Фридрих Незнанский - Частное расследование
5. Оставить на третий этап приданного вам ранее специалиста по электроустановкам, электронике и схемотехнике прапорщика Карнаухова В. Я.
6. Санкционировать (безусловно) все действия, произведенные майором А.П.Невельским в порядке личной инициативы.
7. В связи с завершением очередного этапа представить список особо отличившихся офицеров группы по реализации операции «Полоса отчуждения» (на ее первом этапе) с целью:
а) представления на досрочное присвоение очередного звания;
б) вынесения им благодарности в приказе;
в) денежной премии;
г) награждения особо отличившегося фотографией его самого на фоне развернутого знамени Особого НаучноПроизводственного Отдела при Председателе ЦКК МБ РФ.
12 октября 1992
ПРЕДСТАВЛЕНИЕВ связи с Вашим ПРИКАЗОМ от 12 октября 1992 года представляю Вашему вниманию список офицеров, особо отличившихся при выполнении первого этапа операции «Полоса отчуждения» с указанием вида поощрения:
1. Прапорщик Карнаухов Вячеслав Яковлевич — представить к денежной премии.
2. Лейтенант Суханова Алина Альбертовна— представить к очередному присвоению звания старший лейтенант КГБ.
3. Капитан Иванников Анатолий Захарович — представить к вынесению благодарности в приказе с награждением его фотографией его самого па фоне развернутого знамени Особого Научно-Производственного Отдела при Председателе ЦКК МБ РФ.
12 октября 1992
12
Александр Борисович Турецкий, следователь по особо важным делам, сидел в своей машине, припаркованной в уютном дворике недалеко от Пушкинской, и ждал Сергея, который обещал ему два часа тому назад доставить «два сенсационных материала», как он неосторожно признался Турецкому по телефону.
Неосторожность, видимо, уже принесла свои плоды: Сергей обещал явиться на место встречи к часу, но до сих пор — а уже 13.47 — не пришел. Турецкий начинал волноваться.
Чтобы не дать себе «раскрутиться» в предположениях о причинах столь значительного опоздания Сергея, Турецкий решил еще раз проанализировать только то, что уже было известно ему достоверно, но к чему не подходил ни один вариант из рабочей гипотезы. Подобные факты, не укладывающиеся, откровенно торчащие наподобие шила из мешка, чрезвычайно важны: они либо расширяют, улучшают гипотезу, сразу и резко приближая ее к истине, либо, наоборот, уничтожают ее, способствуя тем самым рождению новой гипотезы, — верной или, точнее, более адекватной произошедшим событиям.
Каковы же эти «торчащие», «мешающие» факты?
Во-первых, мистический флер. Зачем? Зачем, например, было предсказание, что после похорон они с Мариной и Настей пойдут в ресторан, а затем, через неделю, поженятся? Зачем было сделано такое предсказание — раз? Кем — два? И почему сбылось — три? Если исключить мистическое, «загробное» объяснение, в материалистических рамках это никак не объяснишь.
Второе. Его «заброска» в Киев. Опять-таки: кто и, главное, ради чего?
Третье. Этот странный запрет на присказку. Совершенно бессмысленный с прагматической точки зрения. Ответа по-прежнему нет.
Четвертое. Неудавшийся Настенькин «полет» с балкона, в качестве наказания за вырвавшуюся из его уст запрещенную фразу. Значит, запрет был сделан совершенно серьезно? Кем? «Смежниками»? Смешно. Грамовым? Нет, невозможно. Уж он-то бы и дочь, и внучку пожалел бы.
Пятое. Подброшенные в гостиницу рукописи. Тут глупость полная. К тому моменту сама жизнь настолько уже убедила его в реальности мистических явлений, что подкладывать какие-то статьи для его осведомления не было никакого смысла.
Шестое. Грамовский архив, ушедший, что называется, «с потрохами» в ГБ. Что толку им с творений Пушкина, Лескова, Досхоевского? Ну, тут-то можно подобрать ответ. Он называется «заметки на полях». Там Грамов, может быть, чего-то написал, — ну, прямо на книжках, между строк. Теперь до этого дорыться трудно. Но можно — в принципе. Конечно, если постараться.
И, наконец, седьмое. Меркуловский «кроссворд», коварный ребус о детали, сопутствующей удавлению подушкой Олиного сына.
Внезапно кто-то сзади подошел к машине: Турецкий увидал в зеркальце заднего вида только сильно разорванный рукав куртки.
Турецкий мгновенно вывалился из автомобиля прямо на снег, выхватывая в падении «марголин»…
Это был Сережа Седых, слава Богу!
— Простите, опоздал. Машины мне не дали, я в метро застрял. Почти пятьдесят минут в туннеле простояли. Вот, у куртки оторвали весь рукав на выходе. Фу, торопился к вам, бежал. А вы чего, меня так испугались?
— Да нет, твоих «сенсаций»… — ответил Турецкий, вставая со снега.
— Сенсации — о, да!
— Садись, рассказывай.
— Так вот. Начнем с простого. А. Н. Грамов вырос в Марьиной роще. Там и закончил школу-десятилетку. Я в ней был.
— Зачем же ты туда ездил? Он учился там сто лет назад.
— Да. Но учился он там одновременно с С. А. Навроде. Они ровесники.
— Ну?! Это ты там, в школе, установил?
— Нет. В школе я получил домашний адрес классной руководительницы грамовского класса. Она еще жива, пенсионерка, восемьдесят три года. Так вот, они не только одногодки, но и проучились в одном и том же классе, пройдя всю школу вместе, — от 1 «Б» до 10 «Б»!
— Да. Это, пожалуй, сенсация!
— Нет. Это-то как раз не сенсация. Сенсация состоит в другом. Учительница мне поведала, что их класс она железно помнит В нем училось много неординарных личностей, людей, заметных на российском небосклоне, сейчас, тридцать три года спустя…
Ну-ну, давай рожай же, не томи!
— Еще один их одноклассник, Л. А. Шабашин
— Кто, начальник ЦКС?
— Генерал-лейтенант МБ нынче. Первый зам.
— Да. Убил ты меня. — Турецкий даже растерялся. Попали мы с тобой в компанию.
— Компания лихая, что и говорить.
— Фу, мне даже жарко стало. В пот бросило. Ну, это, я надеюсь, все.
— Нет, это я вам сенсацию попроще для начала выдал.
— А есть и посложнее? — Турецкий почти с испугом посмотрел на Сергея.
— Да. Позагадочней, на мой взгляд.
— Ну, валяй! — Турецкий наконец решился воспринять.
— Ребята-«археологи», ваш дружок из МУРа, Грязнов Слава, навел меня на них. Они взялись извлечь останки всего за десять штук, смешно? Пять вперед, пять по результату Ударили по рукам, достали, принесли. В мешке. Ну, я мешок — на экспертизу, как вы сказали, точно так, на голубом глазу, нашли вот, дескать, нечто около кафе. Я дело-то возбудил, конечно. И, конечно, от вашего имени. Для соблюдения процессуальных норм. Вот, пожалуйста. «О нахождении обгорелых останков неизвестного происхождения около заднего двора кафетерия «Золушка» 20 декабря 1992 года»
— И это оказались кости обезьяны, верно? перебил Турецкий.
— Предположительно какой породы? Ну? Сергей явно не хотел сдавать сенсацию без боя.
Предположительно — орангутанг, равнодушно продолжил Турецкий. Нет, это не сенсация. Я так и думал.
— Ага. А раз вы так и думали, то скажите мне, сколько содрали с меня гробокопатели, ну, «археологи», вручая эти обезьяньи останки? А?
Пять штук, поди, так вы договорились? Ну еще, по. жим, штуки полторы на пьянку попросили тебя набросить. Может быть.
О нет, не угадали. Я очень долго торговался с ними, с трудом сошлись на сорока.
— На сорока рублях? Отдал бы, что там торговаться!
— Нет. На сорока тысячах! Они сначала заломили сто, но я им — фигу! Битый час беседовали.
— Конечно, можно было б заплатить и сто, как я сначала и предполагал.
— Вы все неверно предполагали. Сто стоит, например, на Новодевичьем Хрущева вырыть или Гоголя, допустим. Одежда там, ботинки, на Запад, есть там коллекционеры. А генерала — ради формы, например, — простого генерала, не больше двадцати. С зубами золотыми, с орденами — подороже, двадцать пять. Как правило. А просто так кого-то, Грамова, допустим, вашего, на Истряковском кладбище, никем не охраняемом, ему десятка — красная цена… Вы не волнуйтесь, я же все узнал сперва в МУРе, прежде чем контачить с ними. Пусть я стажер, но не такой простак. Как некоторые.
— Все ясно. Я согласен. Но почему ж тогда цена взлетела вдруг безумно?
— А просто нам взвинтили цену. Дорогу кто-то нам перебежал, понятно?
— Нет, непонятно.
— Рассказываю. Договорились мы сначала на десятку. Я место им на кладбище сам указал, у них отличные есть карты, не схемы — карты, двадцатипятиметровки, всех кладбищ московских, подмосковных…
— Давай поближе к телу!
— Даю поближе. Я им на карте точно указал могилу, сказал: Алексей Николаевич Грамов. Извлечь все целиком, в мешок и — мне в руки. Все, сговорились. Я их авансировал. Пять. Они мне — завтра утром, жди! А сами звонят ночью: давай-ка встретимся, сменились обстоятельства. Ну, я из постели прыг — и к ним туда. Они мне: мы пришли копать и даже испугались. Что такое? — это я им. Они мне: глядь, а могила-то уже разрыта! Я им: не может быть! Они мне: мы тоже так подумали. А пригляделись: точно. Могила-то жены разрыта, С. А. Грамовой! Разрыта и пуста. Ни гроба нет, ни тела. Подчистую. Понятно? Кто-то снял жену.