Тайна старого морга - Стелла Даффи
Горы тем временем приобрели невероятно насыщенный синий оттенок, предгорья стали темно-пурпурными. Четкие края пиков слабо светились в контражуре. Равнины по обе стороны дороги посерели – казалось, с наступлением ночи они не погружаются в темноту, а теряют цвет, превращаясь в потусторонний черно-белый пейзаж.
Сара следила за дорогой, посматривая иногда на указатель уровня бензина. Одной частью сознания она сосредоточилась на работе, другой отдавала должное природным красотам, а третьей раздумывала, что бы такое сказать мистеру Сидни Брауну или крикнуть санитаркам. А еще где-то в глубине души гадала: заглянет ли доктор Люк Хьюз в транспортный отдел сегодня вечером, чтобы забрать свои письма – когда она рассортирует почту, которую везет вместе с пассажирами. Эта последняя мысль постепенно возобладала над прочими, и, когда мистер Сидни Браун неожиданно произнес что-то не связанное с ее вопросами, прошла секунда или две, прежде чем она поняла, что он вступил в беседу с санитарками.
– Лордли Страйд, – сказал Сидни Браун.
– Простите, что? – переспросила Сара.
– Лордли Страйд пришел первым и сорвал рекордный приз, – продолжил Сидни. – Я слышал это по радио, когда ждал автобус. Рядовой аутсайдер, кто бы мог подумать.
В салоне мгновенно поднялся шум:
– У нее получилось! Это лошадка Фаркуарсон. Точно говорю, это ее лошадь! – А затем неминуемое резюме к большинству разговоров санитарок, слегка смягченное: – Вот зараза!
– Да о чем вы все говорите? – потребовала объяснений Сара.
Ей наперебой принялись отвечать все восемь пассажирок:
– Розамунда Фаркуарсон, которая работает у нас в регистратуре! Она обычно дежурит днем, но поменялась сменами и поехала на скачки. Она отправилась в город утренним автобусом и сказала всем, что собирается поставить на Лордли Страйд в последнем забеге! Мы ей все говорили, что она сумасшедшая!
Правда же заключалась в том, что Розамунда Фаркуарсон очутилась в затруднительном положении и очень сильно нуждалась в деньгах. То, что ее коллеги считали глупым риском, казалось ей спасательным кругом; она делала ставку, скрестив пальцы и насвистывая на удачу.
– Экие вы сплетницы, – пожурила их Сара.
– Это не сплетни! – воскликнула одна из санитарок. – Она сама всем разболтала. Ей все равно, кто что знает. И про то платье, которое она купила специально для скачек, да-да! Она сама сказала, что остался единственный магазин, где ей отпустят в кредит.
– Она сумасшедшая, – убежденно заявила маленькая медсестра, – вот что я вам скажу.
– А вы слышали о ней и старушке Камфот? – осведомился одинокий голос.
– О-о-о, да-а-а! – хором грянули остальные.
– Нет. Что именно? – спросила медсестра.
– Камфот застукала Рози целующейся с одним из парней, когда принесла им почту.
– Она разозлилась.
– Камфот или Рози?
– Обе.
– Надо думать!
– Но Рози сглупила, только себе хуже сделала.
– Думаю, не надо объяснять, кто из парней это был!
Сидни Браун звучно откашлялся. Голоса начали затихать и вскоре совсем потерялись за шелестом шин по гравию, дребезжанием кузова и рычанием двигателя.
Сара встревоженно задумалась о предмете всеобщего обсуждения. Она с удивлением поймала себя на том, что эти сплетни о Розамунде Фаркуарсон ей глубоко отвратительны. С удивлением – поскольку их приятельские отношения были случайными, основанными скорее на сходстве жизненного опыта, чем на общности интересов. Как следует они познакомились в регистратуре. Каждая из них вернулась в Новую Зеландию после долгого пребывания в Англии. Но в то время как мисс Фаркуарсон страдала по утраченным радостям своей восхитительной жизни в лондонской художественной школе и галереях, Сара всеми силами старалась избегать подобных причитаний. После начала войны она тоже страдала от болезненной ностальгии по прежним временам. Розамунда тогда еще только посещала художественную школу, а Сара уже имела за плечами три года в Оксфорде и один в театральном училище, не считая двух лет, проведенных в бесплодных попытках найти работу в различных компаниях. Розамунда постоянно витала в облаках, предаваясь воспоминаниям о былых увлечениях, воспоминания же Сары были более приземленными и прозаичными. После изнурительных месяцев гастролей в самых отдаленных уголках страны, которую поколение ее родителей-новозеландцев продолжало называть «домом», Сара наконец случайно попала на сцену театра «Вест-Энд», и это стало самым значимым из всех ее воспоминаний о Лондоне. Ее вызвали обратно в Новую Зеландию по семейным обстоятельствам – заболела младшая сестра. Ожидалось, что она поправится, но после ее шокирующе внезапной смерти Сара не смогла бросить их вдовствующую мать одну в Новой Зеландии. Охваченная тревогой, она осталась. А потом грянула война – и Сара застряла здесь.
– Вам повезло, что вы вырвались. От старушки Англии сейчас лучше держаться подальше, – заметил как-то дневной дежурный. И Сара прониклась чрезвычайно теплыми чувствами к Розамунде Фаркуарсон, когда эта обычно циничная и расчетливая блондинка горячо ему ответила:
– Тебе приятно отсиживаться в стороне, когда твои лучшие друзья воюют? Думаю, нет. И нам тоже.
Вот так, возможно несколько скоропалительно, они и заключили дружеский союз. Их вкусы и стремления мало совпадали. Розамунда провела два года в лондонской художественной школе благодаря щедрости своей английской тетушки. Как оказалось, в Новую Зеландию ей пришлось вернуться после объективной характеристики, выданной той же тетушкой ее родителям. Интересы Розамунды так яро сосредотачивались на молодых мужчинах, что она производила впечатление своего рода специалиста в этом вопросе. Когда она, выросшая в маленьком новозеландском городке в семье скромного школьного учителя, вдруг дорвалась до художественных вечеринок в Блумсбери, в эмоциональном смысле это подействовало на нее подобно гормональной буре. Сперва с недоумением, затем с воодушевлением и, наконец, с живейшим энтузиазмом Розамунда слушала постоянные беседы об эротике – в то время модной теме среди студентов-искусствоведов. Она быстро усвоила их странный жаргон и некоторые поверхностно-физиологические подробности, которые, словно какая-то реинкарнация старого боцмана, оказалась совершенно неспособна держать при себе. Розамунда так и сыпала непристойностями на каждом шагу, а ее любимым развлечением был процесс, который она называла «взбаламутить местное болото». Поначалу у Сары сложилось впечатление, что большинство разгульных поступков Розамунды осталось в том ярком периоде ее жизни, о котором она рассказывала; но с появлением рядового Мориса Сандерса среди выздоравливающих первой военной палаты ей пришлось изменить свое мнение.
«Боюсь, на этот раз, – со вздохом подумала Сара, – она развязала бессмысленную войну. Да еще и этот рядовой Сандерс! Как она могла?»
Она включила фары. Ярдов через двести Длинный перегон заканчивался – равнина резко обрывалась. В миле или двух к западу с гор вытекала большая река. Берега ее были такими отвесными, словно их края срезали гигантским ножом. Сара сбросила скорость. Дорога здесь ныряла вниз с
