Самое королевское убийство - Си Джей Беннет
– Ах да, Макмиллан. Он не совсем так сказал, хотя стоило бы. События, дорогая Рози.
– Босс не слишком переживает, – отметила Рози.
– По поводу нового миропорядка? Да, она всегда так. Она пережила войну, которую мы едва ли можем вообразить. Потеряла империю и приобрела Содружество. Не говоря уже о леди Ди. – Сэр Саймон выпрямил спину. – Мне стоит брать с королевы пример. Меньше упиваться жалостью к себе. Чем я могу помочь?
– Вы уже видели? – спросила Рози и показала заголовок на экране телефона:
ПОЛИЦИЯ ДОПРОСИЛА МУЖЧИНУ (47 ЛЕТ) В СВЯЗИ С ДЕЛОМ
ОБ УБИЙСТВЕ СОСЕДА КОРОЛЕВЫ
– А, это. Простите, забыл вам сказать. Вчера звонил Блумфилд. С ними связался рыбак. Леди Манди держала клинкерную лодку в Кингс-Линн, чтобы сплавляться по Грейт-Уз. Рыбак видел Валентина Сен-Сира на лодке, направляющейся к заливу Уош двадцать первого декабря. То есть ровно туда, где, вероятно, выкинули в воду пакет с рукой. Но еще важнее, что Валентин упрямо отказывался говорить, что делал в тот день. Можно подумать, что если при столь подозрительных обстоятельствах ты и впрямь невиновен, то сам придешь в полицию, прежде чем они все выяснят, объяснишь свою версию событий, правда? Или, возможно, будешь просто все отрицать. В любом случае, больше Валентин ничего не отрицает. Он говорит, что развеивал прах матери. Вы же сейчас пойдете к Боссу, да? Скажите ей. Она будет в ужасе, потому что с пеленок знает Валентина. Но правосудие есть правосудие. В конце концов она примирится с этим.
– Ясно. – Королева не выглядела удивленной, когда Рози передала ей известия. – Да, это все объясняет. Думаю, это правда.
Королева довольно долго смотрела на клейкие бумажки для заметок.
– Кажется, мне нужно позвонить. Не могу представить, чтобы Валентин притащился из Лондона в Норфолк в одиночестве. Насколько я понимаю, он приезжает сюда так редко, как только может.
– Да, мэм.
– Не уходите.
Рози стояла рядом, пока королева просила оператора соединить ее с Хью Сен-Сиром.
Но трубку взяла Флора:
– Добрый день, Ваше Величество. Боюсь, папа сейчас в конюшнях. Могу я чем‐то помочь?
Королева приличествующим образом выразила сочувствие по поводу ареста ее брата, но Флора только отмахнулась:
– Его отпустят с минуты на минуту. Он ничего не сделал, обвинение ему не предъявишь. Меня только раздражает эта свистопляска в газетах. Ну вы понимаете.
– Да, – сказала королева. – Уверена, вся семья сплотилась вокруг Валентина.
– Разумеется, – заверила ее Флора.
– Полагаю, вы были вместе в той лодке?
Раздался сдавленный кашель, затем тишина. Бедная Флора. Королева почувствовала замешательство собеседницы от того, что ей задали этот вопрос – и не кто‐то, а ее суверен, внезапно, в разговоре, а не инспектор полиции на допросе. Флора растерянно заговорила:
– Да, мэм, мы все были там. Конечно. Мы давно запланировали этот выход.
– Чтобы развеять прах Ли, насколько я понимаю. Еще один тяжелый день.
Флора снова заговорила, уверенность возвращалась к ней с каждым словом:
– О, могло быть и хуже, но, полагаю, могло быть и лучше. Мама не хотела лежать в колумбарии, бедняжка. Сама идея сводила ее с ума. Она хотела остаться в море и в своем розарии. Оставила ясные указания на этот счет. Мы уже развеяли половину в розарии. С лодкой нам пришлось учитывать график Валентина, но я вас уверяю, что все было абсолютно, абсолютно невинно. Был ветреный день, а без мамы мы – совершенно безнадежные моряки. Когда поднялся ветер, половина пепла улетела нам в лицо.
– Какой кошмар.
– На самом деле было до смешного ужасно. Мы долго друг друга отряхивали. У папы пепел застрял в бровях. Конечно, стоило учесть направление ветра, но мы повели себя как идиоты. Думали совершенно не об этом.
Королева могла представить себе сцену в точности. Теперь, когда Флора снова была в своей тарелке, она передавала историю с оттенком насмешливости и своим обычным щегольством. Говоря по правде, ее рассказ звучал ровно как байка в ее духе. Королева удивилась – или скорее удивилась бы, не будь у нее нынешних подозрений, – что Флора до сих пор никому не рассказала об этом забавном случае.
Уверенность королевы в собственной правоте росла, и, насколько она понимала, погиб совершенно не тот человек. Плюс, как сказал бы Гарри, новые обстоятельства “портили всю малину” в том, что касалось сути дела.
Час спустя к королеве вошел сэр Саймон, чтобы сдать отчет и обговорить предстоящую поездку премьер-министра в Америку. После обсуждения особых дипломатических отношений, которые, казалось, становились все менее особыми с каждым новым президентом США, он передал королеве корзину с личной корреспонденцией и постучал по большому пухлому конверту сверху.
– Привезли только что. Рози попросила обратить ваше внимание, мэм. Архивистка нашла те письма королевы-матери, о которых вы спрашивали. Один из младших конюхов ездил утром в Виндзор и захватил их с собой.
– Ничего себе! Как быстро. Она, наверное, провела на работе всю ночь.
– Архивистка? Очень обязательная женщина, мэм.
– Спасибо, Саймон.
Королева взяла в руки конверт. Обычно “спасибо, Саймон” означало “до свидания”, и он прекрасно это знал, и все же, когда королева подняла глаза, секретарь все еще не вышел за дверь. Она вопросительно взглянула на секретаря:
– Да?
На его лице горело сдерживаемое любопытство. Конечно, он хотел узнать о содержимом конверта и почему оно вдруг так срочно понадобилось королеве. Он не мог спросить монарха напрямую о личных письмах ее родственников, но явно надеялся, что она расскажет сама. Возникло напряженное молчание. В конце концов секретарь сдался.
– Это все? – уточнил он.
– Спасибо, Саймон, – твердо ответила королева.
Он закрыл за собой дверь, и королева распечатала конверт.
Всего писем было около четырех десятков. Королева-мать вела обширные переписки, у нее было много друзей в Норфолке, которые с радостью ей отвечали. Однако не потребовалось много времени, чтобы выудить письма, отправленные из Ледибридж-холла. Все они были на одинаковой плотной кремовой бумаге, с тисненым семейным гербом и адресом, выведенным синими чернилами. Письма Джорджины выглядели так же, вспомнила королева, но ее подпись занимала половину страницы. Эти же были подписаны “Ли”, гораздо более мелким почерком.
Расстраивало то, что в связке не было ни одного письма матери к баронессе. Стиль письма королевы-матери был теплым и остроумным, соответствующим ее характеру, и вызывал к жизни ее образ с каждым словом. Однако писем от Ли к королеве было целых семь – больше, чем можно было надеяться. Связка сопровождалась запиской от архивариуса, в которой говорилось, что она постаралась разложить
