Ольга Лаврова - Из жизни фруктов
-- А... Котя как попал сюда?
-- Драма! Учителем Котя был. Дочка академика влюбилась. Из девятого класса. А он в нее. Рыдания. Академик заскандалил. Я перед Котей преклоняюсь. Пожертвовал образованием, все бро-сил. Академик потом прощения просил. Да уж поздно. Такой Котя человек!
-- Вы помните массу всяких историй. -- Пал Палычу немножко смешно. -Только про вагоны начисто забыли. Три вагона с помидорами в конце апреля. А?
Видно, что Малахов задет.
-- Товарищ следователь, я, может, с придурью, -- хмуро говорит он. -Не все упомню. Возможно. Устаю как собака. Но учет я веду. Все оки-доки. Десять классов. Вы учет проверяли? Вагоны есть?
-- Нету.
-- Значит, не было. -- Какая-то мысль мелькает в глазах, и он легко забывает обиду. -- Вот вы кого -- вы Лобова еще спросите! Он от железной дороги весовщик. За вагоны мы ему расписываем-ся.
-- Сказали -- Лобов сегодня на учебе.
-- А-а, верно. -- И добавляет с гордостью за Лобова: -- Кончит вуз -начальником станции будет.
* * *
По бульвару шагает Томин. Тут почти всегда встречается кто-то из своих. Одному -- приветственный жест, другому кивок.
Человек, избегавший Знаменского на базе, сейчас хорошо одетый и имеющий преуспевающий вид, при приближении Томина расп-лывается в радушнейшей улыбке:
-- Ба, Томин!
-- Викулов? -- спрашивает Томин без особой радости.
-- Собственной персоной! -- отвечает тот и с таким сияющим лицом тянет руку, что Томин невольно подает свою.
-- На Петровку? Ты там? -- частит он, не отпуская ладонь Томина. -- А я -- не угадаешь, где! Такое могу порассказать!..
Издалека кто-то целится в здоровающихся телеобъективом и щелкает затвором фотоаппарата.
-- Позвони мне в "Космос", а? Нет, ты обещай! Встретимся, поболтаем, вспомянем. Номер 2-08, ладно? Я еще три дня в Москве.
-- Работы невпроворот, вряд ли.
-- Жалко. Ну, в другой раз. Всяческих тебе успехов. Будь здоров! -- и снова протягивает руку. Томин торопливо жмет ее, чтобы поскорее отделаться. И идет дальше, выбросив Викулова из голо-вы.
* * *
В кабинете Знаменского сидит Саша -- студент университета. С виду простецкий, "русопятый". Он -- один из тех, кто в конце апреля работал на базе в четвертом цехе.
-- Не обязательно было приезжать, Саша, ведь сессия на носу. Продиктовали бы по телефону.
-- Я хотел лично.
Что-то в его тоне заставляет Знаменского посмотреть на парня внимательнее, но тот отводит взгляд.
-- Может, понадобится? -- говорит он, передавая Знаменскому два листка, -- я захватил списки ребят. Это физматовцы... это наши... А сколько машин... -- Знаменский берется за авторучку. -- Да я вырву, что вам переписывать... Здесь отмечено по дням: двадцать восьмое, двадцать девятое, тридцатое.
-- Спасибо, спасибо, Саша. -- Знаменский скрепляет листки вместе.
-- Это вам что-то дает?
-- Да, эти листочки могут сослужить хорошую службу.
-- Там что-нибудь серьезное... на базе?
-- Просто любопытно или есть причина? -- осторожно выясня-ет Пал Палыч.
-- Ну... -- Саша колеблется, -- в общем, я знаком с Леной Чугунниковой и потому... -- неловко замолкает.
У Знаменского на минуту портится настроение: парень ему симпатичен.
-- Хорошая девушка? -- по-доброму спрашивает он.
-- Лучше всех. -- Саша за иронией с трудом скрывает беспокой-ство.
-- Да, тесен мир... Но я не вправе рассказывать.
* * *
Саша бегом спускается по экскалатору -- спешит на свидание.
Как всякая девушка, которой пришлось ждать, Лена в некото-рой досаде:
-- Ты так во мне уверен, что уже начинаешь опаздывать?
-- Ленуся, разве плохо, что уверен?
-- Хорошо, хорошо... только не зазнавайся.
-- Никогда! -- клятвенно произносит Саша. -- Это твоя приви-легия на всю жизнь!
Лена смеется.
-- Где ты, негодяй, застрял?
-- У следователя.
-- За тобой водятся преступления?
-- Масса, -- отзывается Саша легким тоном, но невольно хму-рится.
-- Рассказывай!
-- Не хочется отравлять вечер.
-- Но я обожаю страшные истории!
-- Ничего страшного... я надеюсь.
-- Все равно! Признавайся сейчас же!
-- Только ты не расстраивайся... На базе идет какая-то провер-ка. Помнишь, мы там работали, а теперь нас как свидетелей...
-- У мамы?
-- Да. Следователь не сказал, в чем дело, но какой-то неприят-ный осадок...
-- Ну-у, за маму можно не беспокоиться! -- беспечно говорит Лена. -Больших безобразий не допустит. Не забывай, она все-таки генеральша. Она всех держит вот так! -- сжимает кулак. -- К ней даже иностранцев возят.
* * *
На пустых ящиках, валяющихся около одноколейной дороги, проходящей по территории четвертого цеха, размещаются Зна-менский, Васькин, Малахов и новая фигура -- весовщик Лобов. Это молодой человек из "модерновых". Ухоженный, трезвый, спортивный. Одет элегантно, чего не скрывает наброшенный на плечи рабочий халат. Часы у него, конечно, электронные, курит он "Мальборо", бумаги носит в "дипломате".
Кладовщики и Лобов препираются. Знаменский доволен, что удалось их стравить: в споре проскальзывают интересные детали.
-- Просто дурная привычка -- за все железные дороги ругать! -- с апломбом говорит Лобов.
-- Железные, выдержат, -- примирительно вставляет Малахов.
Но Васькин мрачен.
-- Вас не бить -- ни вагона не дождешься! -- перекрикивает он шум подходящего состава.
-- Ну-ну-ну, я попрошу! -- надсаживается и Лобов. -- Претен-зии должны быть обоснованы. Если по воде или самолетом, то при грузе обязательно сопровождающий. Кто в воздухе украдет? Смешно! Но положен конвой. Тогда нам на каждый вагон надо по солдату, а разъезды и сортировочные стеной обнести! Дайте охра-ну -- пожалуйста, спрашивайте. А то чуть что -- дорога отвечай!
-- Давай не будем! -- отмахивается Васькин здоровенной своей пятерней. -- Вы за груз не отвечаете. Пломба цела -- и привет. Скорей подальше, пока мы внутрь не заглянули!
Состав прошел, но Лобов по инерции все еще кричит:
-- А ты, Владимир Тарасыч, очень мечтаешь, чтобы товар пришел целенький?
-- Чего мелешь? -- огрызается тот.
Лобов взглядывает на Знаменского и спохватывается:
-- Нет, разумеется, все заинтересованы в сохранности грузов, Горячимся, потому что болеем за общее дело. Хотя я лично -- не материально ответственный, поймите меня правильно. Мое дело взвесить. Однако невольно принимаешь к сердцу. Если глубоко разобраться, Пал Палыч, то корень зла -поставщик.
-- Вот это точно! -- с воодушевлением подхватывает Васькин.
-- Самое удобное -- ругать тех, кто отсутствует, -- отзывается Пал Палыч.
-- Нет, верьте слову, при существующем положении поставщи-ку плевать-расплевать, только бы отгрузить, хоть в поломанный вагон!
-- А тара? -- гремит Васькин. -- Бывает, товар -- в одном углу, а доски от ящиков -- в другом!
-- И вы знаете, почему так?
-- Знаю, -- кивает Знаменский Лобову. -- Убытки оплачивает не отправитель, а получатель.
-- Грузит один -- платит другой, а дорога, разумеется, виновата, -иронически заканчивает Лобов.
Малахов с искренним сожалением подтверждает:
-- Плохо грузят. Сколько влезет. Сколько не жалко. Сколько успели.
-- Чаще недогруз или перегруз? -- уточняет Знаменский.
-- Когда как. Мы держим равнение на середину. Придет, напри-мер, вагон по нулям. Значит -- килограмм в килограмм. Мы убыль все равно пишем. По норме.
-- Все равно пишете? Всегда?
-- Да слушайте его! -- срывается Васькин. -- По нулям! Весы-то не аптечные, железнодорожные весы! Ты скажи, какая у тебя официальная точность? -- оборачивается он к Лобову.
-- Плюс-минус полтонны на вагон.
-- Вот! Стрелки, может, и по нулям, а полтонны нету!
-- Ну ладно, кончили общие рассуждения. Вы принесли свою регистрацию грузов, товарищ Лобов?
-- Разумеется, -- он достает из "дипломата" учетную книгу.
-- Откройте двадцать девятое апреля.
Лобов шуршит страницами. Нашел.
-- Три вагона, -- продолжает Пал Палыч. -- Номера триста восемнадцать восемьдесят четырнадцать, триста восемнадцать восемьдесят сорок и триста восемнадцать восемьдесят сорок один.
Лобов просматривает записи.
-- Названные вами вагоны не значатся.
-- Вернее, у вас не помечены.
-- А почему должны быть помечены?
-- Потому что двадцать девятого между двенадцатью и часом дня их доставили сюда, на подъездные пути.
Воцаряется неприятная пауза.
-- Я попрошу уточнить, откуда сведения.
-- От сцепщика, из первых рук. По его, так сказать, наводке я нашел номера в одной из поездных ведомостей.
Еще более неприятная пауза. Малахов растерянно пожимает плечами и что-то бормочет. Лобов начинает усиленно "припоми-нать".
-- А-а... Во-он вы про что... Это знаешь, Владимир Тарасыч, про что -когда дождь шел!
-- Ну, допустим, шел, -- тянет Васькин, стараясь понять, куда клонит Лобов.
-- С утра зарядил, помнишь?
-- Ну?
-- Этот случай я объясню, Пал Палыч.
-- Будет с вашей стороны очень любезно, товарищ Лобов.
-- Помнишь, у одного вагона доски немного отошли? -- Лобов обращается попеременно то к Васькину, то к Знаменскому. -- Я говорю, старый вагон, сыплется уже, а он полез в пузырек -- будем, говорит, создавать комиссию, может оказаться недостача.