Ольга Некрасова - Платит последний
Станюкович был не того качества человек, чтобы деланно возмущаться, требовать доказательств и тому подобное. Он просто молчал. Просчитывал ситуацию.
— Он выигрывает конкурс в мэрии, на следующий день его похищают; я — конкурент, лицо заинтересованное, и к тому же я заказал статью, как вы метко выразились, Анидаг. — За полминуты он восстановил цепочку рассуждений Лидии. — Мне нечего вам сказать, Лида, кроме того, что это ряд случайных совпадений.
— И еще в этой статье вы подставили Бирюка, — напомнила Лидия.
— Я его не для этого подставил. Я его перед мэрскими подставил — сами же говорили: они не любят, когда на них нажимают, — отмахнулся Станюкович. — Нет, Лидочка, или кто вы там. Вы совершили достойную попытку, но вам меня не взять. С такой слабенькой доказательной базой вас мой адвокат по стенке размажет. — И Станюкович отвернулся, сразу потеряв интерес к Лидии. Она поняла, что это «нет» — самое окончательное, какое ей только приходилось слышать в жизни.
Может быть, это «нет» было смертным приговором Ивашникову.
— Борис Ефимович, — начала Лидия, чувствуя, как в глазах краснеет и тугие удары сердца отзываются в затылке. — Вы очень крутой, Борис Ефимович. (При слове «крутой» Станюкович благородно поморщился.) Владелец заводов, газет, пароходов. Сказали «нет» — и нет человека. Я понимаю, Ивашников для вас только препятствие на пути к трем миллионам. Но для меня он единственный, мой Колечка. Мне кажется, будет справедливо, если я уравняю ваши шансы.
— Ну вот, начинается детский лепет. — Станюкович смотрел сверху вниз. — Не продолжайте, я читал интервью вице-мэра, знаю, что он вас поддерживает… У меня миллионы, Лидочка. Интересно, как вице-мэр будет меня уравнивать с вашим Ивашниковым? Всех только могильные черви уравнивают.
— Вы сами это сказали, — безразлично произнесла Лидия. — Насчет червей. Вы живы, пока жив он.
— Мерзавка! — взорвался Станюкович. — Ты просто молодое глупое насекомое! Я бы своими руками вышвырнул тебя из машины! Меня останавливает только то, что при всей твоей беспардонности у тебя благородная цель. Так вот, если хочешь знать, я симпатизирую Николаю Ильичу: он знает себе цену и у него нет этого современного хамства, которого чересчур много у тебя. Ради него скажу: не трать на меня силы, ты ищешь не там! Я сам был потрясен, когда узнал о его исчезновении!
— Вы слишком быстро узнали о его исчезновении. Вечером он исчез, а наутро выходит газета со статьей. Скорее всего, ее печатали, когда он еще был с нами. — В ушах шумело. Лидия чувствовала, как туго проталкивается по сосудам загустевшая кровь. Но голова была на удивление ясной. Это ты мне говоришь, что я мерзавка и хамка?! — Не ерзайте, Борис Ефимович. Нашкодили, так будьте мужчиной, не отпирайтесь… — И, глядя в побелевшие глаза Станюковича, она мечтательно добавила: — Найму для вас солдатика из Чечни, какого-нибудь контуженного. Это будет справедливо: он ведь и за вашу нефть воевал.
Станюкович Борис Ефимович, владелец заводов, газет, пароходов, завизжал как резаный. У Лидии за спиной поползло вниз стекло, и не успело оно опуститься до конца, как через спинку дивана полезли телохранители.
— Во-о-он!!! — голосил Борис Ефимович.
— А грозились сами, своими руками, — дождавшись, когда он сделал паузу для вдоха, вставила Лидия. — Врете, как всегда.
Лимузин притормозил, свернул в переулок, и она полетела в снежную кашу на обочине.
Первое, что пришло в голову: место опасное, выскочит машина из-за поворота и… Кое-как она отползла на тротуар. И машина выскочила, ее «Волга». Лимузин сворачивал в конце переулка. Пожилой водитель «Волги», чтец газеты «Спорт» и флегматик, умчался за ним, увозя Лидин плащ, сапоги и, главное, серый сундучок с ключами от квартиры, кредитной карточкой, деньгами и книжечкой, где был записан телефон таксопарка.
Лидия отерла с лица грязь, которой обдала ее «Волга», и сплюнула. Она даже не успела узнать, как зовут водителя.
В переулок свернула чумазая, до крыши забрызганная иномарка.
— Стойте! — Лидия вскочила, кинулась наперерез, не подумав, что мокро и скользко, машина просто не успеет затормозить. Ноги подкосились — оказывается, у нее в кровь были разбиты оба колена, а Лидия сгоряча не заметила.
Это ее и спасло. Колеса иномарки пронеслись в нескольких сантиметрах от лица, в самом буквальном смысле на глазах. Было странно, что машина едет, а колеса не крутятся. Ах, это тормоза. Водитель тормозил.
Лидию подняли и втащили на заднее сиденье.
— За черной «Волгой», пожалуйста! — попросила она.
— Ага, сейчас, — хохотнул густой бас, и Лидия успела обрадоваться, что сейчас этот ужас кончится, она догонит свою машину и поедет домой, будет лечить коленки, и… Ее коротко и страшно ударили локтем в солнечное сплетение.
ОДНА
У Лидии перехватило дыхание. Рука в грубой перчатке полезла за воротник, рванула — пуговицы в стороны, — и задрала к горлу лифчик.
— Надо же, какое счастье кому-то! — восхитился бас.
— Давай ее завалим, а? Пока чистенькая!
У второго пассажира иномарки был высокий, почти мальчишеский голос. Привалив Лидию к себе, он пыхтел у нее над ухом синтетическим запахом жвачки. Тонкие потные пальцы зажали ей рот; она замычала, и пальцы вцепились в ноздри.
— Не вякай, кислород перекрою.
Вторая тонкопалая рука зашарила по груди, стала теребить сосок.
— Не велено, — коротко предупредил бас.
— Да кто узнает…
— Я! Говорю: «не велено» — значит, не велено.
Лидия боялась поднять глаза. Если эти двое увидят, что она смотрит, запоминает лица, — забьют до смерти. На обоих были кисло вонявшие кожей турецкие куртки. Затылком Лидия ощущала костлявую ключицу молодого, а у баса выпирало надутое пивное брюхо.
Иномарка свернула в какой-то глухой двор-колодец с забитыми фанерой окнами. Бас вылез и за волосы выдернул за собой Лидию. Она чувствовала, как трещат, лопаются в коже волосяные луковицы. Следом вылез молодой, хлопнул дверцей. Оставшийся в машине водитель включил фары.
— Приступим, помолясь. — Зайдя Лидии за спину, бас толкнул ее на кучу строительного мусора. Лицом и открытой грудью она попала в перемешанную со снегом цементную грязь, и тут же рубчатая подошва ботинка придавила ей шею. Лидия хлебнула пахнущей талой водой дряни, закашлялась. Бас дал ей отдышаться и снова окунул лицом в грязь.
Кто-то сорвал с нее жакет — Лидия подумала, что молодой, неймется ему. Быстрые пальцы расстегнули крючок юбки. Точно, молодой. Ботинок больше не давил на шею. Она стала приподниматься и получила пинка.
— Лежи.
Затрещала рвущаяся материя. Быстро взглянув через плечо, Лидия увидела в режущем свете фар: ее жакет валяется разорванный пополам, а толстый обладатель баса рассматривает, как на барахолке, вывернутую наизнанку юбку. Лидия не была уверена, что останется жива, но когда бас начал рвать юбку, протестующе закричала.
— Баба, — хохотнул бас и отшвырнул юбку. — Ты поняла, за что тебя? Или добавить?
Лидия обреченно кивнула.
— Не слышу!
— Поняла!
— Говорит, что поняла, — с сомнением произнес бас.
— Не может быть! Мы же только начали! — расстроился молодой. Пинком загнав юбку в лужу, он вытирал о нее ноги. — Не оборачиваться!
Подфутболенная юбка мокро шмякнулась Лидии на лицо. Молодой подошел и, обстоятельно предупредив: «Сейчас будет больно», носком ботинка ударил ее по ребрам.
— Лицо не трогай, — предупредил бас.
— При чем тут лицо?!
Ботинок скользнул по спине и поддел резинку трусиков. Лидия подумала, что трусики мокрые насквозь, прозрачные. Резинка срывалась с ботиночного ранта, молодой продолжал ковыряться.
— Хорошенького понемножку. — Бас открыл дверцу машины.
Молодой повозил подошвой в цементной грязи у Лидиного лица и оставил отпечаток на ее ягодице.
— Живи пока, соска.
Он влез в машину, и прежде чем захлопнулась дверца, Лидия услышала:
— Нет, ей-богу, зря мы так. Поставили бы рачком…
Иномарка уехала, и стало видно, что за подворотней, где она стояла, — освещенная улица с вырытой посередине канавой; по тротуару за канавой, брезгливо ставя ноги, плывут в снежной каше прохожие, в окнах горит свет, и вообще происходит жизнь.
Повернув к свету часы, Лидия рассмотрела стрелки. Меньше чем полчаса назад в лимузин с миллионером садилась респектабельная небедная женщина в тысячедолларовом костюме. А сейчас, клацая зубами от холода и ужаса, на куче мусора сидела полуголая бомжичка. Не было времени гадать, по чьему приказу с ней вытворили эту мерзость. Выживать надо.
Сказать, что она привела себя в порядок, нельзя даже с большой натяжкой. Туфли с отломанными каблуками — один отлетел, когда ее вышвырнули из лимузина телохранители Станюковича, второй сама отбила кирпичом. Свеженькое решеньице. Колготки с чудовищными дырами на коленях просто выбросила. Из юбки молодой паскудник вырвал крючок, молния разошлась, и Лидия проткнула края пояска шпилькой, загнув концы. Жилет, единственная не пострадавшая вещь, кое-как стягивал блузку с оборванными пуговицами. Жакет был разорван по шву на спине. Лидия вытерла лицо белой шелковой подкладкой и пока что, для тепла, надела его задом наперед.
