Время старого бога - Себастьян Барри
— Что можем, сделаем, — заверил Флеминг.
Он и сделал что мог. Но разве мог он воскресить Винни из мертвых? Только это нужно было Тому. И еще — вернуть Джун. На самом деле то, что случилось с Джун, было ему намного понятней, чем то, что случилось с Винни. И он попросил у Бога вернуть ему Винни хотя бы на время, чтобы он понял. И Бог, можно сказать, ее вернул, но к пониманию Том не приблизился. Теперь он вправе знать меньше о датах и подробностях событий, зато больше о мучительных тайнах человеческого сердца. О том, что выпадает людям на долю, и о том, что некоторым из нас суждено нести тяжесть, грозящую сокрушить, если дашь слабину. Его задача — устоять на ногах. Но что ни день он дает слабину. Что ни день он бывает раздавлен, а наутро вновь встает на ноги, как герой мультфильма. Кукушка-Спринтер, Багз Банни — сколько ни бей, они оживают. В мультиках смертью и не пахнет.
Он вдруг увидел свою историю со стороны, глазами Флеминга, глазами Уилсона и О’Кейси. Наверняка Флеминг все им рассказал, или сами узнали. Представил, каково им — человека такой судьбы тащить в суд, на растерзание. Старика, отставного полицейского, с медалью Скотта, черт подери! Девять месяцев покоя. Просто невероятная удача, что ему выпало так пожить. И неудивительно, что все кончилось. И кончилось не рождением ребенка, как девять месяцев беременности, а рождением новых бед. Кто друзья Иова? Кто спутники Ионы? А эта темная летняя ночь, она и есть брюхо кита? И теперь судьба его — лежать во мраке, принимая светящихся червей в китовом брюхе за звезды? Но звезды и вправду были, мириады звезд над древним каменным островом, над игрушечным замком. Добрые, умиротворяющие звезды, что светят всем без разбору. Свет, что пронзает безбрежную чернильную тьму. Неторопливые послания Бога? Мелочь, брошенная в ярмарочный игровой автомат?
А следом — его любимый Джо. Скрытный, скрытный Джо. Что же с ним стало? Неужели и эту историю Том сможет сам себе рассказать? Да, окольными путями, что пролегают сквозь мшистую чащу — не история, а остов истории. Притом что длинные письма Джо домой были главами увлекательного романа. Перечитай их сейчас Том — может быть, и уловил бы тревожные звоночки. Но у него не хватило бы духу. Почерк у Джо был странный, какой-то детский, каждая буква отдельно, словно он заполнял клеточки на бланке. Давным-давно, еще в эпоху домашних заданий, Том видел, как сын пишет за кухонным столом — бегло, стремительно, даром что печатными буквами. Полицейских с таким почерком днем с огнем не сыскать, у большинства каракули похлеще, чем у врачей. А вот у Билли Друри почерк был каллиграфический. Славный Билли Друри, с копной пшеничных волос; во всем он строго следовал букве закона, только не в дружбе. Врал убедительней, чем говорил правду. Неразборчивый западный говорок, кривая улыбка, как город Лоуглинн на карте. А у Джо почерк был ровный, стремительный, словно полет зимородка, и когда он писал, лицо сияло, в глазах светился ум. Медик. Домой он писал письма на двадцать страниц. Хроники Альбукерке, где он жил, будни резервации зуни, где он работал. Люди, что встречались ему в барах, нездешние белоснежные бульвары имперской Америки. Чистота такая, писал он, как на фотографиях Англии двадцатых годов. Кроме поселков, где живут перемещенные индейцы — там кругом разруха и запустение. И жизнь вроде бы веками не меняется, но ежесекундно грозит рухнуть. Здесь ревут свирепые грозы и торнадо — около двадцати торнадо в год. Том даже видел что-то похожее, когда гостил у Джо. В длинных письмах Том всегда выискивал, не появился ли кто-то у Джо. Ему казалось, сын в этом нуждается. Или он ошибался? Может быть, раз-другой он уловил намек? Он не смел спросить. Ему нравилось представлять Джо влюбленным — ошеломленным, растерянным, без всегдашней серьезной маски. Поздновато он созрел. Никаких подружек в школе, затем — небольшое открытие. Оказалось, ему нравятся парни. Но где же эти парни, в таком случае? Был ли у него в том пустынном краю любимый? Если и был, то отцу он его не представил. Делился ли он подобным с матерью? В те дни, когда Джо с отцом разъезжали по пустыне в красивом «бьюике», как двое друзей, Джо за все время ни разу не завел речь о любви. Как и в письмах. А письма он писал замечательные, с путевыми заметками про старую дорогу на Санта-Фе. Когда у него выпадал выходной, он ездил полюбоваться то на одно, то на другое. Торговые посты, пещеры, где укрывались на ночь путники. Индейские поселки на пустынных равнинах. О своем поселке он разузнал все, что только мог — и о племенных братствах, и о древних секретах врачевания. Он усвоил, что люди здесь сперва идут к знахарю, а уж потом, если ничего больше не помогает — к нему. Он может зашить рану, а обезвредить ведьмин яд — это уже под вопросом. Джо с этим смирился. Работу свою он любил. У него завелись друзья-индейцы, он их называл своими туземными братьями. Однажды ему показали древние росписи на скалистых утесах, которые не смыли ни дожди, ни морские волны. А змеи и прочие твари — знаешь, папа, что делать при укусе гремучей змеи? Лечь так, чтобы место укуса находилось ниже сердца. Или выше? И Том читал письма прилежно, серьезно, порой улавливая в них странную печаль и не понимая юмора. Шутка ли, уехать так далеко, на такую ответственную работу. Платили ему меньше, чем городскому врачу с белой клиентурой — ровно столько, чтобы жить и дышать в Америке. Вдали от Ирландии. От всего, что он не в силах был выносить. Среди индейцев-зуни, где он работал, его всюду окружала древность. У ирландца совсем иное чувство времени. А индейцы не меньше двух тысяч лет жили здесь, в поселке под названием Срединное Место. Тяжелая жизнь, пьянство, наркотики, но бывали и поразительно прекрасные минуты, когда приходили в деревню ритуальные танцоры в костюмах, изображая духи умерших. Долгие танцы, песнопения. Живая, искренняя вера. Ни один ирландец даже отдаленно не представляет, чем занимались его предки во времена Христа. А зуни знают — тем же, чем сейчас. И Джо считал за честь им служить, и старался как мог. Благородный, умный Джо.
Наивный Джо… да, пожалуй. Потому что именно это его и сгубило в итоге. Кто бы он ни был, что бы ни думал, каким бы ни казался, какие бы ни скрывал он тайны, наивность,
