Последнее испытание - Туроу Скотт
– Но вы ведь никак не можете знать точно, доктор Хох, не так ли, правду ли говорил вам человек, с которым вы беседовали по телефону? Я имею в виду, что случаи смерти пациентов действительно появились в базе данных в результате компьютерного сбоя.
– Протестую.
Сонни отрицательно качает головой, отклоняя протест обвинения. Хох, которая ранее признала, что не очень точно чувствует все нюансы разговорного английского языка, продолжает твердить, что она поверила всему, что ей сказали. Только после того, как Стерн задает ей все тот же вопрос в третий раз, она начинает понимать, в чем дело, и принимает чуть более расслабленную позу, немного откинувшись назад.
– Откуда я могу это знать? – переспрашивает она несколько удивленным тоном.
То, что доктор Хох нервничает, вполне понятно и не требует объяснений. Она совершила грубейшее нарушение и внесла коррективы в базу данных на основе одного лишь телефонного разговора, не проведя никакой проверки. Как бы ни приветствовалось ее стремление потрафить заказчику в отделе продаж «ПТ», сейчас ситуация такова, что ее действия могут вызвать серьезное недовольство представителей компании.
– Доктор Хох, когда вы в первый раз обсуждали с кем-либо телефонный разговор с человеком, представившимся как доктор Пафко? То есть когда именно вы впервые обсуждали этот случай после того, как этот человек вам позвонил?
Вместо ответа свидетельница отрицательно качает головой.
– Вы не помните?
– Нет, нет.
– А в вашей компании кто-нибудь говорил с вами о статье в «Уолл-стрит Джорнэл», посвященной «Джи-Ливиа»?
– О. – Доктор Хох улыбается и чересчур энергично кивает, словно марионетка: – Да, да, да. Человек из УКПМ, который проводил расследование.
– Это был мистер Хан, который сидит вон там, в ложе обвинения?
Свидетельница кивает и улыбается Хану, холеному мужчине с редеющей шевелюрой цвета воронова крыла.
– А вы помните, как через некоторое время после случившегося УКПМ стало подвергать сомнению часть результатов клинических испытаний «Джи-Ливиа»? Вам вообще известно об этом?
Свидетельница снова быстро кивает шесть или семь раз подряд. Сонни, обращаясь к доктору Хох, объясняет ей, что она должна отвечать словами, громко и разборчиво, чтобы ее ответы могла зафиксировать судебная стенографистка Минни, которая сидит на невысоком подиуме неподалеку от свидетельской кафедры. Затем Сонни улыбается и говорит, что в стенограмме кивки свидетельницы будут обозначены как «да».
– Доктор Хох, я вижу, что в рапорте агента Хана о беседе с вами отмечено, что вы, по вашим словам, «теперь вспомнили» о разговоре с каким-то доктором Пафко. Вы сказали агенту Хану именно это – что вы теперь вспомнили о беседе с каким-то доктором Пафко?
– Ну да, я так и сказала.
– Тогда мой следующий вопрос будет такой. Когда была опубликована новость о том, что базу данных клинических испытаний, возможно, изменили, в компании «Глоубал Интернэшнл» кто-нибудь интересовался, известно ли вам что-нибудь о внесенных в результаты эксперимента коррективах?
– О, о, о! – восклицает Венди Хох, как бы давая понять, что теперь она понимает, куда именно клонит Стерн.
– Означает ли ваш ответ, что в «Глоубал Интернэшнл» кто-то задавал вам такой вопрос?
– Наверное, нет.
– Наверное? То есть вы то ли говорили с людьми в «Глоубал» на эту тему, то ли не говорили? А нельзя ли поточнее?
– Ну я имею в виду, что сказала, что точно не помню. И что я не знаю, как изменили данные.
– Но это была неправда?
Стоящая за свидетельской кафедрой доктор Хох обмякает и ссутуливается. Кажется, что она вот-вот расплачется. Стерн подозревает, что она «раскололась» из-за отчета, который отправила в отдел контроля качества. Начальники доктора Хох обнаружили его уже после того, как она успела заявить, что не помнит, каким образом данные были изменены.
– Очень пугалась, – лепечет Венди Хох, которая, похоже, на какой-то момент почти совсем утратила навыки английской речи. – Такой важный человек, доктор Пафко. Я сделала, что он сказал. И вдруг это «Уолл-стрит».
Для защиты всегда хорошо, когда главный свидетель со стороны гособвинения признается во лжи. Но дальше развивать кажущуюся такой плодотворной для адвоката тему Стерн не может. Они с Мартой понятия не имели, да и сейчас не имеют, чего можно ждать от доктора Хох, которая не согласилась поговорить с ними до процесса. На то, что в рапорте Хана упомянута фраза Хох «теперь вспомнила», обратила внимание Пинки. Опираясь на эту деталь, защита надеялась ясно дать понять присяжным, что Хох – отъявленная лгунья. Однако на данный момент понятно, что жюри вряд ли видит в ней интриганку. В глазах присяжных она, скорее всего, выглядит как чудачка, привыкшая копаться в цифрах и обладающая лишь весьма ограниченными навыками социальной коммуникации. И к тому же женщина весьма прямолинейная – тем более что она явно сильно напугана. Присяжные вряд ли хорошо воспримут любые попытки унизить или наказать ее.
Еще один вопрос, который Стерну следует обойти в ходе перекрестного допроса свидетельницы, – это доклад, который доктор Хох написала и отправила в сентябре 2016 года в отдел контроля качества сразу же после телефонного разговора с Кирилом. До начала процесса Стерны одержали серьезную победу, когда судья удовлетворила их ходатайство исключить доклад из числа вещественных доказательств на том основании, что по своему содержанию он представляет не что иное, как домыслы. Он не является типовым документом, поскольку в «Глоубал» отсутствует регулярная практика внесения коррективов в данные экспериментов. Но если теперь Стерн попытается доказать, что Венди Хох в своих показаниях искажает истину, чтобы сохранить работу, доклад будет признан вещественным доказательством – опять-таки на том основании, что слова Стерна окажутся пересказом слухов и домыслов. Доклад превратится в свидетельство того, что Венди Хох в суде говорила то же самое, что и раньше, до того как ее заподозрили во лжи.
В результате Стерн, руководствуясь своей интуицией, на которую, по словам Марты, человеку его возраста полагаться уже не стоит, внезапно решает двинуться в другом направлении.
– По вашим словам, вы были очень взволнованы тем, что говорили с нобелевским лауреатом.
– Да, очень взволнована! – подтверждает свидетельница.
– А взволновало ли вас то обстоятельство, что вы участвовали в тестировании такого потенциально важного для человечества лекарства, как «Джи-Ливиа»?
– Замечательное лекарство, – говорит Венди Хох. – Очень важное.
Далее адвокат интересуется у свидетельницы, можно ли считать, что, если бы клинические испытания препарата продолжились, «Глоубал» бы на этом хорошо заработала. Отвечая на вопросы Стерна, доктор Хох всякий раз горячо кивает, словно хочет доставить ему удовольствие и тем самым компенсировать ту неуклюжую ложь, которую она допустила у себя на работе.
– А вам было известно, что, когда вы говорили по телефону с человеком, который представился как доктор Пафко, для компании на кону стояли несколько миллионов долларов? «Глоубал» должна была бы получить их, если бы испытания продолжились.
– Конечно, конечно, – говорит Венди Хох. – «Джи-Ливиа», большой бизнес. Большой.
Когда Фелд проводит повторный опрос свидетельницы от имени обвинения, начинает казаться, будто он подозревает, что это компания «Глоубал» решила подтасовать результаты тестирования, чтобы получить побольше денег. Вопросы, которые помощник федерального прокурора задает доктору Хох, чтобы развеять это впечатление, вызывают у нее недоумение. Но она в конце концов отрицает, что ее боссы дали ей указание внести изменения в базу данных.
Вместо того чтобы приступить к повторному перекрестному допросу, Стерн встает, тепло улыбается и произносит всего одну фразу:
– Спасибо вам, доктор Хох, за то, что приехали в такую даль.
Когда ее отец садится на место, Марта явно встревожена.
– Я не понимаю, что у тебя на уме, – едва слышно бормочет она сквозь стиснутые зубы.
