидировал с большим отрывом, обходя не только Егорова, но и Пивоварова. В победе по центральным районам никто, собственно, не сомневался, другое дело, что людей в центре проживало гораздо меньше, чем на окраинах.
Тем не менее, разрыв постепенно сокращался. Сведения продолжали поступать; все пытались считать: кто на калькуляторе, кто на бумаге, но цифры у всех получались разные.
Осинкин, молчаливый, серьезный, нахохлившийся, сунув руки в карманы, длинными шагами мерил кабинет из угла в угол. Он похудел за последние недели, стал жестче в лице и манерах. Норов время от времени тоже не выдерживал, вскакивал и принимался расхаживать.
— Да прекратите же! — прикрикнула на них Ольга.
Все обернулись на нее. Разговаривать так с двумя руководителями было не принято. Ольга смутилась.
— А то я сама с вами бегать начну, — прибавила она, оправдываясь.
***
К четырем утра они догнали Егорова и вырвались вперед на десятые процента. Преимущество было микроскопическим, но напряжение чуть спало, люди начали улыбаться. В восемь их победа была уже фактом, хотя отрыв составил меньше одного процента. В абсолютных цифрах это означало, что в городе с почти миллионным населением судьбу выборов решило несколько сотен голосов.
Норов в очередной раз вышел из кабинета, чтобы позвонить Леньке, который, как и они, не спал всю ночь.
— Эх, попал ты брат! — сочувственно проговорил Норов. — Зря я тебя втравил в эту историю.
— Проиграли? — упавшим голосом спросил Ленька.
— Почему проиграли? Выиграли! Просто для второго тура не меньше полторушки понадобится, цены же поднимут. Вот я и переживаю за твои бабки…
— Бл…! Пашка! — Ленька задохнулся, не находя слов. — Неужели победили?! Ох-еть!
— Да ты никак сомневался? — притворно удивился Норов. — Не ожидал от тебя!
— Пашка, блин! Е. анись!.. Ты только второй круг не прос — и!
— Леонид Яковлевич, оставьте, прошу вас, вашу обсценную лексику, иначе я пожалуюсь вашей маме…
— Да какую еще на хер лексику! Я тебе русским языком говорю: второй круг прое — шь, я тебя своими руками придушу!
— Подумать только, какой бандит и сквернослов вырос в интеллигентной еврейской семье: и душит, и режет, и еще матом кроет!
Когда Норов, веселый, вернулся в кабинет, все поздравляли Осинкина, он сидел счастливый, бледный, с рассеянной глуповатой улыбкой, как будто до конца не сознавал, что происходит. Ольга смеялась и плакала. Норов собирался незаметно выйти, чтобы не мешать Осинкину насладиться победой, но Осинкин заметил его и окликнул:
— Ты куда? А праздновать?
— Паша, без этого нельзя! — поддержала мужа Ольга.
— Павел Александрович! — понеслось со всех сторон. — Надо же выпить за победу, а то удачи не будет!
— Вы гуляйте, ребята, а я поехал. Имениннику полагается выходной. Остальные, так и быть, в честь праздника завтра могут выйти на работу в двенадцать.
— Паша!.. — Осинкин обнимал его и не мог отпустить. — У меня нет слов…
Ольга его расцеловала. Закрывая за собой дверь, Норов слышал, как Дорошенко говорил Осинкину:
— Ну, Олег Николаевич, полдела сделали, теперь главное — дожать!
Переход с «Олежки» на «Олега Николаевича» означал, что отныне он признает Осинкина начальником.
***
Норов приоткрыл дверь в спальню Анны и, неслышно подойдя в темноте к постели, еще раз послушал ее дыхание. Оно по-прежнему было спокойным, лишь иногда Анна судорожно вздрагивала во сне. Опустившись возле нее на пол, он положил руку на ее плечо, и она тут же затихла. Некоторое время он так сидел на полу, раздумывая, не лечь ли рядом, потом все-таки ушел к себе, и едва коснувшись головой подушки, сразу провалился в сон. В три, как обычно, он проснулся, умылся, оделся и спустился вниз.
Кофе он готовить не стал, чтобы не будить Лялю, спавшую рядом, в кабинете. Выпил банку колы из холодильника, надел куртку и шапку, включил музыку через наушники и вышел на улицу. Там царила промозглая, холодная темнота. Температура понизилась, ветер усилился; Норов почувствовал его сквозь шапку, накинул капюшон и зажег фонарик.
Черный «Мерседес» Гаврюшкина по-прежнему стоял на обочине у поворота к дому. Гаврюшкин сидел на водительском кресле, уткнувшись в телефон, вероятно, ему не спалось. Норов прошел мимо, не останавливаясь. Он не слышал, как позади него хлопнула дверца, но не удивился, когда Гаврюшкин нагнал его. Он продолжал идти ровным быстрым шагом, не оборачиваясь на Гаврюшкина. Некоторое время они двигались молча, рядом, в густой темноте, за тонким длинным лучом фонарика.
— Отпусти ее, Нор, — вдруг проговорил Гаврюшкин негромким неверным голосом. — Ей домой надо.
— Я ее не держу.
— Держишь. Пока ты не скажешь ей, она не улетит.
— Я не скажу.
— Бл…ь, Нор, ты человек или нет? Ей к сыну нужно!
Норов не ответил.
— Он не может без нее! Это ты на всех своих детей член забил! А нормальные люди к семье по-другому относятся!
— У меня их меньше, чем ты думаешь, — сдержанно заметил Норов.
— Кого, детей?
— И детей, и членов.
— Нор, нам с ней в Германию надо!
— Зачем?
— Затем! Не твое дело!
— Я отвезу ее в Германию сам.
— Ты не сумеешь. На хер ты вообще в это лезешь? Ты же не любишь ее!
— Я не обязан объяснять тебе причины моих поступков. Но чтобы у тебя не возникало ненужных иллюзий, скажу: я не стану ее удерживать, но до тех пор, пока она захочет оставаться со мной, я
