Темный остров - Дэниел Обри
– Фрейя?
Она открыла глаза. Теперь Том стоял у нее за спиной. Он положил руку ей на плечо.
– Ты можешь рассказать мне все что угодно, – мягко произнес он. – Ты ведь знаешь это, верно?
Фрейя почувствовала, как сжимаются вокруг нее стены крошечной ванной. Стало нечем дышать. В ушах звенело, и ей пришлось выйти. Она молча протиснулась мимо Тома и направилась в гостиную. Луна лежала на диване, но спрыгнула, когда Фрейя присела рядом, и побежала на кухню. Фрейя снова закрыла глаза и обхватила голову руками. Ей просто нужно немного времени и пространства, чтобы подумать.
Но Том последовал за ней.
– Порез на ноге выглядит скверно. Надо его промыть. Пойдем, я…
– Нет, Том. Просто… просто оставь меня в покое.
– Минуточку, с чего это вдруг я, беспокоясь о тебе, стал плохим парнем?
– Я этого не вынесу. Это уже слишком. Ты должен позволить мне делать мою работу.
– Это не работа!
Когда она открыла глаза, то увидела, что Том сидит рядом. Он попытался обнять ее за плечи, но она оттолкнула его и встала.
– За что ты так со мной? – спросил он. В его голосе звучала мольба, пронзая сердце Фрейи.
– Я же сказала тебе, что не хочу об этом говорить.
– Да? Знаешь, что? А я хочу. Потому что мы никогда, черт возьми, не говорим об этом. – Он тоже поднялся. – Тебя что-то гложет вот уже несколько месяцев. Поначалу я думал, что это потрясение от случившегося, поэтому молчал, но теперь думаю… думаю, дело не только в этом. Ты что-то скрываешь от меня, и это… черт подери, пугает меня больше всего на свете.
Фрейя почувствовала, как ее пальцы напрягаются и непроизвольно сжимаются в кулаки. Ноги отбивали по полу такую дробь, что стало больно лодыжкам.
– Господи, я думал, что переезд положит этому конец, – продолжил Том. – Я был счастлив оставить наших друзей и бросить все, что у нас было в Глазго, чтобы перебраться сюда, потому что…
– Счастлив? Это была твоя идея.
– Да, потому что я хотел…
– А я никогда не хотела возвращаться сюда. – Теперь Фрейя кричала, сама того не ожидая. Она не думала говорить и всего остального, но уже не могла сдержаться. – Я сбежала из этого гребаного места, когда мне было восемнадцать, и зареклась возвращаться. Я согласилась на переезд только для того, чтобы ты перестал волноваться. Мы здесь только из-за тебя.
Это была неправда, и Фрейя ненавидела себя за то, что произносила такое. Они были здесь из-за нее. Из-за той проклятой лжи.
– Это был единственный способ защитить тебя.
– Ты не можешь защитить меня!
У Тома было такое выражение лица, словно она влепила ему пощечину. Он отступил на шаг, выглядя настолько потрясенным, что у нее закрались сомнения: может, она и впрямь подняла на него руку?
– Что случилось со мной в Глазго, что со мной случилось сегодня… это будет происходить снова, снова и снова, потому что проблема во мне. Во мне и моем искореженном мозге. Я всегда буду такой и не собираюсь меняться. Так что, если это тебя пугает, если ты не можешь с этим смириться, тогда…
– Тогда что?
Том говорил так тихо, так невозмутимо, что она подумала, будто эти слова прозвучали в ее голове, а не в реальности.
– И что тогда, Фрейя? Что ты хочешь сказать?
Наступила тишина. Фрейя слышала, как потрескивают поленья в камине, как из кухни доносится поскуливание. Она знала, что Луна прячется под столом, как делала всегда, когда пугалась, и все это, вкупе с выражением лица мужа, подобно кислоте прожигало дыру в сердце Фрейи.
Она больше не могла здесь находиться.
Она побежала. Проскочив мимо Тома, бросилась обратно по коридору. Вернулась в ванную и захлопнула за собой дверь с такой силой, что почувствовала, как задрожали половицы. Она рухнула на пол возле ванны и разразилась слезами злости, сожаления. В ней бушевало великое множество других эмоций, которым она не могла дать названия.
Беззвучные рыдания сотрясали ее тело.
Фрейя уставилась на вешалку с полотенцами, прислушиваясь к скрипу шагов Тома в коридоре, надеясь, что он придет за ней и все уладит.
Она заснула на холодном полу ванной еще до его прихода.
⁂
Спустя мгновения после того, как я стучусь в дверь, в доме зажигается свет.
В его сиянии за стеклом появляется силуэт, становясь больше по мере приближения. Впервые озноб пробегает по моей коже, но в следующий миг порыв теплого воздуха касается щек. В дверном проеме стоит невысокий толстяк лет под семьдесят и смотрит на меня снизу вверх. Недоумение в его взгляде быстро сменяется презрением.
– Да? Чем могу помочь?
Столько раз за долгие годы мне представлялся этот момент. Сколько было фантазий о том, что я сделаю с этим типом, что он скажет. И вот, когда стою перед ним, во рту пересыхает, как в пустыне, и я не могу вымолвить ни слова. Ладони вспотели, и я сильнее сжимаю рукоятку ножа, спрятанную за спиной. На толстяке черное шерстяное пальто, элегантные черные брюки, начищенные ботинки – возможно, он ездил куда-то на ужин и вернулся в этот большой старый дом один. Жена давно ушла от него, а дети выросли и разъехались. Я знаю все о Грэме Линклейтере из интернета. Семья бросила его, потому что знала, чем он занимается. Они знали, как и многие другие на этом дерьмовом скалистом островке, но не сказали ни единой гребаной душе.
Мое молчание превращает его презрение в едва скрываемый гнев. Он переступает с ноги на ногу, поскрипывая своими начищенными ботинками.
– Это что, какой-то розыгрыш? Какого черта ты…
– Не узнаешь меня, Грэм?
Не знаю, почему я это спрашиваю. Наверное, из-за паники. Кажется, мы с ним никогда не встречались. И даже если бы встречались, тяготы последних семнадцати лет изменили меня до неузнаваемости.
Но что-то до него доходит.
В его глазах мелькает понимание.
Мне это нравится, и как будто искра пробегает по моим венам. Та эмоция промелькнула в его взгляде, скорее, не от узнавания кого-то, а от упоминания его имени. Он складывает все части пазла вместе, чтобы прийти к единственному очевидному решению. Перекошенное от злобы лицо постепенно разглаживается, теперь на нем написан страх.
Он отступает назад.
– Этого не может быть… Ты не можешь быть…
Возможно, он ждет меня с тех пор, как услышал о телах.
Возможно, тоже представлял себе этот день последние семнадцать лет.
Но не так, как я. Никто не ждал этого так,
