Фридрих Незнанский - Частное расследование
— Могила Грамова А. Н.?
— Его-то пока не тронута. Была. Но! Раз кто-то проявил заметный интерес, так, значит, это надо кому-то. Они мне: мы всех «археологических коллекционеров» знаем… Два дня — и выясним, кто жену увел. Вот им-то мы и мужа, стало быть, запарим. Ну для комплекта, для коллекции. И не за десять штук, ясно, раз такое дело. А за сто. Стартовая цена. Ну, я им: двадцать штук даю не глядя! Они мне: девяносто! И пошло поехало. На сорока сошлись.
— Все ясно, Сережа. Ты знаешь, ты с ними снова завяжись и передай им от меня, ну как бы от «клиента», что если они найдут того, кто телом С. А. Грамовой заинтересовался, то я за это «тело» Грамова А. Н. отдам им задарма. Скажи: все останки, истлевший саван, все-все-все! Просто подарю…
— Не понимаю вас: зачем?
— За информацию.
— Нет, это-то понятно. За информацию и тридцать штук еще! Вот как с ними надо: за информацию «косарь» им скинуть. И будет с них. А то, глядишь, от жадности у них мошонки лопнут!
— Ну, я смотрю, ты специалистом стал.
— Стараемся.
— А сам ты в это время, вступив с ними в переговоры, подготовь…
— Знаю, знаю! — Сережа перебил Турецкого на полуслове. — Им подготовить кости человеческие, обгоревшие, мужчины лет пятидесяти, ведь так?
— Так, — согласился с удивлением Турецкий. — А как ты додумался до такого?
— Да очень просто. Впарить. Я им заказывал ведь Грамова за десять? Ну. Они сварганили мне обезьяну — за сорок. А я им что назад: не обезьяну же, конечно. А человеческие кости, точно так же, как и они, туфту задвину им.
— Ну ты даешь, Сергей!
— Стараемся, Александр Борисович. Служу Советскому Союзу! — как говорил один майор ГБ, устраиваясь сутенером на Гаити.
— Вот кстати, относительно гебешных майоров… Записывай: Чудных Борис Валерьевич. Иванников. Не знаю инициалов. Далее, майор Невельский А. П. Потом его соседка, живет дверь в дверь… Квартира 51. Суханова Алина. Ну и давай сюда еще Шабашина Л. А. прибавим… Все эти люди к нам имеют отношение. И вместе с тем они работают в МБ. Все, что о-них мы можем выудить по открытым источникам — архивам, выпискам из домовой книги, в загсе, ну и так далее. Понятно?
— Да это ж адова работа!
— Да, не сахар, согласен. Но что же нам делать?
— Нет, я не против поработать, но вы ж меня не посвящаете в детали, в суть.
— Я это делаю нарочно. По двум причинам. Во-первых, сам подумай, пораскинь мозгами, ты ж кое-какую информацию имеешь. И я скажу тебе: совсем не малую, глядишь, чего-то и сообразишь. Как только будет первый результат по «делу Турецкого в отпуске за свой счет», тогда я сразу подскажу тебе еще немного, понял? А во-вторых: чем меньше знаешь, тем больше шансов у тебя дожить до пенсии. Знаешь, как в Писании: «От многих знаний много и горестей и умножающий мудрость — умножает печаль». Поэтому вот тебе пятьдесят штук— компенсация истраченного плюс на чай и пиво и — вперед!
Высадив Сергея возле Следственного управления, Турецкий медленно проехал по Страстному, повернул на Чехова и покатил к Садовому кольцу.
Сергей действительно добыл ему два сенсационных факта.
Первый — что Навроде и Грамов — бывшие одноклассники, прекрасно ложился на его гипотезу, подтверждая, что он шел по верному пути. «Довесок» к этому факту Л. А. Шабашин, тоже их одноклассник, давал возможность построения новых ветвей расследования, делал гипотезу весомей и богаче, позволял быстрее двигаться вперед.
Второй сенсационный факт был абсолютно дик. Его нельзя было приставить ни к одному из «углов» версии Турецкого. Кому, черт возьми, могло понадобиться тело Грамовой С. А.? Да и зачем? Вот если бы у него, у Турецкого, останки Грамова ушли из-под носа, тут все было бы объяснимо. Их мог, во-первых, извлечь сам Грамов, чтобы скрыть концы, опасаясь возможной эксгумации, и, во-вторых, их могли раскопать «смежники», заподозрив, — точно так же, как он сам заподозрил, — что А. Н. Грамов жив. Да, да! Если б останки Грамова исчезли, это работало бы на версию, но увод тела жены Грамова! Не то что это путало все карты, нет! Объяснение есть, наверно, раз произошло, так, значит, было кому-то нужно. Но кому и зачем?
Турецкий ощутил, уже который раз за последние два с лишним месяца, что он, в сущности, совсем немного понимает, в чем же он так интенсивно крутится.
Проявление шло медленно и странно, открывая новые детали, но закрывая частично то, что представлялось ясным изначально.
Он выехал уже на кольцо, когда его вдруг внезапно осенило.
Ефимыч!
Конечно же Ефимыч!
Как же он сразу-то не сообразил!
Ефимыч подтасовал время задушения Коли. Сначала он дал заключение на месте: «Задушила ребенка, а затем сама вскрылась». А «дух», ну, этот, «форзи», сообщил Марине, что ребенок был задушен два часа спустя после смерти Оли. Дальше. Имея эту информацию и предположив, что это, может, правда, он взял «на понт», на «пушку» пьяного Ефи-мыча — на свадьбе. И тот тогда мгновенно и признался: да, дескать, время я чуть-чуть подтасовал.
Но как он объяснил, зачем он это сделал? Зачем подтасовал?
О, объяснение прекрасное! «Заботясь обо мне», о следователе Турецком!
Вот что имел в виду Меркулов!
Благой порыв!
Ефимыч пил, и крепко пил, как многие судмедэксперты, да и большинство патанатомов. На это все глядят закрыв глаза — традиция, «профессиональная болезнь».
И если бы Ефимыч так и сказал: спьяну, может, напорол, напутал, ты прости, там: две бутылки за день, сам понимаешь. Мог и ошибиться, кто без греха? Вот если бы так он объяснил возможность ошибки, то все ему сошло бы с рук. И ни Меркулов, ни сам черт не обратили бы внимания!
Но было-то другое! Во-первых, Ефимыч сразу же признал, что он их во времени местами поменял. То есть он признался не только в том, что радикально подтасовал результаты медицинской экспертизы, по сути их фальсифицировал. Нет, он признался в большем, во много раз большем: он признался в том, что совершил это сознательно. Прекрасно понимая, что он делает.
Ради чего он это делал?
Ради моего же блага! Ну, чтобы дело выглядело очевидней, как коллективное самоубийство. И чтобы расследование я закончил быстрее и не мучился впустую. Хотя он сам-то знал, что тут имело место убийство. Здорово он понимает заботу о ближнем! Да и кто — Ефимыч! Который или в подпитии — слегка, или в угаре, еле ходит, еле дышит. И с вечно потным лбом.
Он на «крючке», Ефимыч.
Меркулов сразу бы его подсек, а я, зеленый, столько времени думал!
13
Иванников — Невельскому
РАПОРТ (передан по линии закрытой радиофаксимильной связи)Сегодня, десятого октября, в полном соответствии с нашими предположениями сразу после окончания похорон О. А. Грамовой с сыном Н. Ю. Грамовым состоялась встреча А. Б. Турецкого с М. А. Грамовой и А. А. Грамовой.
Результаты контроля ситуации группой наружного наблюдения подтвердили, что встреча протекала ровно, без обострений, в полном соответствии с нашими предположениями.
Подчеркну, что имел место и забавный случай, который в силу его очевидной случайности следует классифицировать как курьез. А именно: А. Б. Турецкий, действуя по собственной инициативе, без всяких «поползновений» со стороны М. А. Грамовой, пригласил их (вместе с дочерью, разумеется) в ресторан, на что М, А. Грамова дала, естественно, согласие безо всяких колебаний.
Около полудня они посетили ресторан «Бармалей» и находились в нем более двух часов. Так как в этом ресторане работает официантом наш штатный сотрудник, прапорщик Кахно Ю. В., группа «наружки» имела возможность с помощью привлечения указанного официанта установить как аудио- так и видеоаппаратуру скрытного наблюдения (сначала в общем зале, затем у бара).
Разговор М. А. Грамовой и А. Б. Турецкого носил доверительный характер, что и предполагалось нами в одной из версий развития событий.
В частности, М. А. Грамова сообщила в непринужденной форме А. Б. Турецкому о неоднократных явлениях ей призрака покойного отца, а также и то, что сегодня, 10 октября, ранним утром к ней являлась помимо отца покойная сестра с сыном и предсказала ей, что сегодня, после похорон, она посетит ресторан со своим будущим мужем, т. е. с Турецким, за которого выйдет замуж через неделю.
Как нами и предполагалось, эта информация чрезвычайно насторожила А. Б. Турецкого и, как нам показалось, он заподозрил ее в некоторой причастности к странной истории о самоубийстве ее сестры.
Побочным и не вполне учтенным нами отрицательным аспектом случившегося следует считать, что, заподозрив М.А. Грамову в сопричастности, Турецкий дело о самоубийстве, как показало дальнейшее развитие событий, не прекратил, а, напросившись к М.А. Грамовой в гости «на ночь, подежурить, на днях», вернулся на службу, с которой через минут двадцать — тридцать уехал вместе со своим стажером С. Седых пьянствовать на квартиру последнего.